– Привет, – говорит она.
– Привет, – отвечаю я.
– Чувствую себя, будто в тяжелом похмелье, – вздыхает она.
– Понимаю, – соглашаюсь я.
Она покупает нам кофе, и мы сидим за столом, держа чашки в руках.
Я вижу то, что заметил еще вчера: родимое пятнышко, россыпь прыщиков на лбу. Но они для меня ничего не значат и совсем не портят ее образ.
Она не выглядит ни ошеломленной, ни рассерженной. Скорее наоборот: похоже, она смирилась с тем, что произошло. Когда проходит потрясение, всегда надеешься на то, что скоро ты все поймешь. Похоже, к Рианнон уже пришло это понимание. На ее лице не видно ни тени сомнения.
– Не успев проснуться, я сразу поняла – что-то изменилось, – начинает она. – А я ведь еще не читала твоего письма. И это было не обычное нарушение ориентации, как бывает по утрам. Не было ощущения, что из моей жизни выпал день. Наоборот – как будто что-то… добавилось. Потом на глаза попалась твоя записка, я начала читать и вдруг поняла, что все это действительно было. На самом деле. Я отложила письмо, когда ты попросил пока не читать дальше, и попыталась вспомнить вчерашний день. И оказалось, что я все помню! Конечно, не те мелочи, которые никогда не задерживаются в памяти, вроде умывания или чистки зубов. Нет: я помнила, как взбиралась на гору; ланч с Джастином, обед с родителями. Помню даже, как писала сама себе эту записку. Хотя если рассуждать логически, с чего бы мне это делать? Однако мой разум не видит здесь никакого противоречия. Интересно, правда?
– А ты ощущала мое присутствие? Попробуй вспомнить.
Она качает головой:
– Вообще-то нет. То есть не так, как ты можешь себе это представить. Мне не казалось, что ты управлял моим телом или еще что. Просто было ощущение твоего присутствия. Ты был где-то рядом, со мной, но все же вне меня.
Она прерывается. Потом задумчиво произносит:
– О чем мы говорим? Просто какое-то сумасшествие!
Но мне нужно узнать больше.
– Я хочу, чтобы ты вспомнила все, – прошу я. – Похоже на то, что твое подсознание тебе подыгрывало. А может, ты подсознательно хотела оставить все в памяти.
– Не имею понятия. Но я очень рада, что так и произошло.
Мы еще говорим о вчерашнем дне. О том, как это все странно. Наконец она произносит:
– Спасибо, что не вмешивался в мою жизнь. И не раздевался. Если, конечно, ты хотел, чтобы я не запомнила, как ты подглядывал.
– Никто ни за кем не подглядывал.
– Верю. Удивительно, но я верю всему, что ты говоришь.
Кажется, она хочет еще что-то добавить.
– Продолжай, – прошу я.
– Ну, просто… ты не чувствуешь теперь, что узнал меня лучше? Потому что, вот странное дело… я чувствую, что тебя-то я стала больше понимать. Из-за того, что ты делал, а больше из-за того, чего не делал. Разве это не странно? Я считала, что есть у нас какой-то другой способ лучше узнать друг друга, что ты со временем больше узнаешь обо мне, и… но сейчас мне в это не верится.
– Я виделся с твоими родителями, – говорю я.
– Ну и как впечатления?
– Похоже, они оба любят тебя, по-своему.
Она хохочет:
– Хорошо сказано!
– Мне было приятно с ними познакомиться.
– Я напомню тебе эти слова, когда ты встретишься с ними на самом деле. Я скажу: «Мама, папа, знакомьтесь: это А. Думаете, вы видите его впервые? Вот и нет, вы его уже встречали; он как раз был тогда в моем теле».
– Я уверен, все пройдет просто великолепно.
Конечно же, мы оба понимаем, что ничего такого не будет. Я никогда не смогу познакомиться с ее родителями. В качестве отдельной личности.
Ни я, ни она не произносим это вслух. Хотя я даже не уверен, что именно об этом она думает во время возникшей паузы. Я – об этом.
– Это никогда не повторится, я правильно понимаю? – спрашивает она наконец. – Ты ведь не вселяешься дважды в одно и то же тело?
– Абсолютно точно. Это никогда не повторится.
– Не вздумай обидеться, но я действительно рада, что мне не придется теперь каждый день ложиться спать с одной мыслью: вот проснусь – а ты опять командуешь моим телом. Один раз – еще туда-сюда. Но не надо, чтобы это входило в привычку.
– Обещаю: я хочу сделать встречи с тобой – не таким, конечно, образом – одной из своих привычек.
Вот теперь мне нужно поднять вопрос, куда нам двигаться дальше из этой точки. Мы миновали прошлое, радуемся настоящему, а теперь, когда я предложу что-нибудь, мы двинемся в будущее.
– Ты видел мою жизнь, – говорит она. – А сейчас скажи, как, по-твоему, нам жить дальше.
– Мы что-нибудь придумаем, – говорю я.
– Это не ответ. Это просто надежда.
– Надежда и завела нас так далеко, не ответы на вопросы.
Она слабо улыбается:
– Позитивный взгляд.
Отпивает из чашки, и я вижу, что у нее на языке вертится следующий вопрос.
– Понимаю, это глупо, но… мне все еще интересно. Ты действительно и не парень, и не девушка? Я имею в виду, вот когда ты был в моем теле, ты не чувствовал себя… более комфортно, что ли, чем если бы был в теле какого-нибудь парня?
Меня забавляет, что она так много думает об этом.
– Я – это я, – отвечаю. – Мне всегда удобно – или не всегда, это как посмотреть. Просто я так живу.
– А когда ты с кем-нибудь целуешься?
– Да никакой разницы.
– А… занимаешься любовью?
– Слушай, Дилан не покраснел? – спрашиваю я. – Вот прямо сейчас у него не вспыхнули щеки?
– Ага, ты весь просто зарделся, – говорит Рианнон.
– Хорошая реакция. Потому что я – покраснел.
– Что, ни с кем?
– Было бы нечестно мне…
– Ни с кем!
– Развлекаешься? Очень рад за тебя.
– Извини, пожалуйста.
– Хотя… Была тут одна девушка…
– В самом деле?
– Ага. Вчера. Когда я был в твоем теле. Ты что, не помнишь? Кажется, был момент, когда ты могла бы залететь.
– Вот совсем не смешно! – давится она от смеха.
– Я всего лишь слежу за тобой, – говорю я.
Всего шесть слов, а тон разговора уже меняется. Мы становимся серьезнее. Будто ветерок подул или облачко наползло на солнце. Мы перестаем веселиться и некоторое время просто молчим.
– А… – неуверенно начинает она.
Но я не хочу слушать, что она скажет. Не хочу слышать ни о Джастине, ни о невозможности, ни о… ни о других причинах, почему нам нельзя быть вместе.
