Мать и сестры отправились на Гавайи, а отец остался дожидаться меня. Надо как-то объяснить свой поступок, хотя бы в качестве извинения. И я предлагаю ему такой трогательный вариант: мне кровь из носу нужно было сходить на один концерт, а предупредить его заранее просто не было возможности. Мне ужасно неудобно, что я так серьезно навредил Майклу. И по мере того как я излагаю свою сказку, это неудобство все растет, потому что его отец ведет себя гораздо менее злобно, чем можно было ожидать, учитывая все обстоятельства. Однако я теперь крепко сижу на крючке: плата за переоформление билетов будет вычитаться из моих денег на карманные расходы весь следующий год, а когда мы будем на Гавайях, мне придется заниматься только тем, что связано со свадьбой. И никак иначе. А виноватым я буду всю дальнейшую жизнь. Мою вину смягчает только то, что в кассе нашлись билеты на завтрашний день.
Все оставшееся до полуночи время я занимаюсь тем, что придумываю Майклу воспоминания о концерте, лучше которого он не увидит уже никогда. Это единственное, что приходит мне в голову: внушить ему мысль, что все его грядущие неприятности того стоили.
День 6023
Я еще не успел открыть глаза, а уже понимаю: Вик мне нравится. По биологическим признакам пола он женщина, но по сути своей – мужчина. И живет он в соответствии со своей истинной природой, ну совсем как я. Он знает, кем хочет быть. Большинству наших сверстников незачем об этом задумываться. Перед ними не стоит проблема выбора. А если хочешь жить согласно своей природе, прежде всего тебе предстоит пройти долгий и мучительный процесс ее постижения.
У Вика сегодня много хлопот. Надо сдать контрольные по истории и математике. Еще репетиция рок-группы, которую он ждет с большим нетерпением. И под конец – свидание с девушкой по имени Дон.
Я поднимаюсь с постели, одеваюсь, забираю ключи и сажусь в машину.
Но когда доезжаю до места, где нужно сворачивать к школе, просто еду дальше прямо.
До Рианнон добираться больше трех часов. Я послал ей сообщение, что еду. И не стал дожидаться ответа, боясь получить отказ.
По дороге просматриваю куски из воспоминаний Вика и узнаю, как труден был его путь к познанию себя. Мало что в жизни по тяжести может сравниться с рождением в неподходящем тебе теле. Пока я рос, я сталкивался с этой проблемой много раз, хотя и всего на один день. И пока не научился легко приспосабливаться ко всем перипетиям своей странной жизни и не примирился с ней, некоторые из превращений вызывали у меня чувство протеста. Например, я любил носить длинные волосы и жутко возмущался, когда вдруг просыпался с короткой стрижкой. Порой я внутренне чувствовал себя девушкой или, наоборот, парнем, и эти ощущения не всегда соответствовали моему реальному телу. Тогда я еще доверял мнению людей, утверждавших, что я обязательно должен быть либо девочкой, либо мальчиком. Никто даже не намекал, что существует и другая вероятность, а сам я был слишком мал, чтобы думать самостоятельно. Еще не пришло время понять, что в смысле пола я и не то и не другое, а скорее и то и другое.
Ужасно, когда тебя предает собственное тело. И ты одинок, потому что не можешь никому об этом рассказать. Ощущаешь какое-то несоответствие между собой и телом, в котором родился, и знаешь, что в этом противостоянии победителей не будет. И все же борешься изо дня в день, и это истощает твои силы. А если даже стараешься не обращать внимания, то устаешь от самих стараний.
С родителями Вику, скажем прямо, повезло. Хочет дочка носить джинсы вместо юбки, играть в машинки вместо кукол – пусть. И только когда дочка подросла, ей исполнилось десять лет, они поняли, что их ребенку нравятся девочки. И лишь спустя еще какое-то время Вик смог признаться, хотя бы самому себе, что нравятся они ему как мальчику. Что ему было предназначено родиться мальчиком или, по крайней мере, жить как мальчик, в том неопределенном состоянии между девочкой с мальчишескими ухватками и мальчиком в девичьем облике.
Отец принял новость довольно спокойно и даже в чем-то поддерживал Вика. С матерью сложнее. Она не противилась желанию Вика жить так, как ему было суждено, но в то же время ей довольно долго пришлось привыкать к мысли, что вместо дочери у нее сын. Некоторые из друзей и подруг Вика, несмотря на сложный возраст – им было по тринадцать-четырнадцать лет, – тоже отнеслись к нему с пониманием. Других же это сильно встревожило, причем девочек больше, чем мальчиков, для которых эта странная девчонка всегда была своим парнем, они и не думали о ней как о девочке. В этом смысле для них ничего не изменилось.
Дон все время была где-то рядом. Они знакомы с детского сада, вместе пошли в начальную школу. Дружили, но не сказать чтоб были близкими подругами. Когда же они поступили в среднюю школу, Вик стал водиться с ребятами, которые пишут стишки и потом засовывают их куда подальше, в то время как Дон больше привлекали те, кто сразу тащит свои творения в редакции литературных журналов. Активная общественница, классный казначей, участница дебатов – и парень себе на уме, участник набегов на круглосуточные магазины. Вик никогда бы не обратил на нее внимания, даже и не подумал бы о такой возможности, если бы первой этого не сделала она.
Но она его заметила. Он всегда был в поле ее зрения, и неизменно взгляд Дон обращался к нему. Когда она закрывала глаза, ложась спать, последние мысли всегда были о нем. Она долго не могла понять, к кому ее влечет: то ли к парню, то ли к девушке, и в конце концов решила, что на самом деле это неважно. Ей нравился Вик. А тот ничего не замечал.
Потом она не раз рассказывала Вику, что ей наконец просто надоело терпеть. У них было достаточно общих друзей и подруг, которые могли бы прощупать почву, но Дон решила – рисковать так рисковать – действовать самостоятельно. И вот как-то раз, приметив, что парни снова собрались на дело, она прыгнула в машину и отправилась вслед за ними. Ее надежды оправдались: Вик прогуливался у входа в магазин, в то время как его приятели работали в отделах. Дон подошла к нему и поздоровалась. Поначалу Вик не понял, с чего бы вдруг Дон стала заговаривать с ним и почему она так нервничает. Потом до него постепенно дошло, в чем дело, и оказалось, что он тоже не прочь закрутить с ней роман. Когда друзья Вика выскочили наконец из магазина, он помахал им на прощанье рукой и остался с Дон. А та даже не вспомнила о своей задумке соврать, что ей было нужно что-то купить в этом магазине. Дон была готова стоять так и разговаривать с Виком часами, если бы тот не предложил пойти выпить кофе. С этого у них все и началось.
Их отношения развивались не гладко, но в основе всегда оставалось одно: Дон воспринимала Вика таким, каким тот хотел быть. Несмотря на то что родители Вика и его приятели и посторонние не могли не видеть в нем ту, которой он больше не желал быть, Дон видела в нем только его самого. Никакой неопределенности. Перед ней была вполне конкретная, ясная и понятная личность.
Пока я анализирую и сопоставляю все эти воспоминания, я чувствую горячую благодарность и страстное желание любить! И эти чувства, конечно, не Вика: они мои собственные. Этого я хочу добиться от Рианнон и это хочу подарить ей.
