Тем временем Тамара обследует старушкину хибару и обнаруживает холодильник, а в нем пиво, которым потчует себя и нас. Я же протоколирую пылкую речь Чарли: он все еще разглагольствует, оседлав мумию, простертую на своем уродском канапе.
– Все мы знаем, что Селин, в силу тяжкого заблуждения, стал мерзким антисемитом (прошу прощения за сей плеоназм!). И однако, мы тоже, как Бардамю, ищем виновного. Молодая женщина, которую вы здесь видите, зовется Тамарою, и вот она никак не может понять, отчего ей приходится торговать своим телом, чтобы содержать дочь. Вон тот кретин рядом с ней, по имени Октав, также непрерывно задается подобными вопросами, что ясно написано на лике этого чахоточного сфинкса. Так кто же растлевает и губит сей мир? Кто эти злодеи? Сербы? Русская мафия? Исламские фундаменталисты? Колумбийские картели? Нечего сказать, прекрасные козлы отпущения!
Точь-в-точь пресловутый «жидомасонский заговор» тридцатых годов! Вы поняли, куда я клоню, уважаемая мадам Каквастам? Наш козел – вернее, коза – это вы. Каждый из нас должен ясно сознавать последствия своих действий на этой земле, сие чрезвычайно важно. Не угодно ли пример: если я покупаю продукты фирмы «Monsanto», я тем самым поддерживаю трансгенную инженерию. Вы доверили свои сбережения некой финансовой группе, и это приносит вам баснословные проценты, позволяющие оплачивать эту кошмарную хоромину в живописном квартале Майами. Возможно, вы и не предвидели всех последствий такого решения – вполне безобидного для вас лично, но круто меняющего судьбы других людей; вам ясно, о чем я толкую? Ибо решение это сделало вас ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦЕЙ МИРА.
И Чарли треплет старушенцию по щеке, заставляя открыть полные слез глаза. Жертва испускает жалобные всхлипы, приглушенные шарфом.
– Знаете, – продолжает он, – в детстве я обожал фильмы про Джеймса Бонда: там всегда действовал злодей, желавший стать Повелителем Мира; он содержал в подземной крепости тайную армию и вечно угрожал взорвать планету ядерными ракетами, похищенными в Узбекистане. Вы ведь помните эти фильмы, мадам Уордревность? Так вот, совсем недавно я сделал открытие: Джеймс Бонд, как и Луи-Фердинанд Селин, попал пальцем в небо. Повелитель Мира совсем не похож на злодея или на жидомасонов, нет, совсем не похож. Как ни смешно, Повелитель Мира носит мятый халатик и голубой парик, владеет безвкусной виллой, лежит тут с шарфом в глотке и при этом знать не знает, что он-то и есть тот самый Повелитель Мира. Да-да, это именно вы, мадам Уордоллар! А известно ли вам, кто мы? Мы – агенты 007! Тра-та-там! Па-па-пам!
И Чарли принимается насвистывать мелодийку Джона Берри. Свистит он чисто, но это не мешает Повелительнице Мира патетически стонать, мотая головой на подушке крикливых тонов в стиле Версаче (который, стало быть, не умер, коль дело его живет).
– И не пытайтесь разжалобить меня, мадам Уордерьмо. Разве вы сами кого-нибудь жалели, когда целые регионы страдали в результате массовых увольнений, интенсивной реструктуризации и жестокой социальной ломки, проводимых исключительно ради ваших прекрасных глаз?! Нет? Ну так и не хнычьте, сделайте милость. Побольше достоинства, и все сойдет хорошо. My name is Bond, Джеймс Бонд. И мы явились сюда лишь для того, чтобы просить вас передать вашему пенсионному фонду «Темплтон» с активами в 1300 миллиардов франков, что отныне он не сможет требовать увольнения служащих на своих предприятиях, иначе к таким людям, как вы, будут все чаще и чаще наведываться такие люди, как мы. Ясно?
Тут в дело вмешалась Тамара:
– Погоди, Чарли, мне кажется, она хочет что-то сказать.
И верно, старушенция тыкала скрюченным пальцем в фотографию, стоявшую на журнальном столике. Черно-белый снимок в рамке представлял красивого улыбающегося солдатика в американской военной форме и каске.
– Мммпфмммпф! – пыхтела она, указывая на портрет.
Я вытащил шарфику нее изо рта, желая все-таки разобраться, что означает это ее мычание. Она тотчас заверещала на весь дом:
– WE SAVED YOUR ASS IN 44! MY HUSBAND DIED IN NORFUCKINGMANDY!! Regarde, CONNARD, le photo de MON MARI morte CHEZ VOUS a la D DAY!!!
Лично я счел, что это очко в ее пользу. Но Чарли старушкин довод привел в бешеную ярость. Я был совершенно не в курсе его семейных дел, и, уверяю вас, они стали для меня полным сюрпризом.
– Слушай, ты, миссука! Мы пришли сюда не за тем, чтобы считаться нашими мертвецами. Вы играли в эту войну только ради экспорта своей вонючей кока-колы. IT'S COCA-COLA WHO KILLED YOUR HUSBAND! А вот мой отец покончил самоубийством, когда его выбросили с работы во имя увеличения прибылей. И я нашел его в петле, ясно тебе, старая сволочь? YOU KILLED MY FATHER!
И он начал хлестать ее по лицу – на мой взгляд, слишком жестоко. У старухи брызнула кровь из носа. Клянусь вам, я пытался его удержать, но хмель удесятерил его силы.
– ТЫ ПРИКОНЧИЛА МОЕГО ОТЦА, СТАРАЯ СВИНЬЯ, И ТЫ МНЕ ЗА ЭТО ОТВЕТИШЬ!
Он осыпал ее ударами, метя кулаками в глаза, разбил об ее нос пивную бутылку, вырвал изо рта искусственную челюсть и засунул ей между ног; в общем, можно сказать, решил сократить старушкин век, полный страданий и в любом случае подходивший к концу, хотя, с другой стороны, это можно было расценить и как состояние аффекта. Короче, пять минут спустя (что немало – например, один раунд в боксе длится куда меньше) миссис Уорд испустила дух, наполнив комнату запахом дерьма. Подушки Версаче просились в чистку.
Тамара, явно знакомая с такими взрывами бешенства, и глазом не моргнула. Пощупав старушкин пульс, иными словами, установив ее кончину, она принялась методично и споро наводить порядок в комнате. Труп она велела нам оттащить в вестибюль, к подножию греко-римской лестницы. Затем мы на цыпочках вышли из этой мрачной хоромины, предварительно разбив камеру наблюдения камнями из сада.
– Как думаешь, видеозапись осталась?
– Да нет, это же обычный домофон.
– А если и осталась, все равно тут нас никто не знает.
Эта последняя фраза сильно развеселила охранников, просматривающих все записи местных камер наблюдения (один из них, гаитянин, бегло говорил по-французски); но им стало не до смеха, когда они выяснили, что миссис Уорд подверглась нападению и им придется составлять рапорт по факту убийства для полицейского управления города Майами.
Именно с того момента я и вырубился вчистую. Квартал был безлюден. Чарли наконец пришел в себя. И согласился с Тамарой:
– Уж больно он был тошнотворный, этот ее диванчик.
Мы закончили вечер в клубе «Мадонна», где стриптизерки в чисто символических трусиках, красивые, как куклы, и такие же ненатуральные, потрясающе ловко вытаскивали у мужчин зубами десятидолларовые купюры из ширинок, куда те их засовывали. Мы бурно аплодировали и громко хвалили их сногсшибательные (хоть и насиликоненные) груди.
– Вот с бабами всегда так, – констатировал Чарли. – Либо они нас запугивают, либо нас от них тошнит.
Уязвленная в своей профессиональной гордости, Тамара продемонстрировала нам отвязный номер: вскочив на стойку, она исполнила зажигательный танец, вызывающе облизывая при этом горлышко пивной бутылки и растирая себе соски льдинкой из моей водки, и отплясывала до тех пор, пока нас не выставили за дверь ее разъяренные конкурентки. Потом мы, все трое, заснули в отеле перед телевизором, который показывал крутейшую порнуху на гостиничном «Pay per view» (в частности, двойной fist anal, – я и не знал, что это вообще технически возможно), и, должен сознаться, стоны актрисы довели меня до того, что я извергся прямо в штаны.
