Одна лодка подходит ко мне. Вторая в резерве осталась, на случай критической ситуации. Глушу мотор. Любопытствуйте, мне таить нечего. Кан перевернул, по донышку похлопал. Рюкзачишко протягиваю. Он у меня – чистенький, сухонький, видно, что без рыбы. Инспектор в лодку смотрит. Я улыбаюсь – смотрите, ваше право. Щук и налимов ловить никому не запрещено. Для наглядности крайнюю ногой поддал.
Удостоверились.
Извинились.
Отпустили.
Я радуюсь, себя, хитрована, нахваливаю. Да, видно, поспешил. Слышу, за спиной рупор продувают. Просят остановиться. Делаю улыбку еще глупее, но сердчишко-то в пятках. Слишком уж внимательно рассматривал инспектор мою щунель. Но не выкидывать же ее за борт, после такой сложной пластической операции.
Снова подчалились. Показывает пальцем, что, мол, за диковина. Как что, не узнаете разве, господа ихтиологи. Хватаю ее поперек и сую инспектору под нос щучье рыло. Да, видно, перенервничал. Тряхнул – голова и отвалилась. Одни шканты торчат. Инспектор глаза выпучил, да как закатится, как затрясется. Лодка под ним туда-сюда. Он ручками взмахнул, и… хорошо, я вовремя подхватить успел. А то бы… юг Таймыра – это вам не Северный Кавказ. Вода, как шампанское со льдом. Ухнешь – только пузырьки и пойдут.
Потом, конечно, пришлось объяснять родословную щунели. И представляете, не оштрафовал – может, за то, что от смерти спас, а может, и за особо удачную селекцию. Уточнять я не отважился, сами понимаете.
Чировое озеро
Так о чем я еще обещал?
О чировом озере? Расскажу, если слушать не надоело. Только чир для спортивной ловли, на мой взгляд, рыба никудышная. На вкус – другое дело.
Кто-нибудь из вас пробовал чира? Или хотя бы слышал о нем? Я почему спрашиваю – потому что сам не имел представления, пока не увидел и не попробовал. Так вот, смею вас заверить, что остряк, изрекший, будто самая вкусная рыба – колбаса, ничего в рыбе не смыслил, да и в колбасе, мне кажется. Я сейчас вспомнил о чирах, и соловьи в желудке запели.
А рыбалка на него – увы. Одна сеть-кормилица. А это уже не спорт. Это уже работа.
Другое дело родственник чира – тугунок. Вот кого ловить интересно.
Здесь целая система, спортивное многоборье, можно сказать. Сначала ловишь живцов – ельчиков, пескарей, даже ерши сгодятся. Потом насаживаешь эту мелочевку на закидушки и ставишь на ночь. Если штук двадцать наладишь, то к утру около десятка налимов вытащишь. Которые помельче – тех сразу на котлеты или в уху. Но встречаются пузаны – смотреть страшно. В них весь секрет и таится. Берешь такого обжору. Гладишь нежненько по брюху. Открываешь ему пасть. Суешь два пальца. Потом резко выдергиваешь и – начинается извержение тугунка. Идет он оттуда совершенно целехонький. Некоторые даже живые попадаются. С хорошего налима можно снять полведра. Но это еще не все. В награду за рыбу налиму дают кусок сахара, пропитанного подсолнечным маслом, и отпускают восвояси. А через день он еще полведра приносит. При аккуратном обращении добытчик будет работать на тебя вплоть до нереста. Но процедура тонкая и грубости не терпит. Встречаются живодеры, которые сразу на пучину бедняге давят. Тугунка, пусть и мятого, они, конечно, добывают, зато теряют главное – ловчий налим уже не возвращается, хоть весь берег сахаром засыпь. Пропал, и концы в воду.
Однако и при деликатном обращении без конфузов не обходится. Одному пальцы сунул, а он как выдаст фонтан лягушек. А я ими с десятилетнего возраста брезгую. Раньше спокойненько брал, любопытствовал. Через соломинку, правда, не надувал. Я противник издевательства, даже над лягушками. Но как-то раз щурят под берегом щупал. Была такая детская забава – травку придавишь и, как только ладонь защекотало, кулак сжимаешь, а там, вместе с травой, – оголец с палец величиной. И вдруг не то чтобы защекотало, а дыбом поднялось. Ну, думаю, язь, не меньше. Подгребаю тину к брюху и – на берег. Глянул на руки, а там лягушка. Страшная, вся в бородавках. С тех пор видеть их не могу. Выдал, значит, налимчик фонтан лягушачий, да мощно так, прямо в лицо. Стою как оплеванный. За что, спрашивается? Вроде не обижал, по-человечески к нему и сахара не жалел, а он в благодарность такое свинство устроил. И не случайно ведь. Если бы по оплошности вышло, он бы хвостом в знак извинения вильнул. А тут лежит, подлец, и не мигая в глаза мне заглядывает, да еще и пасть в ухмылке кривит. Натура, видать, такая, вредная. Налимы, они как люди, у каждого свои счеты и свои расчеты, да и от просчетов ни один не застрахован.
Тугунок – рыбешка интересная, но неказистая, и на столе не смотрится. Некоторые простаки ее за кильку принимают, даже кобениться начинают. У них, дескать, в магазине такого добра на рубль сто голов, если не тыща, потом, правда, когда распробуют, за уши не оттащишь. И все равно – товарец без лица. Зато чир – красавец.
Так вот, рассказал мне один дедок про чировое озеро. Он сам признался, что не хотел делиться, да стар стал, а дорога тяжелая. Двадцать пять километров по реке, плюс три часа пешего ходу. Для старика и соседкин дом – в другом городе. А я-то – молодой!
Нищему собраться – только подпоясаться. А для бешеной собаки сто километров – не крюк. Дождался выходных и двинул.
Не знаю, каким хронометром засекал он эти три часа. Я-то прикидывал, если ему – три, то мне и двух – выше крыши. А тут, гляжу, и два натикало, и три, а озером и не пахнет. Не на Аляске же оно. Нет, кроме шуток, можно так забрести, что и костей раньше двухтысячного года не найдут. Впору и оглобли поворачивать, пока не поздно. Но, с другой стороны, приметы совпадают: ручеек, лодка полусгнившая на берегу – все, как дедок рисовал. Тогда решаю, еще час, а потом – назад, и никаких чиров. Тундра, я вам доложу, не гаревая дорожка. Она только с самолета ровная. А на мне еще и груз: сеть и лодка резиновая. Короче, вязну во мху и деда икотой извожу.
Оказалось – несправедливо. Дедок не обманул. Вышел точно к озеру. Так себе озерцо – рваный голубой лоскуток на полгектара. И не похоже, что рыбное. Одна радость – не заблудился.
Достал я сетку и ахнул. Дома-то не посмотрел. Как дали в мешке, так в рюкзак и затолкал. Парень с работы удружил. А сам, наверно, ее с волейбольной площадки снял, наплава с кольцами прицепил и решил, что ей рыбу ловить можно. Скучно мне стало. Да делать нечего. Сам виноват.
Поставил то, что принес. Потом чайку сварил, подкрепился и лег отдохнуть. Лодку перевернул и блаженствую, как на перине. Ну и задремал.
Просыпаюсь. Мама родная! Сеть пропала. Тундра, кругом ни души. Кто ее снять мог? Разве что дух какой болотный. Быстренько бросаю лодку на воду и наворачиваю веслом, как ложкой. Подплываю – там она, родимая, только затонула. Битком набилась. Еле вытащил.
Чиры словно калиброванные, один к одному. И каждый слиточек килограмма по три, по четыре. Горбоносые красавцы. Вот и вся рыбалка.
Пришел. Увидел. Победил.
Оставалось уйти.
Тут-то морока и началась. Стал укладываться. Бросил полтора десятка в рюкзак и под завязку. Попробовал поднять – глаза на лоб лезут. А впереди… я уже говорил. Отбавил парочку, подровнял до чертовой дюжины. А тех, что остались, – в озеро, на расплод отпустил.
