Она тряхнула головой. Хватит вспоминать. Все теперь позади.
Комната, где жили любовники, терзая Катю одним своим присутствием, теперь была пуста. Стены голые, какие-то даже непристойные, как и бывшие хозяева.
Только в прихожей еще теснились какие-то коробки, все то, что не успели увезти.
Катя достала из ящика письменного стола договор купли-продажи, розоватый листок с гербовым кружевным рисунком и поднесла к лицу. Поцеловала. Вот оно, купленное на грязные деньги Нади спокойствие.
Уж теперь-то она никогда не выйдет замуж и уж точно не впустит ни одного мужчину к себе домой. Мой дом – моя крепость. Она накопит денег, сделает ремонт, купит новую мебель в «Икее», обставит квартиру с комфортом и будет спокойно жить, работая на своей «кондитерке», а в отпуск поедет куда-нибудь за границу. И жизнь ее наполнится радостью, счастьем и новыми впечатлениями.
Вот с такими приятными мыслями Катя отправилась в кухню, заварила чай, достала из буфета пирожные, включила маленький телевизор и уютно расположилась за столом в предвкушении приятного вечера.
После первого эклера, а их было четыре, раздался звонок.
«Снова эти двое, приехали за своими коробками», – подумала Катя.
Она подошла к двери, спросила, кто там.
– Это я, Катя, откройте, пожалуйста.
Голос оказался знакомый.
– Это вы, Борис? – удивилась она.
– Да, это я. Не бойтесь.
Она открыла дверь и впустила следователя Гладышева в дом.
– Что-нибудь случилось? – спросила Катя, ведь теперь она должна вести себя как-то по-другому и не стараться делиться информацией. Только бы не проговориться, только бы не ляпнуть лишнего!
– Да нет… Но если я не вовремя, то…
На него было больно смотреть. Говорят, «на нем лица нет» или «потерянное лицо», когда хотят сказать, что на лице человека видна вся боль, что это не лицо, а выражение самого страдания. Вот и Гладышев оставил свое лицо где-то в прежней жизни, где был, возможно, счастлив с женой, а теперь вместо лица была маска отчаяния, растерянности и большого горя.
Катя подумала, что Гладышев, пожалуй, первый мужчина, свидетелем страдания которого она стала, и если это так, то его появление в ее жизни надо расценивать как знак. Как поворот ее собственной судьбы, причем в переломный момент, когда ее-то проблемы разрешились, и она стояла на пороге счастья, и когда у нее появились силы для того, чтобы помочь кому-то другому. Передать, как эстафету, часть душевных сил и любовь тому, кто страдает сильнее.
– Борис, проходите. Пожалуйста! Я очень рада вас видеть! – Она даже посмела взять его за руку и потянуть за собой, как большого ребенка, нерешительного и стеснительного. Она поможет ему, постарается как-то отвлечь, успокоить, найдет для него такие слова, которые помогут ему хотя бы на время забыть о Наде.
Он повиновался ей и держал ее за руку так, как если бы она на самом деле была сильнее его. И это было удивительное чувство, ведь еще недавно она была так слаба, что не могла даже заставить себя встать с кровати и выпить воды! Ей жить не хотелось! Она чуть было не лишила себя жизни, не видя впереди ничего, ради чего стоило жить. А тут взрослый мужчина, следователь прокуратуры, у которого должна быть просто железная психика в силу профессии, и держится за нее, как за спасительницу, словно ее мысли и желание спасти его плавно перетекли в него.
– Вот, проходите, пожалуйста. Думаю, что в кухне нам будет удобно. Могу поспорить, что вы сегодня ничего не ели! – улыбнулась она. – Я угадала?
– Да, – вздохнул он, передавая ей свою куртку и усаживаясь на предложенный стул. – Это правда. Совсем нет аппетита.
Катя отнесла куртку в прихожую, зашла в комнату и быстро переоделась, сменила унылый серый свитер на белый, пушистый и штаны надела фланелевые, в красную и синюю клетку, чтобы выглядеть как-то теплее, уютнее и чтобы он ни в коем случае не подумал, что она собирается соблазнить его. Расчесала волосы, припудрила лицо и даже чуть подрумянила. И все это делала так быстро, что сама не поспевала за своими движениями, автоматически. Взяла листок с записанным на нем номером телефона Нади.
Вернулась в кухню, села напротив Бориса.
– Я знаю, зачем вы пришли. И могу вас обрадовать – у меня есть ее номер! Вот, держите!
Борис схватил листок и выскочил с ним из кухни, прикрыв за собой дверь. Катя с грустью посмотрела ему вслед, зная, что через пару минут он вернется и настроение его будет еще хуже.
Она достала из холодильника куриную лапшу, налила в тарелку и поставила разогреваться в микроволновку. Накрыла на стол деликатесами, которые остались еще со времен их с Надей пиршества: баночки с икрой, маринованными грибами, маслинами. Поставила бутылку водки, выложила на тарелку соленые огурчики. И уложилась как раз вовремя, когда вконец расстроенный безрезультатными попытками услышать голос своей пропавшей жены Борис вернулся в кухню.
– Ну как? – Ей с трудом давалась роль человека, наивно верящего в чудо. – Она взяла трубку?
– Телефон не отвечает. Думаю, что номер уже неактуален. Если уж она решила сбежать, то не сохранила бы телефон, который хоть кто-то, да знает. Она неглупая женщина и вполне могла предположить, что вы, Катя, как человек настроения, можете решить искренне помочь ей и связаться со мной. Чтобы мы с вами вместе как бы спасли ее… Скажите, я прав? Разве после того, как она покинула вас, вы не стали рисовать картины бандитского плена и тому подобное, связанное с Надей?
Она вздохнула.
– Да, вы правы. Конечно, мне не очень-то приятно, что вы считаете меня круглой дурой…
– Катя!!!
– Да-да, я все понимаю… Как иначе можно относиться с молодой женщине, решившей свести счеты r жизнью из-за мужика… – она намеренно повела себя таким образом, чтобы вызвать у Бориса чувство вины. Сгустила краски.
– Но я совсем не это имел в виду! Пожалуйста, не обижайтесь на меня!
– Но вы оказались правы, я же действительно нашла вас, чтобы рассказать вам о Наде. Хотя, по большому счету, я предала ее. Ладно, что теперь говорить… Я вот тут супчик разогрела. Если не хотите, чтобы я на вас обиделась, давайте вместе поужинаем.
Борис устало улыбнулся.
– Где можно помыть руки?
Он вернулся из ванной комнаты, сел за стол, посмотрел на Катю. Потом, не сводя с нее глаз, открыл бутылку с водкой и разлил ее по рюмкам.
– Спасибо вам, – сказал он, качая головой и судорожно вздыхая. – Знаете, вы – единственный человек, к которому я смог вот так прийти и просто поговорить… Никому я не мог бы показать свою слабость… На работе – сами понимаете, меня никто не должен видеть в таком расхристанном, раскисшем виде. Дома – дети, мама, особенно мама, она не должна видеть, как мне плохо и, главное, каким слабым я сейчас себя чувствую.
