– Они отобрали мой посох.
– А зачем он тебе? Ты же у нас все равно только наблюдатель.
– Я себя без посоха голым чувствую.
– Почувствуй себя нудистом и удивись новизне ощущений.
Гэндальф нахмурился:
– Ты слишком легкомыслен. По-моему, ты недооцениваешь серьезность нашего положения.
– Интересно, а кормить нас будут?
– Колечко, Колечко, Кольцо, – пел Гэндальф. – Давно это было, давно.
Очевидно, он думал, что его заунывное мычание позволит мне прочувствовать всю серьезность нашего положения. Это он здорово ошибался.
На середине третьего куплета в вокальные упражнения Пыльного вмешался скрип открываемой двери, и в камеру вошел молодой франт в камзоле времен мушкетеров и шляпе с пером. На боку франта висела шпага.
– Ага, – сказал он. – Пришли в себя, как я вижу.
– С кем имею честь? – поинтересовался я.
– Как? – удивился он. – А разве вы сюда не за моим скальпом явились?
– Ваш скальп мне без надобности, – ответил я. – Мне Кащей нужен.
– К вашим услугам!
Он куртуазно поклонился, левой рукой размахивая шляпой, а правой придерживая шпагу.
– Хм, – сказал я. – Я вас не совсем так себе представлял.
– А как? – спросил он. – Худой лысый старикашка, чахнущий над сундуком с золотом?
– Что-то в этом роде.
– В таком случае девиц я похищаю исключительно из-за увлекательности сего процесса, – хмыкнул он. – И чтобы любоваться на них издалека. Не слушайте того, что говорят. Молва склонна к преувеличениям. А иногда она просто врет.
– Может, вы и не бессмертный? – спросил я.
– Вот в этой части молва говорит правду, – признался он. – Бессмертный я, бессмертный.
Он повернулся к Гэндальфу.
– Не могу понять, что привело сюда человека пенсионного возраста, – сказал он. – Товарищ ваш молодой, кровь гуляет, подвигов требует. А вы-то куда? Вы ж солидный человек, зрелый, состоявшийся… Неужто в молодости подвигов не хватило?
Гэндальф попытался плюнуть ему в левый глаз. И не попал, ибо Кащей ловко увернулся. Плевок попал мне в плечо.
– Поосторожнее, Пыльный, – воскликнул я.
– Пардону просим, – пробормотал Гэндальф. – Верни посох, гад, и посмотрим, кто у нас тут пенсионного возраста, а кто бессмертный.
– Посохом вы, называете ту безвкусную палку, что патрульные отобрали у вас при задержании? И что вы будете с ней делать? По голове меня ударите?
– Я маг, – гордо заявил Гэндальф, очевидно после удара по голове забывший о своем принципе невмешательства. – Я тебя по стене размажу.
– Красиво сказано, – оценил Кащей. – Может быть, со временем и попробуем. А то давно я с магами в честном бою не бился, форму могу потерять. Вы, маги, честные бои не слишком любите. Все в спину ударить норовите и из-за угла. – Он повернулся ко мне. – Тоже маг? Или просто погулять вышли?
– Я – герой, – гордо заявил я. – Я вас по стене размазывать не буду. Я вас в землю закопаю.
– А вам что отдать? – спросил он. – Ту странную штуку, что при вас нашли? У вас ведь даже меча нет.
– А на кой он мне? Я таких, как вы, вместо разминки перед завтраком левым мизинцем в землю закапываю.
– Смелое заявление! Однако боюсь, что, если я выйду против вас, вооруженного одним левым мизинцем, с моей стороны это будет неспортивно. Посмотрим, что нам удастся придумать.
– Руки развяжите, – сказал я, – и ничего придумывать не придется.
– Вынужден временно отклонить ваше предложение, – усмехнулся он. – Я, вот, собственно, чего зашел. Вы по поводу Василисы беспокоитесь или для профилактики меня убить намерены?
– Одно другому вроде бы не мешает.
– И верно, – сказал он. – Не мешает. Только я, между прочим, Ивана Царевича ждал.
– Болен он, – сказал я. – Я за него.
– Жаль. Не знаю, что вы представляете собой как боец, но как политическая единица по сравнению с Иваном Царевичем вы никто. С Царевичем мы могли бы обсудить некоторые вопросы моей внешней политики. Я бы ему Василису вернул, холодная она в постели какая-то. Скованная. Скучно мне с ней. Ну, я ее – Ивану, который Царевич, а он бы мне взамен земли какой-нибудь в пользование отвалил. Короче, есть темы для разговора. А что мне прикажете с вами делать? Сгноить в подземельях?
– Всех не сгноишь! – гордо сказал Гэндальф.
– А всех и не надо, – парировал Кащей. – Так что, не существует никакой вероятности, что Иван Царевич все-таки нанесет мне визит?
– Не в ближайшее время, – ответил я.
– Жаль, – повторил он. – Ну, что ж, тогда позвольте мне откланяться.
И массивная дверь со скрипом затворилась за его спиной.
– Значит, это был Кащей?
– Да, – сказал Гэндальф. – Почему ты не спросил, где его смерть?
– Хоть он выглядит довольно странно для Кащея, – сказал я, – сомневаюсь, что он бы мне ответил.
– Ответил бы. Такие мерзавцы любят покрасоваться перед беспомощным врагом.
– Сомневаюсь. Если бы такие мерзавцы направо и налево рассказывали о своей смерти, они не были бы бессмертными.
– Думаешь?
– Хочешь пари?
Для очистки совести я провисел в цепях еще час. Потом это дело мне наскучило.
Освободиться из цепей – дело для мага пустяшное. Я трансгрессировал свое тело на полметра влево, и опустевшие кандалы звякнули, ударившись о стену.
– Оба-на, – сказал Гэндальф. – А я так не умею.
– Если бы ты так умел, то не сидел бы на сарумановской башне в ожидании орла.
– Тоже верно, – согласился Гэндальф. – А ты, как я смотрю, достаточно крут.
Я поискал каких-нибудь инструментов, чтобы освободить волшебника, но поблизости ничего не оказалось. Пришлось трансгрессировать и Гэндальфа тоже.
– А посох мне добыть можешь?
– Нет, потому что не знаю, где он.
– Жаль. Без посоха я не боец.
– Ты и с посохом не боец, – сказал я. – У тебя принципы, помнишь?
– Гм, ситуация некоторым образом изменилась. Я не предполагал, что мы окажемся в столь чрезвычайном положении и что угроза будет нависать и над моей жизнью.
Нормальный ход, да? Он признает, что подставлял меня под пули, аллегорически говоря, и не испытывает при этом ни малейших угрызений совести. Ну и фрукт.
Дверь я трансгрессировать не стал, больно уж она тяжелая. И нас с Гэндальфом трансгрессировать не стал. Просто открыл замок. Заклинание не слишком сложное.
