— А нельзя совместить приятное с полезным?.
— Мне всегда приятно встретиться с тобой, старик, — сказал я. — Но, учитывая, что я догадываюсь, зачем ты пришел на этот раз, мне хотелось бы закончить все побыстрее. Не люблю отказывать старым друзьям.
— Ладно, — сказал он, — не мельтеши. Асгарот к тебе вчера уже подкатывал, знаю. Как он тебе?
— Без протокола?
— Обижаешь, — сказал он. — На хрена мне твой протокол?
— Молод, — начал я. — Честолюбив. Заносчив. Дерзок. Глуп. Опасен — в первую очередь для самого себя, во вторую — для всех нас.
— Верно, — сказал Бегемот. — А вот эту бумажку он тебе показывал?
Я посмотрел на предложенный документ.
— Показывал.
— Что ты о ней думаешь?
— Это бомба, — сказал я. — И, поставив под ней свою подпись, Асгарот поджег фитиль.
— На ней уже две подписи, — заметил Бегемот. — Это значит, что договор вступил в силу.
— Но моего имени там нет.
— Оно там будет, — сказал Бегемот.
— Почему я?
— С моей точки зрения?
— Нет, изначально.
— Изначально на твоей кандидатуре настаивал Азраель.
— Чем он свою просьбу мотивировал?
— Ностальгией, — сказал Бегемот. — Дескать, вы работали в одно и то же время, и пути ваши часто пересекались, он поднялся, ты не опустился, ему за тебя обидно, и он дает тебе шанс проявить себя, и тра-ля-ля… Думает, что ты не справишься, и ждет, пока ты сядешь в лужу.
— Ты думаешь, он все еще жаждет мести?
— Носят ли святые нимб? — вопросил он.
— Понятно, — сказал я. — А твоя точка зрения на предмет моего участия?
— Бумага подписана, — сказал он. — Обратного хода уже нет. Если там не будет твоего имени, значит, там будет чье-то другое. Я бы все-таки предпочел, чтобы там было твое.
— Почему?
— Потому что я тебя знаю, — сказал он. — И знаю, что ты справишься. А другого, пришедшего тебе на замену, я могу и не знать.
— А ты сам как в эту историю вляпался?
— Я тебе говорил, что я — эксперт?
— Неоднократно.
— Это моя территория, — сказал он. — Асгарот пришел ко мне за советом, я дал ему совет, он его не послушал, и понеслось. Хочешь знать, с чего это все началось?
— Хочу, — сказал я.
— Тогда слушай, — сказал он и принялся рассказывать.
Рассказчиком он всегда был превосходным. Не упускал из виду ни одной детали, помнил все подробности, а виденное собственными глазами передавал в лицах. Слушать его было одно удовольствие, и удовольствие сие длилось минут сорок. Потом он замолчал, а я закурил.
Табакокурение среди демонов не поощряется, но и не преследуется. Рак легких нам не грозит, потому как по роду службы приходится дышать и более зловонными и зловредными испарениями, а небольшой процент наслаждения никогда не помешает. Да и работа у нас нервная, знаете ли, с людьми ведь работаем.
— И как тебе эта история? — спросил Бегемот, когда я стряхнул пепел в третий раз.
— Мутная, — сказал я. — Мне кажется, что нас подставляют.
— Еще как, — сказал Бегемот. — Ты не представляешь, как я разозлился, когда обо всем узнал. Асгарот — он кто? Сопляк, шесть веков от роду, что он понимает в интригах? Азраель провел его, как последнего лоха.
— Погано, — сказал я.
— Еще как погано, — сказал он. — Посмотри, что мы имеем. Заключенное по всем правилам пари, отказаться от условий которого уже не может ни одна сторона. Ты представь, что будет, если новости дойдут до Князя? Он взбеленится, это я тебе говорю, а условия все равно придется выполнять. Потом полетят головы.
— Наши с тобой полетят одними из первых.
— Первой полетит голова Асгарота.
— Для меня это будет довольно слабым утешением.
— Для меня в общем-то тоже, — признал он. — Так что пари надо выигрывать.
— Искушение четырех, — сказал я. — Это не так сложно.
— Как посмотреть, — сказал Бегемот. — Ты интересовался официальной статистикой?
— Как-то не было повода.
— А я интересовался. Знаешь, сколько сейчас на Земле работает квалифицированных искусителей?
— Сколько?
— Столько же, сколько и неквалифицированных, — сказал он. — Ни одного.
— Как такое может быть? — изумился я. — Ведь поток грешников не ослабевает!
— Увы, так может быть, и так есть, — сказал Бегемот. — А поток грешников… Люди делают это сами. Без нас.
— Не понимаю.
— У ада забрали одну из его прямых обязанностей, — сказал Бегемот. — И кто забрал? Смертные!
— А куда смотрит небесная шатия-братия?
— Она никуда не смотрит, — сказал Бегемот. — Чудотворство массового поражения было запрещено пару тысяч лет назад, если ты помнишь, а с тех пор Он, Ты Знаешь Кто, не слишком часто обращал свой лик к собственным творениям. Точнее, вообще не обращал.
— Это как?
— Поговаривают, что он занят проектированием новой Вселенной.
— Проектированием?
— Ага. Сказал, что не хочет повторения старой ошибки. Дескать, свалял на скорую руку, за шесть дней-то тяп-ляп, решил теперь все детально спланировать.
— Но если он создаст еще одну Вселенную, ему придется уйти туда.
— Именно, — сказал Бегемот. — Но пока Он еще и ни тут, и ни там, ни один ангел перышком не шевельнет без разрешения.
— Один шевельнул, — напомнил я.
— Скорее всего, даже не один, — сказал Бегемот. — Я не думаю, что Азраель дергает за все ниточки. Он — подставная фигура.
— Это анализ ситуации?
— Как хочешь. Посмотри. Есть группа товарищей — так они фигурируют в наших официальных документах, — которая откуда-то прознает о том, что Сатана когда-то скупал души. Поскольку воскресных школ в стране их обитания нет, они толком и не знают, что такое душа и зачем она нужна, и пытаются получить что-то на халяву. Как им кажется.
— Согласен, — сказал я, поскольку он замолчал в ожидании моей реакции.
Дождавшись, он тут же продолжил:
— Мы их заворачиваем на всех законных основаниях, дескать, ломбард закрыт, ссуд больше не выдаем. Они наезжают, забивают стрелу…
— Слушай, — сказал я, — твоя работа на тебя плохо влияет. Что за жаргон?
— Как говорят на подведомственной мне территории, с кем поведешься, с тем и наберешься, — ответил Бегемот. — Не в этом суть. Допустим, угрозы этой группы товарищей приобрести бур и пробить шахту до самого ада лишены всякого смысла ввиду своей невыполнимости, однако… Тут об этой ситуации каким-то образом прознает другая сторона.
