Как успел узнать Дэниел, два года назад мистер Нэвил переехал в Глазго из Лондона. Отец Джессики был бизнесменом, совладельцем самой крупной на территории Великобритании компании по продаже брендовых автомобилей. Открытие нового офиса в Глазго стало той причиной, которая заставила его перебраться в Шотландию. Так англичанин Джек Нэвил стал в некотором роде шотландцем. Первое время он не собирался перевозить сюда семью, но красота гористой, тихой и безмолвной Шотландии не могла не тронуть его сердце, и вскоре вся семья Нэвилов была в сборе, правда, людный космополит Глазго как место проживания был сменен на более спокойный Берсден. Между тем Джэк Нэвил продолжал ежедневно навещать Глазго, где у него находился бизнес. Кроме того, в Университете Глазго на экономическом факультете училась Джессика, а одну из частных школ Глазго заканчивала ее сестра Кэролайн. Мать Джессики и Кэролайн, Оливия, не работала, иногда помогала мужу с бизнесом, но чаще проводила время с подругами или с дочерьми, когда те были дома. А еще Дэниел узнал, что Энтони также был из Глазго. Там жили его родители. Отец был известным в Шотландии политиком, настолько известным, что ему прочили в скором будущем место в Вестминстерском дворце. О матери Энтони Дэниел ничего не знал, о самом Энтони также слышал немного. Учится Энтони в Оксфорде, к родителям приехал на каникулы, да и то из-за Джессики, с которой знаком полгода, а встречается и того меньше, месяца три. Если бы не Джессика, Энтони вряд ли был бы в Глазго, после поступления в Оксфорд он предпочитал проводить время на территории Англии, а не родной Шотландии, особенно он полюбил Лондон, куда в будущем намеревался перебраться, и что особенно печалило Дэниела, вместе с Джессикой…
Тихий вздох потревожил кухню. Дэниел окинул напоследок двор, спрыгнул на пол и потрусил назад в комнату Джессики. Пламя любви, горевшее в его груди, становилось все ярче. Ему захотелось снова оказаться рядом с девушкой, которая сама того не ведая взяла в плен его сердце. Дэниел стал одним из тех безумцев, которые готовы часы проводить рядом с объектом своей страсти, любоваться им, будто неким диковинным драгоценным камнем, выполнять все его пожелания, и если понадобится, то и отдать за него жизнь. Дэниел заболел болезнью, которая часто поражает человеческий разум, а вслед за ним и сердце, сковывает их кандалами беспомощности, превращает человека в раба, готового служить хозяину за бесплатно, а главное – добровольно. Дэниел заболел болезнью, имя которой влюбленность. Словно ведьма эта болезнь чарует вас, обещает неземные блага и удовольствия, но не держит слова, вероломно обманывает, лишает вас какого-либо выбора, разрушает вашу жизнь и обрекает на гибель. Но что самое страшное в этой болезни так это то, что от нее нет лекарства. И у Дэниела его не было, поэтому единственное, что ему оставалось, так это вернуться в комнату Джессики, запрыгнуть к ней на кровать и любоваться ее спящим профилем, что он и сделал.
Дэниел лежал на кровати рядом с Джессикой и смотрел, как медленно, почти незаметно поднимается грудь девушки под одеялом. Смотрел и видел, как озарено полуулыбкой ее лицо, как во сне едва вздрагивают ее губы, такие нежные и красивые, и такие… влекущие… влекущие, будто сладкий зов сказочной сирены. И противиться этому зову невозможно. Это выше кошачьих сил и даже человеческих.
Дэниел смотрел на приоткрытые лепестки губ Джессики и чувствовал, как его влечет к ним, влечет с такой силой, что он даже если бы и хотел воспротивиться, то не смог бы. Волна невероятного желания захлестнула его сознание, заставила подняться на ноги и приблизиться к лицу спящей девушки. Взгляд Дэниела будто кандалами был прикован к этим изумительным, призывно вздрагивающим и лишающим воли юным райским устам, обещающим рай на земле, сладчайший мед на губах и немыслимую радость единения. Дэниел приблизил голову к голове Джессики и сглотнул. Он чувствовал, как подрагивают лапы, готовые в любой миг изменить ему с земным притяжением, ощущал учащенное биение его маленького сердечка и… и сладкую истому, изнывающее желание ощутить на губах вкус этих лепестков роз, нежных как теплый воздух и чувственных как душа, изнывающая от страсти.
Дэниел ощутил усами слабое дуновение ветерка, исходящее из ноздрей девушки. Еще мгновение, и его едва заметные тонкие полоски кошачьих губ коснутся вожделенного. Дэниел затаил дыхание, закрыл глаза. Сердце затрепетало маленькой птичкой, пойманной в силки. Еще немного, и желание сбудется, сознание взорвется восторженным воплем и вознесет его обладателя на небывалую высоту неземного счастья.
«Нет! – Дэниел отстранился от лица девушки и открыл глаза. – Нет! Я не могу это сделать! Не могу! Я всего лишь кот, жалкий и недостойный этого совершенного существа кот».
Дэниел спрыгнул на пол. Лапы не выдержали эмоционального напряжения, подогнулись, и кошачье тело распростерлось на мягком, словно шелк, ковре у кровати Джессики.
«Я не могу, – Дэниел ощутил влагу на глазах. Взгляд его пронзил темноту комнаты и упал на картину на стене, на которой восход солнца вызолотил голубую лагуну с изумрудной водой на неизвестном тропическом острове. – Я не хочу осквернить этот благоухающий бутон своими противными кошачьими губами. Она для другого, а мне только и остается, что смотреть на ее совершенство, не смея мечтать о большем, да изредка чувствовать тепло ее тела, когда она пожелает взять меня к себе в кровать… Как больно… Будто некто, не имеющий никакого понятия о жалости, острыми когтями разрывает твою душу… На миллионы кусочков, кусочков настолько маленьких, что даже песчинка по сравнению с ними кажется гигантом… Зачем только я вернулся к людям? Страдать? Страдать так, как не страдал даже в Грампианских горах?.. Надо вернуться туда… И забыть… Нет! Я никогда не смогу ее забыть… Не смогу… Я сойду с ума от одиночества, украшенного мыслями о ней… Зачем только я увидел ее? Зачем она позволила мне ощутить нежность ее кожи?.. Увидеть красоту ее глаз… Очарование улыбки… Проклятье… Будто и того, что свалилось на меня, не хватало… Заснуть… Забыться и… и не проснуться… Лучше бы я умер в Грампианских горах, тогда бы ничего этого не было бы… Не было бы… Ни душевных мук настоящего… Ни страданий будущего… Не было бы Джессики… принцессы… Проклятье… Наваждение… Муки… Сладкие и… и ужасные… Заставляющие жить и… и страдать… Я хочу ее видеть… хотя бы видеть… ее лицо… губы… глаза… видеть», – Дэниел поднялся, запрыгнул на кровать и устремил взгляд на спящую Джессику. Девушка лежала на боку, по плечи завернувшись в одеяло. Тонкие лямки ночнушки скорее уродовали ее красивые тонкие плечи, чем украшали. Одна рука девушки забралась под подушку, будто пряталась от окружающего мира, вторая же лежала рядом с подушкой. Дэниел приблизился к Джессике и коснулся губами ее руки. Ноздри затрепетали, вдыхая аромат ее тела.
«Если не могу ощутить вкус ее губ, тогда удовлетворюсь нежностью кожи ее рук, – Дэниел лег на кровать и прижался телом к руке девушки. – Удовлетворюсь созерцанием красоты ее лица, совершенства ее тела. Большего мне не надо. Только видеть ее и знать, что она счастлива… Только видеть ее… Быть рядом с ней… Большего мне не надо… Не надо, – Дэниел извернулся, снова прикоснулся губами к руке Джессики, закрыл глаза и тихо вздохнул. – Если любовь – светлое чувство, тогда почему тот, кто любит, испытывает боль? Может, любовь светла только тогда, когда она взаимна? Тогда, если она не взаимна, становится темным чувством. Но тогда это и не любовь совсем. А может, любви не существует? Может, она не более чем иллюзия? Тогда что испытываю я, если не любовь? Не знаю. Я всего лишь жалкий кот, позволивший себе замахнуться на то, что свойственно только людям. Жалкий, глупый кот. Вот и расплачивайся за глупость, – Дэниел удобнее улегся на кровати и снова вздохнул. – Пошло все к черту… Сон, если ты не придешь в считанные секунды, я выберусь на улицу, залезу на крышу и начну горланить кошачьи песни. Как самый настоящий кот. Если и играть свою роль, то играть ее следует до конца».
