Он буквально сыпал возможностями, предложениями,
альтернативами. Контакт на равных, Дружба, помощь — ведь сейчас Земля в полном
подчинении иным расам… Всё то, что говорил мне дед, предлагая выбрать меньшее
из зол. Мир Геометров не статичен, он эволюционирует, и так ли он плох, готов
ли я сейчас поручиться, что Земля живёт по более справедливым законам…
Да, может быть, ты в чём-то прав, Биг. Ваш мир ищет свой
путь. Так же неумело, как наш, но не скатываясь до безразличной вседозволенности
Тени.
И я действительно не вправе возвращать вас в Тень, от
которой вы так отчаянно убегали. Нет во мне той веры, что нужна для этого.
Всё, что он сейчас говорит, даже не на меня рассчитано. Я, в
конце концов, никуда не денусь. Надо, чтобы я сдался, признал свою неправоту —
перед этими вот мальчишками, которых посмел уверять, что их мир несовершенен.
— Идём… идём, Никки…
Он зря это сказал. Поморщился, словно извиняясь за свои
слова. Но Ник Ример во мне вздрогнул и потянулся наружу.
— Биг-альтруист, — сказал я. — Почему ты так не любишь это
прозвище? Ведь не со зла мы тебя так называли. Ты всегда отстаивал самые добрые
решения, минимальные потери, терпение к чужим обычаям. А прозвище не любишь…
— Пётр!
— Ник. Ник Ример. Ты прав, Пётр Хрумов не может решать за
наш мир. Но я — я могу.
Ник Ример подбросил Зерно. Подбросил — поймал. Огненный
шарик рассыпал сноп колючих искр.
— Конечно, Биг. Это ведь почти невозможно решить простому
человеку — изменить весь мир. Для обычных людей есть Тень. Но мы-то регрессоры.
Мы привыкли решать за целые миры. Удивительное чувство, правда?
Я всё ждал, когда Биг рванётся. Он никогда не брезговал
силовыми решениями, тут никакой альтруизм ему помехой не служил. Но он всё ещё
не верил.
— Может, мы потому и ушли от Тени? Не только оттого, что нас
оскорбили чужие миры, живущие по своим обычаям. Просто там решает каждый… но
только за себя.
— Не делай этого, Никки! Не впадай в свой детский
максимализм! Родине не нужна Тень!
— Мы давно утонули в тени, Биг. Мы все. С того самого дня,
когда слово старшего стало для нас законом. Когда мы привыкли верить в
Наставников… увидели в учителях богов, в каждом встречном — друга, в каждой
звезде — вызов. И продлили своё ослепление в вечность. А я не терплю ничего
вечного, Биг! Совсем недавно, совсем, я читал стихи своему кораблю. Хочешь, я
прочту их тебе, Биг? Ты ничуть не худший слушатель, а я никогда не решался
читать стихи при тебе…
Биг молчал. А Ник Ример, никогда, с далёкого детства, не
читавший стихи для других, сказал:
Голос детства
из дальней дали до отрочества долетает
Подросток его презирает и слышать его не хочет
Нет нет
он бормочет
это вовсе не я это просто ребёнок который не знает что
говорит
Но ребёнок всегда говорит только то что знает
даже если молчит и особенно если молчит
А подросток растёт вырастает
но покуда ещё не подрос
он не может в себе подавить ни смятенья
ни смеха ни слёз
Воспитателям хочется чтоб из него
получилось подобье
прочих которых они уже вывели на дорогу
но подростку не хочется думать в ногу
и не хочется по приказу мечтать…
Ему бы в детство опять.
Ник Ример засмеялся, Ник подмигнул мальчику Тилю.
Зерно вновь взмыло в воздух. Биг следил за ним, готовый
рвануться — когда сумасшедший Ник и чужак Пётр, слившиеся воедино, позволят ему
упасть. Наверное, это был символ, позволяющий Зерну прорасти, — падение.
Пётр Хрумов поймал Зерно.
Ник Ример позволил ему упасть.
Огненный шарик, разбрасывая искры, нырнул в мохнатый
«соломенный» ковёр.
Второй я сжал в руке.
Биг упал на колени, протянул руки вслед Зерну. Хрустнула
разрываемая ткань ковра. Блестящий, гладкий пол был чист. Никакого Зерна.
Ничего.
Только едва уловимое нечто, прорастающее сквозь камень и
пластик, металл и дерево, сквозь Родину Ника и Бига, Тага и Гана, Катти и Пера.
Пронзающее планету, стягивающее её густой сетью Врат.
— Прощай, Никки, — прошептал я. — Прощай, Ник Ример. Ты
исполнил свой долг.
Его уже не было во мне.
Ник Ример ушёл вместе со своим Зерном. Вернулся на Родину —
которая будет планетой Тени. Вернулся навсегда.
— Что ты наделал! Это же необратимо, Ример!
— Он знал, — согласился я. — Он долго держался. Но это его
выбор, Командор Биг.
Биг поднялся. Он уже стоял в крошечном, медленно
расширяющемся пятне Врат. С ним ничего не происходило, и я не был удивлён —
Командор Биг любил свою Родину такой, какая она есть. Как и я люблю Землю,
кстати.
— Дети, немедленно выйдите, — прошептал он. — Всем
эвакуироваться в купол. Быстро!
Сквозь двери доносился шум. Да, Биг вошёл в комнату один,
вот только за происходящим наблюдали. Ох что сейчас творится!
И что ещё произойдёт на благополучной, единой, могучей
Родине!
— Дети, выходите! — крикнул Биг, не отрывая от меня
ненавидящего взгляда.
Он что, не понимает? Врата уже расползлись на весь центр
комнаты. Чтобы выйти, мальчишкам придётся пройти сквозь них. Может быть, это им
и удастся.
Но я почему-то так не думаю. Тиль, Грик, Фаль, Лаки —
смотрите. Решайте. Вы уже чувствуете Врата.
Значит, они зовут вас.
— Ты ответишь, — сказал Биг. — Пусть я не прав… пусть буду
наказан, но ты ответишь! Тебе не уйти!
Он словно считал себя способным справиться со мной. Что ж,
может быть. Мало ли чему учат регрессоров.
Я засмеялся, шагнул вперёд, к центру Врат. Мир окутался
белым сиянием.
— Ты так думаешь, Биг? Зря.
И мир Геометров размылся, исчезая в Тени.
Мне почудилось, или я и вправду услышал голос Ника Римера,
почти свой голос? Тихий, далёкий голос:
А память
из чего она состоит
как она выглядит
и какой потом обретает вид
эта память
Возможно когда-то для воспоминаний
об отдыхе она была вся зелёная
