Честное слово, хочется порой забраться в Швейцарию, собрать приличную толпу и выдать: мужики, да у вас тут второй Кия-Шалтырь!
Такая же история и с хариусом. Сколько раз приходилось слышать, как его второй форелью обзывают. А почему бы не наоборот? Уж с форелью-то, в отличие от Швейцарии, я близко знаком. И лавливал, и едал. Неплохая рыбешка, зря хаять не стану, но до хариуса ей далековато. Я сибирского имею в виду. На Дальнем Востоке он все-таки мелковат. Ловил я его и на Урале, в речке Сакмаре, там, кстати, такие голавлищи на кузнечика берут, как-нибудь после расскажу. А хариус – средненький, его и зовут кутемой.
Вот кутема – это действительно вторая форель.
Но хариус, да еще сибирский, это уж, ребята, извините.
Кстати, в Сибири его через букву «з» называют. Куда пошел? За хайрюзами. Это я к тому говорю, что в одну из наших четвертых Швейцарий заявился столичный паренек частушки и поговорки записывать. Какого только занятия люди не придумывают – лишь бы не работать. Паренек, впрочем, неплохой был, только слишком доверчивый. Ванечкой звали – видно, родителям хотелось поближе к народу придвинуться.
Гостиницы в нашей Швейцарии не было, и его поселили в общежитие, но поскольку человек из столицы прибыл, а это, считай, почти иностранец, обеспечили комнатой без соседей.
И был ученый собиратель частушек заядлым рыбаком, правда теоретиком, но страшно мечтающим применить свои книжные познания на таежной речке. Для того и залетел в сибирскую глушь, надеясь приятное совместить с полезным.
А я нашу комендантшу частенько свежей рыбкой баловал. Она и порекомендовала меня, когда гость о рыбалке начал справки наводить.
Приходит. Вежливый, на «вы» обращается: «Уважаемый Алексей Лукич, не покажете ли настоящую рыбалку, я о ней всю жизнь мечтал». И не просто мечтал, но и готовился активно. Выставляет на стол две банки красной икры. Что же, думаю, разговор начинается вполне серьезно, жду, когда «Столичная» появится, наша бормотуха, сами понимаете, к икре не самый подходящий напиток. И действительно, следом за икрой из портфеля извлекается деревянный ящик. Ничего себе, думаю, упаковочка. Вроде и видали, как бояре едали, да, видать, не тех видали. Что за диво в деревянной обложке? Раскрывает, а там… черви кишат. Шкатулка с сюрпризом. Но я в долгу не остался и тоже на «вы» к нему: простите, говорю, спасибо за угощение, но я не знаю, каким напитком запивается ваш деликатес. А он засмущался: вы, мол, не так поняли, это наживка.
Кое-как разобрались. Оказывается, вычитал он, что форель лучше всего клюет на красную икру. Перед отъездом всех знакомых на ноги поднял, еле раздобыл, выменял за книгу какого-то философа. А червяки уже нашего происхождения, швейцарские, но про деревянный ящик он тоже где-то вычитал.
Червяков я велел ему спрятать подальше, а икру употребили по назначению в тот же вечер. Сели поудобнее, и начал я его просвещать, на какую наживку ловится настоящий хариус. Под икорочку и знания лучше усваиваются.
Про чилимов, спрашиваю, знаешь? Смущается, краснеет. И про домиков не знает. Растолковываю, что чилимы и домики – одно и то же, просто в разных местах по-разному называются, но правильнее называть их ручейниками. Это его очень заинтересовало. Достал тетрадочку и записал для диссертации. И переколомину туда же занес, слово понравилось. Оно мне и самому нравится, потому и сказал, хотя ловить хариуса на переколомину не пробовал. Насчет волосяных мушек он был уже в курсе, знал, что делают их из волос. А вот с какого места стригут эти волосы – никак не хотел поверить. Я ему объясняю, что с головы они быстро намокают, а борода не у каждого растет – все равно не верит, считает, что разыгрываю.
И всегда так: стоит правду сказать – не верят, а наплетешь с три короба – и уши развесят.
Разве не обидно?
Тогда я ему и выдаю, что самая неотразимая наживка на хариуса – муравьиные яйца. А чтобы на речке не тратить драгоценное время на поиски, надо заранее принести муравейник домой, а перед рыбалкой можно набрать в баночку необходимое количество: даже небольшого муравейничка запросто хватит на целый месяц. А заодно и чистота будет поддерживаться. Муравьи не могут жить без работы, вот и бегают по полу в поисках крошек и соринок и тащат все в свою кучу. Приходишь вечером со смены, а в комнате флотский порядок. Самому остается разве что койку заправить.
Когда я говорил, что муравейник надо в комнату затащить, он вроде немного засомневался, улыбочка понимающая промелькнула. Но дошла очередь до уборки помещения – и Ванечка поплыл, как апрельский снег. Мусор у него на полу плотнее персидского ковра лежал. Я и говорил-то с намеком. Но он намека не понял, зато обрадовался, словно в спортлото выиграл. Двойная выгода. Не хочешь, да поверишь. Тем более что с теориями совпадает. Он же читал, и не раз, про знаменитых санитаров леса.
На следующий день, пока я на работе был, он сходил в ближайший березнячок и притащил на фанерном листе муравейник, устроил переселенцев под кроватью и с легким сердцем побежал собирать частушки.
На речку я его вечером обещал вывести.
Иду с работы, а Ванечка на пороге поджидает, места от нетерпения не находит.
«Принес, – говорит, – но мусор пока не собирают, ползают и с новой обстановкой знакомятся».
Кого принес, кто ползает – ничего понять не могу. Про вечерний треп я, разумеется, забыл. Да и не ожидал от него такой прыти. А он баночку с муравьиными яйцами показывает и улыбается, похвалы ждет. А когда не дождался, сам похвастался, что переносил семейство не в каком-нибудь ведре или, хуже того, в полиэтиленовом пакете, а на фанерном листе. Он к дереву почему-то особое доверие испытывал.
Ну что с ним было делать, с таким простым?
Собрался я быстренько на рыбалку, чтобы переждать суетное время суток подальше от муравьев-новоселов, а вернуться, когда народ уляжется, и замести следы преступления.
Привел Ванечку на самый уловистый перекат, надо же как-то подсластить пилюлю. И на клев хороший угодили, да слишком трудным оказался переход от теории к практике.
Баночку с муравьиными яйцами я, как бы нечаянно, в воду уронил и привязал ему самую хорошую мушку. Бесполезно. Чтобы на обманку ловить, зрение требуется, а он его на книжках испортил. И нервы девичьи: то рано дернет, то прозевает. Смотреть больно. Дошло до того, что подсек одного хариуса и дал Ванечке удилище, чтобы почувствовал, как настоящая рыбина упирается. Доверь дураку стеклянный прибор. Рванул на радостях… и привет – вернее, до свидания – поводок не выдержал. Лучше бы не давал, извинениями потом замучил.
И все-таки сжалилась удача, подослала убогого хариусенка. Выдернул он его на берег и в пляс пустился: буги-вуги, переходящие в брейк. А я смотрю, как вертится мой ученичок вокруг добычи, и гадаю, что нас в общаге ждет.
Не зря волновался. Ждали нас, голубчиков, терпеливо ждали. И соседи ждали, и комендантша, даже к ней санитары забрались. До рукоприкладства не дошло, зато словечек наслушались досыта. И таких словечек, что никакая бумага не вытерпит. Ну ладно я, а Ванечка за какие грехи страдал?
