– Я хотела спасти тебя, мышка, – начала актриса. – Но вижу, что опоздала. Ты дала себя оприходовать как самая последняя, тупая шлюха. – (Пенни поморщилась на некультурное словечко). – Пренебрегла моим советом и позволила Максу себя охмурить. – Алуэтта смотрела на нее с откровенной жалостью и беззлобно заключила: – Раньше ты была личность. Да только с легкостью предала свои мечты и стала голодной conasse
[3]
.
Пенни развернулась, но француженка не дала ей уйти.
– Как тебе черная бусинка, кстати?
– Что за бусинка? – насторожилась Пенни.
Ее собеседница только усмехнулась.
– А! Значит, жди сюрприза.
Макс не поспешил подняться навстречу, чтобы усадить за столик. Вместо этого знаком подозвал ближе и столь же молча потребовал вытянуть руку. Взял ее ладонь, поцеловал и что-то туда вложил. Разжав пальцы, Пенни увидела пресловутую черную бусину. По форме и размеру она ничем не отличалась от первой, разница была лишь в цвете.
– Розовая для влагалища, – объявил Макс, – а черная – для твоего симпатичного ануса. Простота – залог успеха. Вся линейка «До самых кончиков» будет следовать этой же схеме цветовой маркировки.
Пенни послушно побрела в туалет.
Объединившись, бусины мгновенно принялись за дело. По возвращении Максвелл усадил ее за столик, а сам устроился напротив. Парочка углубилась в меню.
Поначалу в паху у Пенни разгорелся сладкий пожар. Его сменили щекотливые спазмы, будто заворочалось нечто голодное, обгладывающее ее изнутри восхитительно мягкими зубами.
Невольный стон привлек внимание соседей. Обернулись, насторожились женские лица под высокими шиньонами. Пенни прижала салфетку ко рту, делая вид, что закашлялась. Пусть лучше думают, что у нее туберкулез, чем приступ множественного оргазма.
– Не переживай, – успокоил Максвелл, – твой организм не пострадает. Силиконовое покрытие – материал весьма мягкий.
Внутри Пенни происходила загадочная возня.
– В каждый шарик вживлено по магниту, – объяснил Максвелл. – Вот почему я не мог дать их тебе одновременно: притяжение слишком велико. – Он взял ручку и явно приготовился записывать. – Древнее перуанское племя чичлачи называло их «брачные камушки»: обретя друг друга, они слипаются так, что едва растащишь.
Со слов Макса следовало, что черная бусина должна была упереться в переднюю стенку ее прямой кишки. Розовая занимает позицию напротив, утыкаясь в заднюю стенку влагалища. Даже покрытые силиконом и помещенные в разные отверстия, камни нашли друг друга, и теперь на разделяющую две полости мембрану со всем хитросплетением нервных окончаний активно воздействовали оба мощных магнита, давя и разминая самые чувствительные точки.
Наслаждаясь ее реакцией, злорадствующий гений махнул официанту.
– Шарики разделяет лишь твоя перинеальная губка, та самая, особо чувствительная. Ты беззащитна против такой атаки: она идет на всю эрогенную нейросистему разом.
Чтобы не застонать, Пенни прикусила тщательно наманикюренный ноготь. Соски возбудились настолько, что грудь бродящей квашней полезла из пуш-апа.
– Ты совсем молода, – наставительно заметил Максвелл, наблюдая за ее реакцией, – и если еще не способна совладать со всем потенциалом женского тела, я не буду ставить это тебе в вину.
Он нарочно дразнил ее, подначивал изнывать у всех на глазах. Пока элегантные пары по соседству чинно ужинали и болтали, Пенни захлестывали оргазмические волны эротоэнергии.
К столику шагнул официант:
– Мадам желает сделать заказ?
В ее тазу сталкивались и терлись друг о друга планеты. Морские пучины вздымались девятыми валами, подтачивая рассудок. Тщетно она сжимала ноги, силясь удержать рвущийся наружу поток.
– Мадам желает стейк потолще, – насмешливо сообщил Макс официанту и, повернувшись к Пенни, добавил: – Может быть, и для сочного языка найдется место?
Содрогаясь в экстазе, Пенни почувствовала, как мысок его ботинка скользнул по ее ноге вверх – от лодыжки к коленям – и вскоре уперся в промежность. Невольно вспомнилась их первая встреча: как она, распластавшись на ковре, поймала свое растрепанное отражение в полированной глади мужской туфли ручной работы. Слова застряли в горле. Трясущимися руками Пенни принялась разглаживать подол и обнаружила мокрое пятно. Промокла и салфетка. Забыв про официанта, она сбросила ногу Макса, кое-как поднялась и, хватаясь за спинки стульев к вящему неудовольствию их состоятельных владельцев, заковыляла обратно в туалет. От бесконечных оргазмов дрожали колени. Почти у самой двери ноги все же подломились, и Пенни упала. Встать не было сил. Последние метры до отделанного кафелем убежища пришлось ползти на карачках. Укрывшись в кабинке, она задрала мокрую юбку и сунула в себя два пальца. Вскоре ей удалось нащупать розовый шарик, но тот никак не давался в руки. Слишком скользким оказался силикон.
Выгнувшись дугой, Пенни запустила те же пальцы в анус, пытаясь добраться до черной бусины. Тщетно!
Внезапно за спиной послышалось:
– Зря стараешься, все равно не вытащишь.
Голос принадлежал Алуэтте. Кинодива шагнула в кабинку, без тени смущения созерцая эротическую дилемму Пении.
– Год назад я так же корчилась в этом самом туалете. От помешательства меня спас младший официант. Отважный юноша. Высосал черную бусину, как змеиный яд, прямо из моего derriиre
[4]
.
Выставив обнаженный лобок, Пенни еле слышно взмолилась:
– Помоги…
Алуэтта обозрела гладко выбритую промежность и присвистнула.
– Так вот, значит, что он в тебе нашел. Такой прекрасной киски я еще не видела. – Она облизнулась. – Славненькая.
От выделений накапала лужица на полу.
– Расслабляйся, – посоветовала Алуэтта. – Сбросить камень любви с трона можно лишь мощной струей женского сока!
Преклонив колени на кафельный пол, она обхватила Пенни за бедра и припала кинозвездным ртом к сочащейся молодой вагине. Пенни заерзала, вжимаясь в подставленное восхитительное лицо, словно плотнее усаживалась в седле. Почувствовала, как пальцы Алуэтты исследуют задний проход.
Постепенно стимуляция пошла на убыль. Наконец Алуэтта оторвалась от своего занятия и выплюнула в унитаз розовый шарик. Лишившись второй половинки, черная бусина выскользнула, и актриса, выставив ее напоказ перед Пенни, отправила вслед за первой. Оба магнита сомкнулись с пугающим плеском, и Алуэтта нажала на смыв.
– Не благодари меня, мышка, – промолвила она, бросая оценивающий взгляд на понесенный соперницей ущерб. – Настанет день, когда ты пожалеешь, что я не дала тебе умереть от наслаждения. – Повернувшись к зеркалу, она принялась подправлять смазанную линию губной помады. – Теперь слишком поздно. Скоро и ты станешь как мы все. Его рабыней.
