Можете себе представить ситуацию, когда на хлеб денег не хватает, а масла вволю? И не только у нашей бабули, вся деревня так жила. До городского базара дорога не близкая. Если вырастишь чего, продавать замучаешься. Единственные живые деньги – на колхозной картошке. Девять мешков накопал, десятый – твой. Сдавай в заготконтору и получай наличные. Правда, чтобы до десятого дойти, понагибаться надо. Так еще и на свой огород силы где бы отыскать. У кого семья большая, все-таки полегче. А наша-то одна.
Не подумайте, что хвастаюсь, но мы с ребятами тоже не последние жлобы. И выкопать помогли, и в подпол спустили. Сами догадались предложить. Мы и дров ей на зиму напилили. А я еще и грибов натаскал. Там такие дубравы с шикарными боровиками! Ничего подобного ни до, ни после не встречал. Мне удовольствие, а ей продовольствие. И для нас жарила, и себе полмешка насушила.
С бабулей жили дружно. Когда уезжали, всплакнула даже. А в тот день, когда с ее картошкой управились, она сбегала к соседке и принесла бутылку самогонки. И сама с нами приняла. Раскраснелась, разговорчивая стала. А нам, олухам, слушать некогда. В соседнюю деревню кинопередвижка приехала, а после кино – танцы. Самогонку прикончили и засобирались. Бабуля без обид, она давно свое отобижалась, понимает – дело молодое. Только попросила, чтобы с местными парнями из-за девок не подрались, а то в тюрьму дорога широкая, а из нее – тесная, и напомнила, что хорошей жизни там не бывает.
Тюрьма нас не пугала, уверены были, что так далеко не зайдет. А с деревенскими – это как повезет, всякое могло случиться. Но драк бояться – на танцы не ходить.
Если верить песенке, то получается, что на десять девчонок по статистике девять ребят. Может быть, и так. Только девчонок почему-то всегда не хватает. Даже если по три на одного, без драки поделить не можем. Перед отправкой в колхоз флотский, тот, в чьей бескозырке на вступительные экзамены ходил, вразумлял меня, салажонка:
– Ты, Лех, когда в деревне на танцы пойдете, приглашай самую некрасивую, ее и уговорить проще, и морду за нее не начистят, а она в благодарность и первача для тебя найдет, и про закуску не забудет.
Поначалу я очень обиделся на его совет, особенно за выпивку с закуской. Я и теперь-то выгоды в любви не ищу. Не к лицу это мужику, а юнцу и подавно.
Кино пересказывать не буду, потому что в кино мы опоздали. Явились в клуб, когда уже и лавки вдоль стен были расставлены, и баянист наяривал. По углам возле сцены две лампы семилинейки, другие источники света отсутствуют. Полумрак. Романтика, если не бутафорская, а вынужденная, воспринимается как неудобство. Но на деревенских танцах выбирают не глазами и не на ощупь даже, все давно знакомы, и темнотой бородавку не замажешь.
«Стоят девчонки, стоят в сторонке, платочки в руках теребят». Ну а мальчонки в другой сторонке. И те и другие посматривают на заезжих студентов с интересом. Только интересы разные. Тут-то я и вспомнил совет флотского. Высмотрел самую невзрачненькую. Хотя при керосиновом свете легко обмишуриться в любую сторону. Переждал один танец. Мою никто не пригласил. И на следующий не пригласили. Пареньки поглядывают косо, но меня этим не удивишь. На деревенских танцах не в первый раз, порядки везде приблизительно одинаковые. И беспорядки – тоже. Так и я себя в трусы не записывал. Подхожу к девушке. Заулыбалась от радости. Не наврал, думаю, флотский, и впрямь благодарна. Когда поближе рассмотрел, оказалось, что не такая уж и страшненькая. Ниной зовут. И разговоры рассудительные. Тоже могла студенткой стать, но балла не хватило в Московский медицинский. Единственного. На химии вместо запланированной пятерки четверку получила. На будущий год поедет или в Калинин, или в Ярославль и обязательно поступит. В общем, дала понять, что, не замахнись на столицу, тоже бы не отстала. Хотя я вроде и не гордился своими успехами, пятерки на экзаменах не планировал, честно признался, что из троечников не вылезал. Единственное, чем похвастался, что придумал вырядиться на экзамен в матросскую форму. Но она мою изобретательность не оценила.
Раза три с ней станцевал. Никто меня не толкает, никто не задирает, никто не спешит опередить. Даже неинтересно стало. А в клубе вроде как совсем потемнело: или стекла в лампах слишком закоптились, или фитили обгорели, а прибавить некому. Да и зачем?
Потом объявили дамский танец. Я не волнуюсь, почти уверен, что моя Ниночка меня пригласит. И не ошибся. Не испугалась. Шла не вдоль стенок, а через зал, прямо на меня. И почти дошла. Но откуда-то выскочила девица в черном свитере и с белыми всклоченными волосами. Прическа под названием «Не одна я в поле кувыркалась». Может, в модных парикмахерских это и по-другому обзывали, но народное слово всегда точнее. Схватила меня за руку и потащила в круг. И уже по пути, как бы между делом, уточнила:
– Приглашаю.
Я даже растерялся от неожиданности. А если бы и не растерялся? Не вырываться же? Иду покорный, как теленок. Ниночка презрительно фыркнула и пригласила моего однокурсника. А девица обхватила меня, уронила косматую голову на плечо и молчит. Я даже рассмотреть ее не успел. Зато почувствовал очень хорошо. Талия тонкая, тело гибкое. Прижалась так, что все во мне заговорило, без слов, но откровенно. И для нее очень даже доходчиво. Когда с Ниной танцевал, расстояние между нами было, как нейтральная полоса на границе с капстраной. Я попытался его сократить, но сразу же почувствовал, какие железные у нее руки и какая железобетонная спина. А с этой: изгиб в изгиб без угла и без зазора. Как зовут – спросить не успел, а в тесных объятиях не до разговоров, во рту пересохло, и смотрим в разные стороны: она в мое плечо, а у меня перед глазами месиво площадки. Ниночка пару раз мимо проплыла, но уже как чужая. Топчемся, почти не сходя с места. Она мурлычет, я млею. Танец вот-вот кончится. Гадаю, как дальше быть. Я в сомнениях, а для нее уже все решено. Плавненько выскальзывает из объятий.
– Линяем отсюда, – говорит и, лавируя между пар, продвигается к выходу, а меня за руку тащит, чтобы не потерялся.
Отошли от клуба. Остановились. Достала сигарету. Мне предложила. Я отказался, не курил еще.
– Молоток, – говорит, – вырастешь, кувалдой станешь. – И объясняет: – Парень должен прийти, а мне видеть его ноль желания. Проводи до дома, если не боишься.
Да если бы и боялся, не признаваться же. А парень крепеньким должен быть – когда прикуривала, рассмотреть ее успел: губки бантиком, ямочки на щеках – такие слабакам не достаются.
Тропинка узенькая, идти приходится гуськом. Перед глазами, как факел, ее белая прическа. Говорит, не оборачиваясь. Половину слов не разбираю, но понял, что взяла отгулы и приехала к матери на картошку, два дня, не разгибаясь, пахали с утра до вечера, но выкопали, теперь можно спокойно возвращаться. А в город уехала после семилетки, ремеслуху закончила, теперь крановщицей работает. Я спросил, почему в ткачихи не пошла, была бы знаменитой, как Валентина Гаганова. Рассмеялась: не надо, мол, ей такой славы, и нудную работу она терпеть не может. Ей в Сибирь хочется. Если бы не мать, давно бы уехала. Похвастался, что и я чуть было не сбежал в Сибирь с геологами. Заинтересовалась, но не поверила или всерьез не приняла. Она вообще разговаривала со мной свысока, особенно когда речь зашла о работе.
