* * *
Олег, пробежав очередные семьсот-восемьсот метров, перешел на быстрый шаг. Нельзя было сказать, что он сильно устал — дыхание, хоть и учащенное, оставалось равномерным, не сбитым. Однако пот застилал глаза, и солнце, перевалившее зенит, жарило немилосердно. Юноша пожалел, что не взял с собой ничего покрыть голову. Кроме того существовали еще проблемы: люлька очень сильно натерла кожу на шее и хотелось пить, но беглец, не желая останавливаться, упорно продвигался вперед, решив, что дойдет до города, а уж там ополовинит бурдюк. И потом, ему казалось нечестным утолить жажду, в то время как его малышка была голодна. Олег крепко надеялся, что обитающие в Таганроге выродки должны найти, чем покормить ребенка. О том, что их могут принять враждебно, или убить его и малышку, или что он просто-напросто никого в городе не найдет, юноша предпочитал не думать.
Хотя густые чащи сменялись степными проплешинами, пустыми как безоблачное небо, дорогу трудно было назвать разнообразной, и она убаюкивала. Ветерок полностью стих, а окружающий мир погрузился в гнетущее безмолвие, и только учащенное дыхание беглеца нарушало застоявшуюся тишину. Опасностей вроде бы не наблюдалось, лишь однажды на юге появился черный как смоль птеродактиль. Но до идущего человека крылатой бестии, очевидно, не было никакого дела. Летающий ящер, покружив немного, скрылся за горизонтом.
Юноша снова перешел на бег и вскоре заметил вдали слева от дороги большой короб синего цвета.
«Странные дома до коллапса строили», — подумалось Олегу. Вскоре беглец увидел, что за синим коробом стоят другие здания. Большинство из них походило на нормальные человеческие хаты, хотя и несуразно большие, но некоторые имели совершенно необычные формы, по крайней мере, ничего подобного в Лакедемоне не встречалось. Например, имелась совершенно круглая, чем-то схожая с бочкой конструкция, накрытая конической крышей. Она была в несколько раз выше любого из домов Лакедемона, что поразило юношу, и он даже замедлил бег. Рядом с этим сооружением росли деревья причудливого вида, закручивающиеся в замысловатые петли, раздваивающиеся, растраивающиеся, вновь соединяющиеся в одно целое. Но тратить время даже на разглядывание таких необычайных диковинок было нельзя, и он вновь ускорил шаг.
Неожиданно сбоку донесся негромкий свист. Источником звука были, по всей видимости, белые птицы, чем-то отдаленно напоминающие неуклюжих куриц, но только гораздо большего размера. Человеку они доставали до пояса. Пернатых мутантов было около десятка. Они, хлопая крыльями, переваливались навстречу путнику, и вытянув шеи, открывали слегка загнутые клювы, но вместо кудахтанья из их глоток вырывался противный свистящий звук. Олегу вдруг стало трудно дышать. Он попытался вскинуть автомат, но руки отяжелели, перед глазами все поплыло. Юноша покачнулся и неуклюже осел на землю. Голова, будто заполненная расплавленным свинцом, стала крениться куда-то вниз и набок.
Вдруг все резко оборвалось. Олег почувствовал, как кто-то горячим языком облизывает ему лицо и руки, а потом услышал громкий лай. Вокруг, то припадая на передних лапах к земле, то высоко подпрыгивая, носился Серый.
Юноша оглянулся. Он сидел на краю дороги, а рядом лежал автомат. Слава всем богам, малышка в брезентовой люльке не пострадала, но встревоженному отцу показалось, что она стала еще бледнее. Теперь, когда морок отступил, Олег обнаружил, что на поле полно чьих-то останков, расклеванных до костей. Проведя пальцами по саднящему горлу, он нащупал кровоточащую ссадину, оставленную, по всей видимости, кривым клювом одной из пернатых чародеек, которую так вовремя спугнул прибежавший пес.
«Вот же твари, — подумал Олег, обнимая лохматую голову друга. — Если б не Серый, лежал бы я тут, птичек проклятых собой кормил... а, может, пострелять вас в ответ?»
Но тут юноша сообразил, что уже долгое время (сколько именно — неизвестно), пока он как дурак сидел на дороге, преследователи неуклонно приближались. И сейчас они находятся, вероятно, всего в паре километров, а, быть может, и ближе. Олег вскочил на ноги и посмотрел назад. Ему показалось, что вдали, сквозь марево маячат человеческие фигурки, так что сводить счеты с курицами и выдавать врагам свое местонахождение было, по меньшей мере, глупо.
Но, может быть, впервые за все длинное, чреватое опасными неожиданностями утро, он почувствовал непоколебимую уверенность: все задуманное получится, вдвоем с Серым можно будет преодолеть любое испытание!
* * *
Если бы Олег только мог представить, благодаря кому отряд не настиг его в те полчаса, когда он сидел как вкопанный, он не жалел бы о потерянном «Макарове»!
Дикарка, упорно именуемая Артуром «Ритой», не желала передвигаться бегом в колонне, вернее, она вообще не желала передвигать ноги. Григорий и Семен подгоняли ее, постоянно отвешивая тычки ей в спину, но толку это давало немного. Несколько раз каратели останавливались и лупили непокорную рабыню, хотя старались умерять силу ударов и зуботычин, так как не хотели прибить упертую сучку до смерти. Может быть, поэтому, получая очередную пощечину, скалясь окровавленными зубами, атаманша только смеялась в лицо избивавшим ее мужчинам. Наконец, Николай осознал, что метод кнута на эту рабскую дрянь не имеет абсолютно никакого воздействия, и решил использовать метод пряника. Заглянув в глаза женщине, он почти слезно пообещал, что как только отряд достигнет пределов Таганрога, ее тут же отпустят на свободу. Атаманша затихла, будто обдумывая заманчивое предложение, а затем, истерично расхохотавшись, харкнула кровью в лицо старейшине. После этой выходки у нее оказался сломан нос. В конце концов, Семену пришлось отдать свой вещмешок и оружие товарищам, и взвалить на плечо упрямую дикарку. Женщина не сопротивлялась, лишь издавала жуткие булькающие и клокочущие звуки.
― Как бы Ритка не окочурилась раньше времени, — заметил на ходу Артур.
Но разговор на эту тему никто не поддержал.
Из-за живого груза на плечах Семена темп передвижения карателей замедлился почти до скорости размеренной ходьбы. Так преследователи прошли несколько километров.
Николай, понимая, что они начинают безнадежно отставать от беглеца, велел отряду остановиться. Семен свалил дикарку на дорогу, как куль с песком, и Николай вновь пообещал ей свободу.
― Ты меня все равно обманешь, урод, — прогнусавила атаманша, — Но я побегу, как ты желаешь, если ты прямо сейчас исполнишь одну мою маленькую прихоть.
― Какую? — Николай напрягся, чувствуя подвох.
― Ты сейчас при всех назовешь себя лысым мудаком и лакедемонским засранцем, — дикарка вытерла грязной шершавой ладонью кровь, сочащуюся из изуродованного носа, — и я побегу, а когда мы окажемся там, где вам нужно, можешь прострелить мне оба колена.
Кулаки старейшины непроизвольно сжались, а лицо побелело. Прикрыв веки, он сделал глубокий вдох.
― Ты чё, чума? — Артур опешил от такого наглого предложения. —Я тебе сейчас ствол в задницу засуну и весь магазин разряжу. Я тебя сейчас...
