Мать поскрипела табуреткой, повздыхала, поохала и согласилась. А кровать скрипела совсем недолго.
Маргарита открыла печку и попросила сигарету. Я протянул, а потом само собой получилось, что оказался в ее объятиях. Или она в моих? Губы у нее жадные, горячие. Сердце у нее колотится. А про мое и говорить страшно. И вдруг, чувствую, отталкивает. А за спиной слышу старухин крик. Не крик – лай.
– Ах ты кобель паршивый! – и другие не самые теплые выражения в мой адрес.
Дочка тоже заливается.
– Мамочка, милая, не виновата я, это он набросился…
Ну прямо как в комедии «Бриллиантовая рука».
Только не до смеха. Нырнул в свою каморку, рухнул на кровать, голову подушкой накрыл, лежу, боюсь пошевелиться.
Маргарита, видимо, тоже голову под подушку спрятала.
А мамаша еще долго причитала. Сначала ругала: неймется, мол, дуре, – потом жалеть начала, почему все напасти на нее, несчастную. И мне досталось, наслушался про себя такой правды, таких угроз и проклятий наслушался… Думал, что с кочергой ворвется, но обошлось. Угомонилась. А я так и не уснул.
Утром, не умываясь, сбежал на завод. И очень не хотелось, чтобы рабочий день кончался. С какими глазами возвращаться? Что меня ждет? Даже представить не мог.
А часам к трем заявилась на завод Маргарита. Разыскала. И через проходную без пропуска проникла. Для красоты преград не бывает.
Возникла передо мной с грустным лицом и виноватой улыбкой. Прости, мол, что так получилось, мать – женщина строгих правил, ей нас не понять, а нам от этого не легче. Маргарита у меня прощения просит. Я – у нее. Но как дальше быть? Я не знаю. И она – не представляет. Повздыхала. Даже приобняла меня, как бы в поисках защитника. Прижалась осторожненько. И ретивое мое взыграло. Не так, как прошедшей ночью на кухне, но дыхание успело взять разгон. И даже какая-то надежда мелькнула. А она отстранилась и говорит:
– Может, подарить ей какую-нибудь недорогую тряпочку. Жадность у старушек любой гнев усмиряет. Увидит и поостынет. Пойдем в магазин, посмотрим, – и снова приобняла.
Я быстренько переоделся. Идем по улице, она меня под руку держит, щебечет, как давно не была в родном городе, и с грустью замечает, что ничего в нем не меняется. В магазине, без лишних блужданий, провела меня к женской одежде и посоветовала купить индийскую кофточку. Я толком и подарок-то не рассмотрел, доверился ее вкусу. Когда зашел разговор, как вручать, она сказала, что у нее это мягче получится, а потом добавила, что мне вообще лучше не показываться матери на глаза и переселиться в гостиницу. И на ходу придумала, как это сделать: она уводит мать в гости к родственникам, а я в это время забираю свои вещи и переселяюсь, потом она обязательно навестит меня и заодно договорится с дежурной, чтобы мне выписали нормальные квитанции, дежурная многим обязана их семье, поэтому сложностей не возникнет.
До конца командировки оставалась еще неделя. Не буду скрывать – ждал и верил.
Не пришла.
Подозреваю, что и кофточку брала не для мамаши. А мне пришлось занимать деньги у местных мужиков, чтобы за гостиницу расплатиться и обратный билет взять. Квитанцию выписали, как будто я в люксе жил. Были уверены, что не стану возражать.
Да, чуть не забыл: когда забегал к ним в дом забирать сумку, на подоконнике стояли две тарелки с заливным языком. Очень хотелось попробовать, но испугался.
Бедный паспорт
Говорить о секретных заводах – все равно что рассказывать старые анекдоты. Этим уже трудно удивить. Спроси любого, кто рядом живет, и он тебе растолкует, какие пакости там производят, а если на территории магазин с дефицитами есть, так и потайной ход покажет. Но в меня еще в пионерском возрасте вколотили, что болтун – находка для шпиона, поэтому о секретах, на всякий случай, не будем. Да и скучно это, интереснее – о секретарях, то бишь о тех, кто эти секреты охраняет.
Я уже вроде жаловался, что очень серьезные люди, глядя на меня, приходят в тихое бешенство. А мне что делать прикажете? На их выпивку рот не разеваю, в кумовья не набиваюсь, а если уж по работе случай сводит, так я не виноват, у меня начальник есть, и не один, к сожалению.
И приходит в нашу контору бумага с одного хитрого завода: просят установить и запустить регуляторы. Дело привычное, только у шефа моего допуска нет. У меня – тем более. А без допуска на такие заводы не проникнешь. Начальник вызывает кадровика. Тот является с бланками и приказывает нам заполнить их печатными буквами. Интересуемся, к чему такие сложности. Повышает голос: приказы, мол, не обсуждаются. Не он законы устанавливал, и не нам их отменять. Анкета длиннющая: кто с кем, кто от кого… Короче, биография, переходящая в порнографию. А у меня же и дедушка, левый эсер, два срока отмотал, и дядька, красный командир, враг народа. Дядьку, правда, реабилитировали, а деда – забыли. Спрашиваю у шефа, как быть. А у того свои родимые пятна – матушка из поволжских немцев, в деревне Каргино под Енисейском ссылку отбывала.
– Зато, – говорит, – у меня папаша остяк, а это все равно что большевик с дореволюционным стажем, а может, еще и понадежнее.
Шеф написал, что не судился и родственников за бугром не имеет. Я взял его анкету и воспользовался, как шпаргалкой. Отдали бланки кадровику и уехали в командировку. Возвратились через месяц, отчитаться не успели, а секретарша уже в кадры гонит. Не прошли наши сочинения. Нет, родственников наших не разоблачили, но шеф что-то не очень аккуратно исправил, а у меня нашли три грамматические ошибки. Кадровик выговорил нам, пригрозил, что если снова испортим бланки, будет требовать, чтобы лишили премии. Заполнили по второму разу, и шеф укатил в отпуск к своей остяцкой родне. Двух недель не прошло, вызывает начальник. Так, мол, и растак, но пришла очень серьезная телеграмма, езжай без допуска, оформят в процессе, не пустят – возвратишься, но совесть наша будет чиста. Не о совести он, конечно, переживал, другое прикрывал, ну да ладно.
Хитрый завод снаружи ничем не отличается от любого другого. На то он и хитрый. Но вся наивность до первой двери, за которой тебя встретит румяный гладковыбритый молодец. Даже в заводоуправление не пустили. Вызвали по телефону энергетика и велели ждать. Потом велел ждать энергетик. Потом энергетику кто-то велел ждать, и мы ждали вместе. Наконец поднялись к нему в отдел. Посадил меня в уголок на расшатанный стул, дал журнал «Крестьянка» и удалился за фанерную перегородку к телефону. Секретничает, а слышимость – как на озере в лунную безветренную ночь. Самый главный из охраны, как я понял, отлеживался на больничном, надорвался на тяжелой работе, занемог, а замы боятся ответственность на себя взять. Энергетик канючит, что план срывается, а тем по барабану, достаточность режима важнее производственной необходимости. И так не в дугу, и этак поперек оглобли. Начальники на Руси плохие, но это не самая страшная наша беда. Самое страшное, что заместители и помощники еще хуже. Если не трусливый, так пакостливый, если не тупой, так ленивый. Случается, что все эти опивки в один стакан слиты. Однако хитрый энергетик отыскал-таки слабую доску в непроглядном заборе. Слышу, внушает кому-то:
