И Эмили из их числа.
От всей этой сцены за милю несло фальшью. Эмили сбежала, оставив ей подарок для Марка, больше всего напоминавший мину замедленного действия. «Как только Марк ее отпустил? Хороший он парень, но до чего наивный…» Мариам так и не пришла ни к какому определенному выводу относительно того, кем ему приходилась эта девушка — сестрой, женой, любовницей или просто подругой; она по-прежнему не понимала, что их связывает, но точно знала, что задумала Эмили.
Порвать эту связь.
4
2 октября 1998 г., 9.02.
Марк смотрел на хлопочущую за стойкой бара Мариам. Не переставая принимать заказы, она сунула переданный Эмили пакет в ящик кассы. По тому, как она покосилась на него, Марк понял: нечего и думать, что удастся ее уговорить. Женская солидарность. Он в отчаянии уставился на лежащую на столе зеленую тетрадь Кредюля Гран-Дюка. Эмили хорошо знала что делает. До начала занятий у него еще целый час. Первым в расписании идет скучный до зевоты семинар по европейскому конституционному праву под руководством молодого препода, который половину времени тратит на болтовню по мобильному телефону. Эмили все рассчитала. Заманила его в ловушку. Надо же ему как-то убить этот час.
В «Ленине» уже было не протолкнуться. Какой-то верзила поинтересовался, можно ли ему присесть к Марку за стол, и тот рассеянно кивнул. На красно-белых часах с маркой «Мартини» было 9.03. Понимая, что выбора у него нет, Марк все же медлил открывать тетрадь. Медленно провел рукой по гладкой поверхности картонной обложки. Чуть выждал и снова поднял глаза. Черные стрелки часов не сдвинулись ни на миллиметр, словно приклеенные.
9.04.
Марк вздохнул.
К кофе он так и не притронулся. Да не станет он его пить! Он вообще не любил кофе. Пожилой профессор, пристроившийся возле стойки с кружкой пива и номером «Ле-Паризьен», с вожделением смотрел на его место. Марк с большим удовольствием уступил бы ему стул, а сам убежал догонять Эмили, швырнув тетрадь в мусорное ведро.
Он перевел взгляд за окно, пытаясь отыскать в многолюдной студенческой толпе силуэт Эмили. Вот если бы они преградили ей путь, а потом расступились, чтобы он смог увидеть ее и броситься к ней… У него вдруг защипало в носу. Марк почувствовал, как заколотилось сердце, а в горле появился ком. Он давно научился распознавать первые симптомы болезни — тахикардия, сбой дыхания. Зря он смотрит на площадь.
Он отвернулся от окна, и ему сразу задышалось легче.
Пальцы снова легли на светло-зеленую тетрадь.
Эмили выиграла. Как всегда. Хочешь не хочешь, но придется и ему отправиться на встречу с прошлым.
Марк глубоко вздохнул и открыл тетрадь. Гран-Дюк писал мелким убористым почерком, ровным, хотя и не каллиграфическим. Абсолютно понятным.
Марк наклонился к тетради. И нырнул в синие волны букв, слов и строк — словно бросился вниз головой в океан сомнений.
Дневник Кредюля Гран-Дюка.
Все началось с катастрофы. Думаю, что до 23 декабря 1980 года никто — или почти никто — и слыхом не слыхивал про Мон-Террибль. В том числе и я. Мон-Террибль — одна из не самых больших вершин массива Юра, на границе Швейцарии и Франции, возвышающаяся в излучине реки Ду; с французской стороны она граничит с коммуной Монбельяр, со швейцарской — с кантоном Порантрюи. Ничем не примечательная гора высотой 804 метра, на склонах которой пасутся коровы. Однако забраться на нее не всегда бывает легко, особенно зимой, когда она занесена снегом. Название «Мон-Террибль» если кому и известно, то, может, паре-тройке историков — во времена Революции так именовался франко-швейцарский департамент. Но с тех пор утекло много воды, и про гору все забыли, не считая сотни-другой местных жителей, между собой, кстати, величающих ее коротко «Мон-Терри». Разумеется, когда в ночь с 22 на 23 декабря на юго-западный, французский, склон рухнул аэробус 5403 «Стамбул — Париж», журналисты предпочли полное название. Поставьте себя на их место: «трагедия на Мон-Террибль»
[2]
звучит куда как выразительнее, чем «трагедия на Мон-Терри»!
Возможно, люди о ней еще помнят. Возможно, нет. Авиакатастрофы в наши дни — не редкость, и они похожи одна на другую. За несколько месяцев до описываемого мною случая на Канарах, близ Тенерифе, разбился «Боинг-747». Сто сорок шесть погибших. На следующий год, 1 декабря 1981 года, «Дуглас ДС-9», выполнявший рейс «Любляна — Аяччо», врезался на Корсике в гору Сан-Пьетро: сто восемьдесят жертв. В истории Корсики это единственная авиакатастрофа. Про нее все точно забыли — кроме корсиканцев, естественно. А вот про крушение самолета близ горы Сент-Одиль
[3]
еще помнят — пока эстафету не подхватит кто-нибудь еще.
Но в 1981 году все дружно заговорили о «черной серии».
Чушь полная! Достаточно посмотреть статистику. Вы уж мне поверьте, я обшарил все сайты, посвященные авиационным катастрофам, включая 1001crash.com. Зайдите на него сами и своими глазами убедитесь, насколько точная информация там приведена. Число погибших, технические подробности, чуть ли не посекундное описание последних мгновений перед роковым падением. Это кажется невероятным, но составители сайта установили, что за последние 40 лет самолеты терпели крушение больше 1500 раз, в результате чего погибло двадцать пять с лишним тысяч человек… Подсчитайте сами: получается примерно 40 авиакатастроф в год. Иными словами, каждую неделю в мире разбивается самолет, и далеко не всегда это происходит в Китае или над сибирской тайгой…
Что ж тут удивляться, что про трагедию на Мон-Террибль люди довольно быстро забыли. Что такое сто восемьдесят шесть погибших? Пыль. Звездная пыль…
Да я и сам в то время не обратил на этот случай внимания. Ну, услышал сообщение по радио… И думать про него забыл. В то утро я был в городе Андае и сидел в засаде. Я тогда расследовал в одном казино финансовые махинации, за которыми явственно маячили баскские террористы. Работенка — не соскучишься. В ту пору я охотно брался за горячие дела, можно сказать, специализировался на них. Частным сыском я занимался уже почти пять лет, потратив предыдущие двадцать на игры в наемника в разных уголках земли. Мой возраст приближался к пятидесяти. В наследство от бурного прошлого мне остались в кашу раздробленная бедренная кость и перекрученный не хуже веревки позвоночник. Когда приходилось вести скрытое наблюдение, я толстел на килограмм в неделю — чтобы от него избавиться, у меня уходил в лучшем случае месяц. Короче говоря, в шкуре частного детектива я чувствовал себя вполне комфортно, даже если удача сопутствовала мне далеко не всегда.
Новость о крушении самолета я, как и все, услышал по радио, когда сидел в машине на парковке перед казино Андая, и пропустил ее мимо ушей. Откуда мне было знать, что не пройдет и нескольких месяцев, и эта катастрофа станет для меня смыслом жизни. Вот ведь ирония судьбы!
