Джастин отпускает ее, подскакивает ко мне и начинает бить ногами.
– Это твой новый хахаль? – орет он. – Ты любишь его?
– Нет! Я не люблю его! – визжит она в ответ. – И тебя не люблю!
На очередном замахе я перехватываю его ногу и резко дергаю. Он с грохотом падает на пол. Теперь-то, кажется, он должен успокоиться, думаю я. Но нет, Джастин еще не навоевался. Он изворачивается и бьет меня носком ботинка в подбородок. Трещат зубы.
Как раз в это время я слышу свисток: должно быть, закончилась игра, потому что через тридцать секунд в зал начинают заходить девушки в спортивной форме. Завидев побоище, они тревожно галдят и ахают. Одна из них подбегает к Рианнон, дабы убедиться, что с ней все в порядке.
Джастин поднимается и снова пытается меня пнуть, просто чтобы все видели, какой он герой. Удар приходится вскользь, и я, уклоняясь от него, тем же движением встаю на ноги. Хочется врезать ему, да побольнее, но я, честно сказать, не знаю приемов.
К тому же пора мне смываться отсюда. Они довольно быстро сообразят, что я не из этой школы. И, несмотря даже на то, что в этой драке я выгляжу явным проигравшим, вполне могут натравить на меня полицию за драку и незаконное проникновение на чужую территорию.
Я делаю шаг к Рианнон. Ее подруга пытается встать между нами, но Рианнон жестом показывает, что все в порядке.
– Кажется, пора сматываться, – говорю я ей. – Встретимся в «Старбаксе», как в тот, первый, раз. Когда сможешь вырваться.
Кто-то хватает меня за плечо. Джастин, хочет развернуть к себе лицом. Не любит бить в спину, видишь ли.
Знаю, что надо бы повернуться к нему. Дать в зубы, если удастся. Но вместо этого я выворачиваюсь из его захвата и сбегаю. Он за мной не погонится. Ему веселее наслаждаться видом удирающего врага.
У меня вовсе нет намерения покидать Рианнон, да еще плачущую. Но я именно это и делаю.
Возвращаюсь на автобусную остановку, захожу в телефонную будку и вызываю такси. Пятьдесят долларов – и я в «Старбаксе». Раньше я был здоровенным, лохматым и потным парнем в майке с «Металликой». Сейчас я выгляжу примерно так же, если не считать того, что меня избили и я весь в ссадинах и синяках. Заказываю черный кофе и оставляю в ящичке для чаевых двадцать долларов. Всем сразу становится наплевать на мой внешний вид, и я могу сидеть здесь сколько угодно.
В туалете немного привожу себя в порядок. Потом усаживаюсь за столик и жду.
Жду.
И жду.
Она приходит только около шести.
Не извиняется. Не объясняет, почему так задержалась. Она даже не сразу подходит к моему столику. Сначала останавливается у стойки и берет себе кофе.
– Мне это действительно нужно, – говорит она, присаживаясь. Я понимаю, что она имеет в виду только кофе, а не что-либо другое.
А я пью уже четвертую чашку и доедаю вторую лепешку.
– Спасибо, что пришла, – говорю я. Это выходит у меня довольно церемонно.
– Я еще подумывала: а может, не приходить? – отвечает она. Так, не очень серьезно. Потом приглядывается к моим синякам. – Ты как вообще?
– Да нормально все.
– Забыла, как тебя сегодня зовут?
– Майкл.
Она снова окидывает меня внимательным взглядом:
– Бедный Майкл! Мне кажется, он немного не так представлял себе этот день.
– Мы оба с ним представляли не так.
Кажется, мы говорим не о том, что нас действительно волнует. Надо двигаться ближе к теме.
– Ну что? Все закончилось? Между вами?
– Да. Так что, думаю, ты добился, чего хотел.
– Как-то некрасиво все получилось, нельзя так улаживать дела, – говорю я. – А ты – ты разве этого не хотела?
– Ну да. Но не с таким скандалом. Не на глазах у всех.
Я хочу погладить ее по лицу, но она отстраняется. Я опускаю руку.
– Ты освободилась от него наконец, – примирительно говорю я.
Она качает головой. Я снова сказал что-то не то.
– Я все забываю, как мало ты разбираешься в подобных вещах, – печально говорит она. – Как ты неопытен. Я вовсе не освободилась от него, А. Порвав с кем-то отношения, ты не освобождаешься от этого человека. Я все еще связана с Джастином сотнями нитей. Просто у нас больше не будет свиданий, вот и все. На то, чтобы освободиться от него полностью, уйдут годы.
По крайней мере, начало положено , вертится у меня на языке. По крайней мере одну такую нить ты уже порвала . Но я ничего не говорю. Может быть, да, она знает сама, но точно уж это не то, что она хочет слышать.
– Наверное, мне надо было лететь на Гавайи? – с грустным видом спрашиваю я.
В ее взгляде появляется нежность. Вопрос, конечно, тупой, но она понимает, в чем его смысл.
– Нет, не надо было. Я хочу, чтобы ты оставался здесь.
– С тобой?
– Да, со мной. Всякий раз, когда сможешь.
Хотел бы я обещать большее, но знаю – это зависит не от меня.
Мы стоим на тонкой, туго натянутой проволоке. Вниз не смотрим, но и шевельнуться боимся.
Через мобильник Рианнон мы узнаем расписание рейсов на Гавайи, и, когда убеждаемся, что родителям Майкла никак уже не успеть запихнуть его в самолет, Рианнон везет меня к нему домой.
– Расскажи еще о той своей вчерашней девушке, – просит она.
И я рассказываю. Под конец моей истории ей становится так грустно, что я решаю поведать о других своих днях и жизнях. Более счастливых. Вспоминаю, как пели мне колыбельные, как водили в зоопарк и в цирк, где мне очень понравились слоны. О своих первых и не очень первых поцелуях, о бойскаутских ночевках и о том, как смотрел ужастики. Таким способом я даю ей понять, что, как ни неопытен я в некоторых вещах, у меня все же как-то получалось иметь свою жизнь.
Дом Майкла все ближе и ближе.
– Ведь завтра мы встретимся? – спрашиваю я.
– Да, я тоже хотела бы тебя увидеть, – отвечает она. – Хоть мы с тобой и знаем, что не все зависит от нашего желания.
– Тем не менее я надеюсь на лучшее.
– Я тоже, – вздыхает она.
Мне хочется поцеловать ее на ночь, а не на прощанье. Но когда мы наконец приезжаем на место, она не делает попытки поцеловать меня. Я не хочу ее принуждать и проявлять инициативу. И просить ее тоже не хочу, боюсь: а вдруг откажет? Так мы и расстаемся: я благодарю ее за то, что подвезла, и все. И так многое остается невысказанным!
Я не сразу иду домой. Брожу вокруг, тяну время. К дверям подхожу только после десяти. Узнаю у Майкла, где лежит запасной ключ, но не успеваю его достать, как дверь открывается. На пороге – его отец.
Он стоит и молча рассматривает меня. Я прямо под лампой, и ему все прекрасно видно.
– Так и тянет выбить из тебя все дерьмо, – медленно цедит он. – Но похоже, кто-то другой уже постарался, и на славу.
