– И настроения, вижу, у тебя тоже нет. Что случилось?
– Ничего не случилось.
– Может, вам с Софи стоит пойти погулять куда-нибудь? Проветришься, авось и настроение улучшится. Софи, ты же не против сходить с Леопольдо прогуляться? – Паола Витале посмотрела на девушку. Та лишь мотнула головой и бросила короткий взгляд на Леопольдо.
– Софи не против, Леопольдо, поэтому бери девушку и идите, погуляйте. Я правильно говорю? – Паола Витале обвела взглядом собравшихся за столом, словно судья присяжных.
– Правильно, правильно, – поддержала подругу синьора Риччи. – Иди Софи с Леопольдо. Нечего с сестрой шушукаться. Пошушукаешься с Леопольдо, – синьора Риччи рассмеялась, груди не иначе как шестого размера запрыгали под платьем баскетбольными мячами по площадке.
– Да не хочу я никуда идти! – чуть было не вырвалось у Леопольдо. Идти он действительно никуда не хотел, ни сам, ни тем более с Софи. Он любил Ангелику, поэтому даже просто пойти куда-нибудь с другой девушкой для него было равносильно измене. Любовь к Ангелике была для Леопольдо тем фактором, который сосредотачивал все его мысли и желания на Ангелике, служил лучшим предохранителем от соблазнов окружающего мира, как мнимых, так и реальных.
– Нет. Если вы не против, я хотел бы остаться дома, – сказал Леопольдо. – Мне завтра на работу.
– Никуда работа от тебя не убежит, Леопольдо, – настаивала Паола Витале. – Пойди с Софи, погуляйте перед сном.
Леопольдо чувствовал, как внутри поднимается волна сопротивления. Желание матери свести его с Софи начинало его нервировать. Почему она вмешивается в его жизнь? Неужели то, что она мать, дает ей хоть какое-либо право на это?
Узнай Паола Витале о том, какие мысли ожили в эти минуты в голове ее сына, она бы ужаснулась, а вот Ангелику она могла бы даже возненавидеть, так как, по ее убеждению, именно благодаря этой северянке ее сын и начал от нее отдаляться. Но Ангелику вряд ли стоило винить. Скорее виноватой была любовь Леопольдо к девушке, любовь, которая требовала от него храбрости и самостоятельности в отношениях с родителями, особенно с его матерью. Для Паолы Витале это было что-то новенькое, к тому же таким непохожим на ее сына, которого она всегда знала как верного и любящего сына, готового по первому ее зову забраться к ней под крыло. То, каким Леопольдо становился под влиянием чувства к Ангелике, особенно на второй год их отношений, когда они начали жить вместе, конечно же, не могло оставить ее безучастной. О полном отдалении сына от матери речи не было – сказывалось воспитание Леопольдо, в котором почитанию родителей отводилась едва ли не главенствующая роль. Но и того, что было, Паоле Витале видеть не хотелось, поэтому любые предпринимаемые ею попытки образумить сына, то есть вернуть его под родительское крыло, были для нее оправданными и необходимыми. Были для нее, но не для Леопольдо, который почувствовав вкус свободы и теплое тело Ангелики под боком, нисколько не собирался возвращаться под родительское крыло. Разве что кроме ужинов в родительском гнезде он ничего не имел против, конечно, если они происходили не каждый день. Все же время, проведенное вместе с Ангеликой, Леопольдо ценил больше, чем ужин в доме родителей.
– Мама́, у меня нет никакого желания идти гулять. К тому же, как я могу идти гулять с другой девушкой, когда у меня есть фиданцата?
– Что ты такое говоришь, Леопольдо? – после небольшой заминки, вызванной словами сына, спросила Паола Витале. – О какой фиданцате ты толкуешь? Нет у тебя уже никакой фиданцаты.
– У меня есть Ангелика. Она и есть моя фиданцата. Или ты уже забыла об этом?
– Эта полентонэ, как я всегда и говорила, карьеристка. С такими как она и муж, и дети несчастны. Карьеристкам не семья нужна, а карьера. Где сейчас твоя, так называемая фиданцата? Что-то я ее не вижу, – Паола Витале повертела головой по сторонам. – Вернулась на Север, а про тебя уже и забыла давно. Зачем нам такая фиданцата? – Паола Витале взглянула на синьору Риччи в поисках поддержки.
– Такому красавцу как ты, Леопольдо, совершенно не нужна, – закивала та, соглашаясь с подругой, при этом хлопая ресницами в сторону Леопольдо. – Вот посмотри на мою Софи, – синьора Риччи перевела взгляд на старшую дочь. – С такой как она и муж будет ухожен, и дети накормлены. Я не удивлюсь, если твоя фиданцата уже успела найти тебе замену там, куда уехала. Карьеристки они такие. У них ни совести, ни чести нет… Что я только вспомнила, Паола, – синьора Риччи распахнула глаза и посмотрела на мать Леопольдо. – Ты знаешь дочку синьоры Конти? Марию Терезу?.. Ой, что я только знаю, Паола! Сейчас она работает продавщицей в магазине, а совсем недавно была простой уборщицей в этом же магазине. А ты знаешь, Паола, как она стала продавщицей? – синьора Риччи замахала руками, разволновавшись. – Говорят, она, прости меня, Господи, переспала с синьором Джиордано, владельцем этого магазина. Ужас-то какой!
– Вот-вот, послушай, Леопольдо, что синьора Риччи говорит. Вот на что способны карьеристки. Ничего святого для них нет. Господи, спаси, убереги.
Леопольдо молчал, уставившись взглядом в тарелку перед носом и пытался унять хаос, возникший в голове. Ему хотелось сорваться, наговорить грубостей, нахамить. Как только они могут сравнивать Ангелику с какой-то там Марией Терезой? Это же все равно, что сравнивать чистое, девственное небо с грязной, пользованной каждым землей.
– Они ничего не понимают, – думал Леопольдо, сдерживая себя из последних сил. – Они не знают, что говорят. Ангелика не такая. Она совсем не такая. Она любит меня, а я люблю ее, и совсем скоро мы поженимся.
Совсем некстати память подбросила "подарки" в виде воспоминаний о Винченцо, который спит и видит в своей кровати Ангелику, а еще этот чертов Теодоро, врач из Флоренции, который летел с Ангеликой в Милан.
– Что вам всем надо от Ангелики! – хотелось заорать Леопольдо.
– Она моя! МОЯ! Она не такая как другие! И скоро мы поженимся!
– Что вы пристали к Леопольдо? – вступился за сына Умберто Витале. – Оставьте моего мальчика в покое. Прости меня, Паола, но его сердце лучше тебя знает, с кем оно хочет провести остаток жизни.
– Что ты такое говоришь, Умберто? Помолчи лучше. Не вмешивайся не в свое дело. Я не хочу, чтобы у нашего мальчика жена была карьеристкой, даже еще хуже – карьеристкой-полентонэ.
– Мы скоро поженимся, – пробормотал Леопольдо, сосредоточившись на собственных мыслях. – Мы скоро поженимся.
– Что ты там бормочешь, Леопольдо? – Паола Витале взглянула на сына. – Если что-то говоришь, то говори громче, чтобы тебя могли услышать все.
– Мы скоро поженимся, – Леопольдо повысил голос. – Слышишь, мама́? Мы скоро поженимся.
– На ком это ты решил жениться, Леопольдо? – Паола выглядела удивленной.
– Мы скоро с Ангеликой поженимся, – Леопольдо посмотрел на мать.
– Что за глупости ты такие говоришь, Леопольдо? Ты что, никак не можешь понять, что твоя полентонэ оставила тебя?
