Я уже вроде говорил, что на вступительные ходил в матросской форме. Матросочка оказалась везучей и для меня, и для хозяина, флотский тоже поступил. Но сессию он сдавал в нормальном костюме и завалил три экзамена. После подводной лодки очутиться в городе, где сероглазые ткачихи составляют большинство, – какие уж тут учебники. Попробовал пересдать и снова засыпался. Кто-то увидел в деканате черновик приказа об отчислении, а долго ли его перепечатать и на доску вывесить? Погрустил флотский, повздыхал вечерок и побежал искать Мубуту. Я не очень верил, что они договорятся, и совсем не верил, что кто-то вообще сможет помочь в этом деле. Свой «хвост» по истории я ликвидировал самостоятельно, никаких туч надо мной не висело, но за товарища все-таки переживал, да и любопытно было посмотреть на легендарного героя. Короче, верить не верил, но ждал с интересом. И флотский привел. Даже двух.
Который из них Мубута, я вычислил сразу, хотя и представлял его совсем другим, думал, что он громадный и обязательно с квадратной челюстью, а этот был чуть выше меня, поджарый, но кудрявый и губастый, как настоящий африканец. Сопровождал его какой-то пижон в галстуке стиляжьем. Кстати, если их сравнивать, то пижон был посмазливее Мубуты, особенно на первый взгляд, и непонятно было, почему он шестерит, хотя и пытается выставить себя как тренера.
В ресторан они договорились идти после выполнения заказа, а пока морячок выставил литр водки для поддержания разговора и пивка для рывка. Выпивка серьезная, а закуска студенческая. Гости чуть приняли и поплыли. Скорее всего, на старые дрожжи попало. Мубута молчал, поэтому кривизна его до поры в глаза не бросалась, а второму-то надо было цену набивать.
– Да у Мубуты такие покровительницы… Для него три «хвоста» ампутировать – все равно что два пальца обманикюрить! – Говорит вроде и уверенно, а язычок уже заносит то в кювет, то в колею.
Но флотский не больно прислушивается, у него все внимание на главного. А тот, словно разговор о ком постороннем, сидит со скучающей физиономией – настоящий герой должен быть молчаливым. Зато тренер, как тенор, кенарем заливается:
– Да за него любая из них на костер пойдет и сгореть за счастье посчитает. Он о свой агрегат простыню запросто рвет. Натянет простыню руками… р-р-раз… и насквозь.
Мубута колоду карт из кармана достал, тасует потихоньку, словно четки перебирает. А колода не простая, на рубашках фотографии голых девиц. Сам на них почти не смотрит – для нас картину гонит. А мы что? Мы слушаем и глаза таращим.
– А смог бы кто-нибудь из вас чайник поднять? – спрашивает тренер. – Смогли бы? А Мубута – запросто. И не пустой чайник, а с водой.
Я по наивности удивляюсь – чего, мол, сложного, если я двухпудовку запросто выжимаю. Тут уже и морячок не удержался, фыркнул. А до меня не сразу дошло, каким образом предлагается поднять чайник. Фыркнуть-то морячок фыркнул, но смеяться не спешил. Засомневался. Он ведь тоже кое-что успел повидать в жизни, в портовых притонах публика пообразованней сухопутной.
– Неужели в натуре сможешь? – спрашивает.
Тренер сначала побледнел, потом задергался. Себя заводил или исполнителя раздразнить пытался – непонятно. Скорее всего, и себя, и его.
– Докажи им, Мубутушка, – вопит, – изобрази специальный аттракцион для неверующих!
Один – весь на нервах, второй – само спокойствие и уверенность, выждал, когда еще раз попросят, спрятал карты в карман и говорит:
– Можно, только перед мужиками неинтересно. Посадите бабу на подоконник, а я донесу от самой двери и поставлю рядом с ней.
Неслабое заявленьице.
Тренер видит, что мы в некоторое смятение пришли, и внаглую – кует, пока тепленькие. Неужели, мол, такой пустячок организовать трудно? И тут я, чтобы совсем деревней не казаться, возьми да и спроси про Луку Мудищева. О том, что мой предок задолго до Мубуты подобные номера показывал, я для начала промолчал. Просто поинтересовался, не доводилось ли им поэмку читать. Я и сам-то к тому времени слышал ее один раз, и то не полностью. Батя из педагогических соображений этим семейным преданием с нами не делился. Но Минаичу, как завклубом, похвастался по пьяной лавочке и слова дал переписать. А тот, естественно, по секрету всему свету…
Спросил, а они вроде как не расслышали. Тренер уже воду из графина в чайник переливает. Срочно требуется девица.
У вас тоже, смотрю, глазенки заблестели. Думаете, сейчас начну врать, как пошли уговаривать однокурсниц принять участие в цирковой программе. Не буду я сочинять. Не те были нравы.
Кончилось тем, что они ушли. Когда я с перепугу начал снова про Луку долдонить, парнишечки вдруг занервничали. А ты, мол, откуда про него знаешь. Да с таким удивлением, чуть ли не с обидой. Ну я и рассказал, про кого написана поэма, чей предок прототипом послужил. И тут уже сам Мубута наконец-то вылез из панциря, дал волю африканскому темпераменту, бухнул остатки водки в свой стакан и выложил:
– Если вы такие грамотные, какого же дьявола меня пригласили? Идите сами к жене декана и договаривайтесь!
Морячок в оправдания кинулся. Требует, чтобы я извинился перед Мубутой. Ради товарища чего не сделаешь. Я готов. Даже не спрашиваю, в чем провинился. Но поздно. Мубута закусил удила, и конец всякой дипломатии. Морячок в коридор за ними выскочил, предложил проводить. Они его отправили назад. Тогда и в нем гордость заговорила. И заговорила языком любимого боцмана.
Кстати, наутро он узнал, что приказ подписан. А начальство свои приказы отменять не любит. Так что хлопоты были напрасные.
Морячку пришлось уезжать. А весной не стало Мубуты. И погиб он, как говорится, на боевом посту. Ночью к его знакомой возвратился муж, а дальше, как в анекдоте, только смеяться не хочется – Мубута, спасая честь дамы, хотел спуститься по балконам и сорвался. Но у него еще хватило сил добраться до дома и лечь в ванну. Там его и нашли.
Народищу на похороны собралось – весь двор заняли. Машина с гробом еле выехала. Но мужиков почти не было, изредка мелькнет похмельное лицо, как сорняк на цветочной клумбе, а в основном – женщины, от пацанок в пионерских галстуках до солидных дам, одна даже в черной вуали стояла. Блондинки, брюнетки, худенькие, пышнотелые… и у всех глаза на мокром месте. К знакомой однокурснице подошел, скромненькая такая девчоночка, кто бы сказал – не поверил бы, не с того куста ягода. Осторожненько, с извинениями, чтобы не обидеть, спрашиваю.
– Нет, – говорит, – не знала его, но подруги рассказывали. Такая романтическая личность… – И носом зашмыгала.
Вот что значит слава. И я, после того как на похоронах побывал, засомневался – так ли уж много было выдумки в легендах о нем.
История с порнографией
Перед отъездом флотский подарил мне картинку на память – шикарная мулатка с обезьянкой на плече. Любоваться красотой в одиночку по меньшей мере скучно – радостью всегда хочется с друзьями поделиться. Похвастаться, если хотите. Вот я и повесил живопись над койкой. А рядышком пристроил вырванный из журнала «Физкультура и спорт» портрет двукратного олимпийского чемпиона по штанге Томи Коно – был такой орел, по кличке Железный Гаваец. Он и в конкурсах культуристов выступал, там его мускулатуру и сфотографировали. Красивая компания – Железный Гаваец, бронзовая мулатка и симпатичная шимпанзе – смотри и радуйся.
