– А кто проводил бракосочетание? – поинтересовалась Жанна.
– О, ты не представляешь! – снова оживилась баронесса. – Целых ДВА епископа! Альбийский епископ Луи Амбуазский и личный духовник короля Жан де Рели, епископ Анжерский. А какие пурпурные чулки были на короле Карле в этот день! С палевыми вставками! Госпожа же регентша была в королевском сюрко. И бдительно следила за тем, как подписывали договор, по которому Бретань присоединилась к Франции. И все, включая духовных лиц, делали вид, что даже не знают о родстве жениха и невесты в четвертом колене и о предыдущих брачных договорах… Папе, конечно, написали, но разрешение на эти безобразия явно придет задним числом…
– Реннские жители тоже были в зале? – уточнила Жанна, вспомнив колымагу.
– Скажешь тоже, кто бы их сюда впустил! – взмахнула рукавами баронесса. – С горожанами получилось так смешно: госпожа регентша спрятала их за кроватью новобрачной. И сказала, что не выпустит обратно в Бретань, пока они не предоставят подробный отчет о первой брачной ночи короля. Чтобы Максимилиан Австрийский не смог сказать, что его жену принудили силой вступить на королевское ложе, как ты понимаешь. И они такого, говорят, понаписали! Читать невозможно, уши от стыда краснеют. Горожане, что с них взять, никакого понятия о куртуазности…
– Король не обижает госпожу Анну? – вспомнила свои волнения и страхи Жанна.
Баронесса задумалась.
– Пока нет, – сказала она. – Они оба юны, оба пылки, судя по отчету. Он обижает ее как король Франции герцогиню Бретани, лишая независимости, но как супруг супругу – нет. Он любезен и обаятелен. А маленькая герцогиня умна, как ты знаешь. Я бы сказала, что для королевского союза – это удивительно удачный брак. Хотя кто знает, что нас всех ждет впереди… Говорят, королю придется ехать в Блуа, чтобы попрощаться с бывшей невестой.
– А как давно приехал господин виконт? – коварно спросила Жанна.
Баронесса довольно противно засмеялась и начала грозить ей пальцем.
– Ага, я же вижу твой интерес к нему, девочка моя, не отпирайся! Каких бы ужасов ты о нем не нарассказывала, а он тебя волнует, ведь так?
«Еще как волнует…» – мрачно подумала Жанна.
Но отрицать не стала:
– Мне, разумеется, льстят знаки внимания, которые оказывает принц лилий, – осторожно начала она, – но мы ведь с вами помним, что он, как человек, обожающий Восток, скорее, заинтересован историей госпожи Нарджис, нежели моей скромной персоной.
– Твоей скромной персоной, – пропела баронесса. – Твоей скромной персоной, скажи на милость. Твоей роскошной персоной, я бы сказала. Господин виконт ни разу не справлялся у меня о госпоже Нарджис, а вот о тебе спрашивал при каждой нашей встрече. Можно сказать, он вынудил меня написать тебе письмо с просьбой приехать как можно скорее: я сидела вот за этим столиком, в этом кресле, а он стоял позади и буквально умолял меня как можно скорее дать тебе знать, в каком замке я нахожусь.
– Но он ведь знал, что я обязательно привезу госпожу Нарджис, – попыталась отпереться Жанна.
– С чего это? – картинно удивилась баронесса. – Госпожа Нарджис у нас теперь дама замужняя, о ней есть кому позаботиться. Господин виконт лично присутствовал на ее бракосочетании и видел все собственными глазами. И, насколько я поняла, очень порадовался за нашу бедную малютку, как и подобает благородному, воспитанному человеку таких кровей. А вот к тебе он проявляет повышенный интерес – и, как мне кажется, удивляться тут нечему. Красивая придворная дама, вдова. Кому как не тебе принимать знаки внимания знатных кавалеров?
– Он мне не нравится, – с усилием выговорила Жанна.
Подумала и добавила чистую правду:
– Я его боюсь.
Баронесса расхохоталась так, что аж слезы брызнули.
Она принялась осторожно промакивать их кружевным платочком, но потом новый приступ смеха свел на нет все усилия баронессы, и она махала платком, как знаменем, словно не в силах сдержать удовольствия.
– Она его боится, слышала бы твоя матушка! Ее девочке попался в сети настоящий принц, Бурбон, красавец (если приглядеться) – не кавалер, а сказка! А она его боится. А я-то понять не могла, почему все кинулись на королевскую свадьбу, а госпожа де Монпезá засела дома, подальше от благодеяний, которые сейчас золотым дождем прольются на всех, кто находится при дворе. Я поражена, моя девочка, я просто поражена! Более блестящей партии даже вообразить невозможно! Мы, конечно, говорим «господин виконт де Шатолу», раз господин виконт желает себя так именовать – но не для кого же не секрет, что разговариваем-то мы с герцогом Бурбонским. Который выше по положению, чем господин де Боже, супруг регентши. Единственный законный сын покойного герцога Бурбонского! Холост! Обаятелен! Изысканно одет! И госпожа Жанна его боится. Прелестно, прелестно.
– У меня такое ощущение, дорогая госпожа Беатриса, – показала слегка зубы Жанна, – что господин виконт нравится вам значительно больше, чем мне. А где гарантии, что его просьбы написать мне письмо, присутствие на свадьбе моей камеристки – все это выражение его интереса ко мне? Может быть, это всего лишь предлог, чтобы видеть вас? Вы ничуть не менее прекрасны, чем я, точно так же овдовели, но вдобавок к очарованию у вас есть еще и опыт – а это так привлекает мужчин.
– Благодарю за столь наглую лесть, – склонила голову баронесса. – Но не пудри мне мозги, моя девочка. От судьбы не уйдешь, поверь мне. А твоя судьба – блистать при самых роскошных дворах Европы.
– Я не готова сейчас разговаривать на эту тему, – устало сказала Жанна.
– А я тебя и не неволю, – отпарировала баронесса. – Конечно, когда проведешь столько времени в дороге, кажется, что мир состоит из одних колдобин и раскисших от дождя колей. Надо отдохнуть, достать наряды и драгоценности, посмотреть двор, показать себя – и жизнь снова заиграет всеми красками. Ложись отдыхать, утро вечера мудренее. Посмотри на нашу прекрасную Нарджис – вот уж кто седьмой сон видит.
А Жаккетта и правда крепко спала на кушетке под щебет благородных дам.
Глава II
Жанна последовала мудрому совету госпожи баронессы и отправилась подремать.
Проснулась она только к вечеру, когда в комнате было темно, лишь мерцали угли в камине. Баронесса была где-то в замке, видимо, вращалась в высшем обществе. Ее молчаливая мрачная камеристка тоже отсутствовала, наверное, ушла на кухню веселиться.
В приемной слышались негромкие голоса рыжего пирата и Жерара. Жанне стало так хорошо, что она сама удивилась этому ощущению блаженства. Набросив домашнее платье, придерживая волосы рукой, она вышла из спальни – и уткнулась лбом в плечо Жерара. Он обнял ее и усадил на походную кровать, одну из двух, которые раздобыли в городе и теперь разложили у камина. Жанна прижалась к Жерару и снова закрыла глаза, наслаждаясь ощущениями: теплом камина, теплом Жерара, прохладными веяниями неизбежных сквозняков, голосами мужчин, шорохами ветра за ставнями.
