— Странно, я понял так, что она хочет выучить здесь английский язык, а потом вернется домой. — Мартин в растерянности. Может быть, никакой Агнешки на самом деле не существует? Может быть, Хетти ее просто выдумала, вдруг это плод ее воображения? Вдруг новый облик Хетти — симптом душевного расстройства? Ведь может же безумие проявляться в стремлении не к беспорядку, а, наоборот, к порядку?
Но еда на столе выглядит так заманчиво, Хетти по-прежнему улыбается, комната чисто прибрана, рядом с тарелками лежат салфетки, как клала их когда-то его мать в торжественных случаях. И все это не плод воображения. В доме побывала добрая волшебница и навела всюду порядок. Мать Мартина никогда не читала детям сказок из принципа: “Хотят читать — пусть сами читают”.
— Но как хоть она выглядит? — спрашивает он. Он понимает, вопроса этого задавать не следовало, внешность женщин не подлежит обсуждению и не принимается в расчет, когда речь идет о работе, но ему интересно.
— Ничего особенного. — Хетти пытается хоть как-то описать ее. — Самая обыкновенная. Ни роскошного бюста, ни длинных ног, ни повадок хищной обольстительницы. Довольно приятная на вид. Живот втянутый. Мой-то еще не пришел в норму. Может быть, буду ходить с ней в школу танцев.
— А меня оставишь с Китти? — говорит он шутливо, однако уже ощущает, как ему одиноко, ведь обе женщины готовы его бросить.
— Если нам всем надо будет уйти, вызовем няню из агентства, — говорит она. — Когда я вернусь на работу, мы сможем вызывать их хоть каждый день. В крайнем случае мы с Агнешкой договоримся ходить в разные дни.
Тут-то бы Мартину и сказать Хетти, что его, по всей вероятности, ожидает основательная прибавка к жалованью и что финансовая сторона проблемы перестанет существовать, но он молчит. Если перед ним новая Хетти, она ему нравится.
Мартин заходит в гостевую комнату посмотреть, как Китти, и видит, что она сладко спит в своей кроватке у стены рядом с односпальной кроватью. Заботливо расчесанные волосы трогательно закрывают щеку. Китти светленькая, круглолицая, пухленькая. Он так ее любит, что перехватывает дыхание. В гостевой комнате произошла перестановка, и довольно удачная: кухонная тумбочка, которая была раньше набита старыми газетами, исписанными шариковыми ручками и принесенными с почтой резинками, теперь стоит у окна, а над ней небольшая книжная полка — “Английский язык для иностранцев”, “Танцы как путь к познанию себя”, “Развитие ребенка” — эта напечатана издательством “Новая Европа”. Мартин писал на нее рецензию для “Деволюции”, когда вел книжную рубрику. На столике ноутбук последней марки. Как это она ухитрилась купить себе такой? У него старенький, то и дело зависает. Этот не зависнет, можно не сомневаться.
Аккуратно сложенные детские вещи и принадлежности, необходимые для ухода за ребенком и валявшиеся до нынешнего вечера по всей гостиной, сейчас продуманно разместились на нескольких полках. Собственных вещей Агнешки совсем немного, он заглядывает в ящики и видит аккуратно сложенное белье и несколько тонких свитеров пастельных тонов. Ничего черного, ничего яркого. Успокоенный, он возвращается в гостиную.
— А пойдем-ка, пока она не вернулась, в спальню, — говорит он.
— Пойдем, — соглашается Хетти, к его удивлению, и идет за ним, и все становится как бывало в том, прежнем, мире до рождения Китти, до беременности. Теперь им никто не мешает, на душе у него становится ясно, светло. Он вскрикивает, она стонет. Ребенок в соседней комнате спокойно спит. Они еще долго сжимают друг друга в объятьях, защищенные от вторжения внешнего мира.
Мартин раздумывает, рассказать или не рассказывать Хетти о статье, которую ждет от него Гарольд: он должен рекомендовать бутерброд из мягкого белого хлеба с крепко посоленными картофельными чипсами в качестве дозволенного источника удовольствия, ибо правительство решило, что пропаганда здоровья и связанных с его поддержанием ограничений уже не обеспечивают ему необходимую поддержку электората. И Мартин решает, что рассказывать Хетти не стоит, ведь она помешана на правильном питании и тут же вспомнит Мартинова отца, станет говорить, как рано он умер и какую роковую роль сыграли в этом картофельные чипсы, а Мартину всего этого слышать не хочется. И они остаются в постели и засыпают, не дождавшись возвращения Агнешки.
В непривычной мирной тишине утра Мартин спит дольше всех в доме. Надо же, он, оказывается, проспал больше восьми часов. Он вскакивает с кровати голый и вспоминает, что теперь так нельзя идти в ванную, надо надеть халат. Халат не валяется на полу, а висит на вешалке, под рукой. Церемония надевания халата укрепляет в нем чувство надежной ритуальной структурированности дня. Он бреется. Раковина чисто вымыта, краны сверкают, волосы больше не забивают сток, и вода стекает быстро, не оставляя на стенках и дне пены и грязи. Выстиранное белье все еще сушится в ванной, но каждая вещь расправлена и аккуратно повешена, а не просто брошена на струны сушилки.
Мартин в первый раз видит Агнешку и понимает, что называть ее Агнес, как он задумал, желая хоть напоследок досадить, не стоит. Она держит дистанцию, и не надо нарушать эту дистанцию неподходящим именем. Она улыбается приветливо, с оттенком почтительности и говорит, что ей очень приятно познакомиться “с хозяином, мистером Мартином”. Будет ли он есть на завтрак яйца, и если да, то как их приготовить — сделать омлет, глазунью или сварить “в мешочек”? Хетти ест вареное яйцо, первое из двух, в рюмочке для яиц, а не из пластмассового кольца Китти. Китти сидит в своем высоком стульчике, обложенная подушками. Она пытается есть ложкой и одинаково радостно улыбается и папе, и маме, и Агнешке. Но Мартин и Хетти — неопытные родители, они не знают, что все младенцы в семь месяцев доверчивы и дружелюбны, улыбаются всем без разбора. Скоро Китти начнет различать людей, будет улыбаться только своим и прятать лицо от остальных, а при виде чужих и вовсе плакать.
Хетти и Мартин убеждены, что у них растет необыкновенный, исключительно одаренный ребенок — как же иначе? А это всего лишь еще один маленький человечек, он вырастет и отодвинет их на целое поколение в прошлое. Уже и сейчас их восхождение кончилось, они миновали зенит.
Для Китти, которую природа, заботясь о ее младенческом благоденствии, в равной мере одарила способностью как приводить в умиление, так и надоедать, ее родители — всего лишь необходимое условие ее существования, эпизодические персонажи ее жизни, будущие бабушка и дедушка детей, которые у нее, бог даст, родятся. И все же она их любит. Она любит все, что ей привычно, и всех, кто выполняет ее желания.
О тех, кто нянчил наших детей
Первая о-пэр появилась в нашей семье зимой 1963 года. Звали ее Розанна. В те времена мы с Сереной делили поровну расходы на нянь, присматривающих за детьми. И если мои дети, Лалли и Джейми, проводили больше времени в доме Серены на Колдикотт-сквер, чем ее сыновья, Оливер и Кристофер, в моем, то потому лишь, что детям там больше нравилось. Ее дом был просторней, хотя мой теплее.
Мой дом был высокий, в четыре этажа, с широкой лестницей и по одной-единственной комнате на этаже, а ванная втиснута под самую крышу. Дом Серены и Джорджа — сооружение позднегеоргианской архитектуры с колоннами. Все эти дома примыкают друг к другу, обрамляя площадь.
