Чистейший нокаут.
Вот так-то, думаю, со мной не забалуешь. Мы тоже умеем постоять за себя.
Потом глянул на катушку, а она не крутится. Поднял спиннинг и увидел оборванный конец лески. Я в воду. Да где там – только сапоги начерпал.
А таймень выпрыгнул из глубины и пошел.
Да не смотрите вы так – не сумасшедший я. Никаких ног у него не выросло. Только, честное слово, встал он во весь свой огромный рост и запрыгал на хвосте. Мой первый и самый крупный таймень. Красиво уходил, с достоинством. А я уже говорил, что закатец в тот вечер славный разыгрался, и блесенка моя желтенькая светилась в его лучах, как медаль на широченной груди победителя.
Вот и все. С тех пор мы уже не встречались. И кто его знает – кому из нас больше повезло.
Женщина на берегу
Первым делом, разумеется, о рыбалке, ну а девушки, как в песне поется, а девушки потом.
Подыскал я озерко в пригороде. Бедноватое, конечно, зато рядом, двадцать минут на электричке. Вечер посидишь – десятка три надергаешь. А если на ночь соберешься, глядишь, и котелок до краев.
Но мелковатый клевал. Вместе с хвостом на ладошке умещался. Для сковородки он, между прочим, и приятнее будет. В нем кости мягче. Да не брюхом единым… Азартец, сами понимаете, пропадает. А без азарта и рыбалка не в радость.
Остается экспериментировать.
У меня всегда в запасе метод от противного. Под берегом мелкий шалит – налаживаю закидушку, проверяю середину. Вижу – без пользы. Тогда расширяю меню. Обслуживаю на уровне лучших ресторанов. Брезгуете червячком – извольте мотыля. Мотыля мало – пожалуйте с гарнирчиком из перловки. Не угодно – будьте добры, отведайте хлебушка или теста. Любите пожирнее – можем маслицем сдобрить, хоть подсолнечным, хоть соевым. Не желаете маслица – откушайте с валерьяночкой, а для хорошего клиента у нас и капли датского короля найдутся.
В общем – ищите да обрящете.
Все перепробовал. Дошла очередь до губной помады, намятой с черным хлебом. Только закинул. Бац – попался. Иди сюда. Вывожу. Не великан, но, однако, лапоточек вполне подходящий, полусредней весовой категории. Кидаю снова. Еще круги не разошлись, а поплавок уже дернулся, встал торчком и поплыл. Подсекаю. Осечка. Или опоздал? Или поспешил? Крючок пустой. А может наживил неважно? Закидываю в третий раз. И снова перо моментально встает торчком и чертит круг. Ровный такой, словно по циркулю. И опять у меня в руках голый крючок.
Пробовал тащить сразу, как только перо стойку сделает, давал выдержку – бесполезно. Хитер карась наживку красть, но и мы на хитрость вашу приготовим нашу кашу. Беру ватку, закатываю в напомаженный хлебец. Попробуй-ка теперь стащить. Поплавок снова круг чертит. Дергаю по всем правилам. Опять пусто. Ватку обсосал и выплюнул.
И мучил он меня, пока помада не кончилась. Разогрел до кипения. Собрал я последние крохи. Потом порезче подсек. И надо же – угадал. Слышу, упирается, и не слабо. Горю от любопытства – не то слово – обугливаюсь! Ноги завибрировали так, что рябь по воде пошла. Подвожу к отлогому бережку. Не приведи господь, губа не выдержит – умру от расстройства. Подсачек с тыла пристраиваю. Ррраз… и… не тот. Оказалось, вьюна за брюхо подсек, вот он и сопротивлялся как бешеный.
Короче, на колу мочало – начинай сначала. Выловил со злости пяток маломерков на червяка и поехал домой. Да и темнеть уже начинало.
Ночью мне этот непойманный карась приснился. И такой, знали бы вы, красавец, хоть на выставку достижений народного хозяйства вези, если добудешь, конечно.
В ту пору у меня подружка водилась. Инженер-химик, между прочим. Гураночка. Этакая сибирская красавица. Уж больно мне губы ее нравились. Сочные, того и гляди лопнут. С такими достоинствами вроде и нужды в помаде нет, а она держала этого добра, хоть патронташ набивай, если не пулеметную ленту.
Обычно я парфюмерию для рыбалки в киосках покупал. А тут хватился, и нет ничего. Пришлось к подружке идти. Дай, говорю, да чтобы поимпортней, да позапашистей была. Попросил и понять ничего не могу – глазенки у нее сузились, ноздри затрепетали, и вся она, словно рысь перед прыжком. Даром что химик-технолог, а инстинкты кочевых бабушек никакая наука не вытравила.
Пока объяснял да оправдывался, чуть глаза не выцарапала.
Пришлось брать ее на рыбалку.
Приехали на озеро. Не успел приготовить снасти, а она уже озябла. Делать нечего – пошел за дровами. Женский каприз для меня всегда закон, даже на рыбалке. Брожу по берегу, сушняк собираю. Вдруг слышу, кричит:
«Миленький, я закидушку закинула».
Ишь, думаю, сообразительная и, главное, во вкус входит. Молодец, кричу ей, миленькая!
«Да я ее совсем закинула».
Голосок ломкий такой, срывающийся. Бегу назад. Она кудахчет возле воды, ручонками хлопает, и слезы в глазах. Оказалось, что забыла закрепить конец закидушки, ну и улетела снастенька вслед за грузилом. Да бог-то с ней. Не велика трудность – новую сделать.
Слушайте, что дальше было.
Намял я хлеба с помадой, закинул удочку… и все повторилось. Поплавок рисует круги на воде, а крючок пустой. И ведь других, бандюга, не подпускает. Один обжирает. Я в сторонку откочевал, двух штук вытащить успел, и опять этот рецидивист нагрянул. Опять сплошная геометрия вместо рыбалки.
Я злюсь, а подружка заливается. Ей смешно, а мне хоть топись от стыда. Позорнее ситуации не придумаешь.
Бросил я удочку и решил заняться завтраком. Подружка пошла овощи мыть. Хлюпается у берега, песенку мурлычет. Вдруг замерла и рукой мне тихонечко машет. Ничего понять не могу, но на всякий случай подкрадываюсь. Глянул в воду и… остолбенел. Стоит этот боров в метре от берега, губищи свои раскатал и на нас зыркает. Рожа наглая, откормленная. Эх, думаю, вилы бы сейчас – я бы ему показал, от чего раки краснеют. Так опять же – если бы да кабы… А без вил что? Без них только брюхом на него падать. И я потихонечку, как бы не спугнуть, наступаю. А он, нахалюга, и не думает пугаться. Чувствую, что видит, как я крадусь, и не уходит. Стоит себе, губами чмокает, словно воздушные поцелуи рассылает. Чмокай, красавчик, чмокай, раскаляюсь я. С такими-то самоуверенными всегда проще разделаться. И прыг на него. А он изящненько так одним плавничком гребанул и опять стоит, как ни в чем не бывало. А я мордой в тину. Поднимаюсь. С меня течет. Подружка хохочет. А этот остряк лениво покачивается на волнах. Садист. Позором моим наслаждается. И лишь когда я морду от тины отмыл, он вальяжненько перевернулся с боку на бок, сверканул всей золотой чешуей, словно кошельком брякнул, и, не уходя на глубину, подался к середине озера. А там как выдаст сальто, потом второе, третье, да с двумя поворотами, прогнувшись. И тут же мелкота подоспела, запрыгала, глядя на него. Он, значит, солирует, а они подыгрывают. Подружка моя аж рот раскрыла, глядя на их кордебалет.
Еле от берега увел. Отправил землянику собирать.
