Teacher’s – виски, названное нами «Учительская горькая».
Нами – журналистами, самыми отчаянными солдатами перестройки, ландскнехтами свободы. В гостиницу, где от демоса охраняли демократов, организовав строгую пропускную систему, нас допускали по журналистским удостоверениям. И мы, зарабатывавшие тогда гласностью приличные даже по депутатским меркам деньги, раз в неделю брали на двоих с приятелем в депутатском буфете коробку виски – под завистливо неодобрительными взглядами народных избранников…
С тех перестроечных времен скотч и стал в нашей стране напитком политиков и общественных деятелей. Один выдающийся прораб перестройки, гениальный редактор и организатор советской антисоветской журналистики Я. даже прозвище получил Дед Вискарь. Ну, дорвались мы…
Вот через пейджер мы и сговаривались пойти за демократической выпивкой.
Сгинули пейджеры, как и не было их.
И электронные пишущие машинки, предшественницы ноутбуков, недолго радовали нас, пишущих исторические тексты сразу, без черновиков. Ведь текст можно было править немедленно, и опрометчиво вылетевшие слова исчезали бесследно – слово не воробей, его и ловить не надо, раз – и нету…
Предметы перестройки, приметы перестроечных лет.
Кооперативные рестораны на месте общественных уборных,
общественные уборные на месте забытых бомбоубежищ,
коммерческие магазины – помните коммерческие магазины? что это было, а? – на месте общественных уборных, не успевших превратиться в рестораны,
и платные (что возмущало честных посетителей больше, чем грязь недавних времен) общественные уборные с искусственными цветами в вестибюлях и ковровыми дорожками, ведущими в кабинки, – сам видел!
Вообще, создатели общественных сортиров перестроечного образца шли в первых рядах творцов великих перемен. Обгоняли их только продавцы
уже описанных пейджеров
и уже многократно упомянутой американской солдатской бензиновой зажигалки – о, с каким наслаждением извлекали из нее звенящее чирканье прогрессивные доктора экономики, партийные журналисты, лукавые советники ЦК!
И все курили. Как будто курение не убивает.
И все курили американские сигареты – да и сами американцы еще курили их…
Откуда взялись в бессчетном количестве фамильные мужские перстни на пальцах недавних партийных секретарей? Вряд ли перешли от загубленных лубянскими костоломами отцов, большевиков с подпольным стажем, суровых каторжан. Те и сами, когда требовала революционная целесообразность, могли палец вместе с перстнем выломать…
А чем же все-таки торговали в тех коммерческих магазинах? Сейчас вспомним.
Шелковыми рубашками, шелковыми куртками, шелковыми пиджаками – вот чем!
Здравствуй, оружие
Общественные вкусы и интересы возникают – особенно в нашей удивительной стране – таким причудливым образом, что все попытки анализа оказываются безрезультатными.
Вот, вспомнил: спрашивается, чем можно объяснить безумный интерес значительной части советских людей к оружию, возникший в годы перестройки?
То есть объяснений вполне серьезных можно придумать десятки. Из них наиболее убедительным кажется доносившееся до центра, до самой столицы дыхание войн – Афган, Карабах, Сумгаит, Приднестровье и так далее… Да еще общее ослабление государственного контроля – водители фур, перевозившие челночный товар, ехали через уже вполне свободную и потому разбойную Польшу, через угрюмую Белоруссию и дальше уже через совершенно беспредельное Подмосковье с демонстративными «калашниковыми» на коленях. Многие из них прошли упомянутые «горячие точки» (выражение тогда и появилось) и к вороненой стали «стволов» (и это слово тогда же пришло в общегражданский язык из ментовского) давно привыкли. Китайского производства пистолет «ТТ», обнаружившийся за поясом бритоголового тяжеловеса, когда парень наклонился, уже не вызывал у окружающих ни удивления, ни страха. Ночью стреляли на улицах и в подъездах, между ржавыми гаражами на окраинах и в самых дорогих центровых ресторанах. Время от времени вступали тяжелые системы – на моей 2-й Брестской однажды ночью бахнуло так, что стекла еще с минуту звенели, а днем в стене дома, возле которого целыми днями роились бритоголовые, обнаружилась огромная обгорелая дыра. Знающие люди уверенно говорили, что стрелял гранатомет «Муха». Сквозь дыру была видна большая комната, ободранные канцелярские столы и несколько сейфов с распахнутыми дверцами…
Но это все было всерьез, и носили оружие люди опытные, умелые, научившиеся с ним обращаться большей частью в рядах Советской армии.
Удивительным и трудно объяснимым было другое: не мотивированный практическими нуждами интерес к оружию стал модой в кругу людей, прежде традиционно считавшихся пацифистами и никогда прежде оружие в руках не державших. А в конце восьмидесятых и начале девяностых (пока в Москве не начали стрелять танковые пушки) пистолеты начали оттягивать карманы интеллигенции.
Справедливости ради уточним: гуманитарная эта публика пистолетами ограничивалась газовыми. Подростковая, по сути, игрушка оказалась очень подходящей для прослойки. Вроде бы и пистолет, но убить не убьешь, а выглядит сурово. В газовых пистолетах реализовалась мечта русского интеллигента о поступке без последствий. Прежде он воплощал эту мечту только в разрушительных для страны речах, теперь у него появился потенциальный аргумент в непримиримой дискуссии с отдельно взятым соотечественником.
Впрочем, утверждаю, что меньше всего газовые пистолеты в сознании их носителей существовали как средство самообороны – опыт некоторых смельчаков показывал, что примененный газовый в лучшем случае просто отберут…
Прорабы перестройки везли их в основном из Германии – там в магазинах не спрашивали документы, да и стоили полные копии настоящих Walter PPK или Colt 1911A1 сравнительно недорого. Лучший магазин был недалеко от вокзала Цоо…
Через границу везли кто как мог. Борцы за демократизацию (не путать с демократией), гласность (свобода слова на еще советском языке) и ускорение (непонятно чего) высшего разряда (уровня межрегиональной депутатской группы) летали с дипломатическими паспортами и проходили соответственно через депутатский зал (теперь – VIP) без досмотра. Прочие ехали поездом и везли на свой страх и риск просто на дне чемодана, среди дозволенных двух пар джинсов – если что, «видите, я же не прятал, я не знал, что нельзя». Таможенник играл в ту же игру и молча конфисковывал – считай, 150 марок. Ну, ничего, через месяц там же будет очередной съезд победителей – конгресс «Империя зла: опыт разрушения», суточные большие да еще гонорар за выступление, можно снова попробовать…
Мирные кандидаты и доктора общественных наук, недавние преподаватели марксистко-ленинской философии, литературные критики, привычные начальствовать над писателями и взявшиеся учить любви к свободе население в целом, – все вооружились. Для полноты голливудского образа в московском уличном ларьке можно было купить кожаную плечевую кобуру – ну вылитый Брюс Уиллис.
