Рианнон открыто смотрит мне в глаза:
– Если я чего-то тебе не говорю, на то есть свои причины. То, что ты, неизвестно по какой причине, мне доверяешь, еще не значит, что я должна доверять тебе.
– Откровенно сказано.
– Вот именно. Но хватит об этом. Расскажи лучше, ну, не знаю… ну, про то, как учился в третьем классе.
Мы продолжаем разговаривать. Она узнает, почему мне теперь приходится каждый раз выяснять по памяти, нет ли у меня аллергии на что-нибудь (в девятилетнем возрасте одна ягодка клубники чуть не отправила меня на тот свет). Я узнаю, почему она не переносит карликовых кроликов (было у нее такое ужасно зловредное существо по имени Свиззл, которому очень нравилось время от времени удирать из клетки и ложиться отдохнуть у кого-нибудь на голове). Она узнает о лучшей в моей жизни маме (та водила меня в аквапарк). А я узнаю, на что же это похоже, когда у тебя одна и та же мама, на всю жизнь. О том, что никто не может разозлить тебя сильнее, но никого ты не любишь больше, чем ее. Она узнает, что я не все время живу на территории Мэриленда, а бывал и далеко за его пределами, но попадал туда только вместе с телом, в котором в тот день находился. А я узнаю о том, что она никогда не летала на самолете.
Она продолжает сохранять дистанцию; не стоит ожидать, что сегодня мы будем склоняться друг другу на плечо или браться за руки. Сегодня нас сближают только слова. А я рад и этому.
Мы возвращаемся к машине и доедаем остатки нашего завтрака. Потом еще гуляем и разговариваем. Меня удивляет, как много деталей из своих жизней я, оказывается, помню и могу ей об этом рассказать. Рианнон, в свою очередь, тоже удивляется, что в ее единственной жизни событий не меньше, чем в моих многочисленных. Мне так интересно узнавать, как живут нормальные люди – их жизнь так не похожа на мою! – что ей самой собственная жизнь начинает казаться чуть интереснее.
Я бы согласился беседовать так хоть до полуночи. Но в пять пятнадцать она бросает взгляд на свой мобильник и говорит:
– Нам пора отправляться. А то Джастин нас заждется.
А я как-то и забыл о назначенной встрече.
Мне кажется, что ее исход предрешен. Я – красотка, каких поискать. Он – типичный сексуально озабоченный болван. Думаю, у меня все получится.
Надеюсь, Рианнон права, и Эшли потом вспомнит только то, что я захочу или что придумает ей подсознание. Не то чтобы я собирался заходить далеко. Все, что мне нужно, – подтверждение готовности к этому Джастина, реально совращать его я не буду. Эшли нельзя подставлять.
Рианнон подъезжает к ресторанчику в стороне от шоссе, который славится блюдами из моллюсков. Я честно сверяюсь с памятью и убеждаюсь, что у Эшли нет аллергии на морепродукты. По правде говоря, она обманывала саму себя, считая, что у нее «аллергия» на многие продукты: такой у нее способ заставить себя соблюдать диету. Моллюски не входят в этот перечень.
Когда мы входим в зал, все головы поворачиваются в мою сторону. В основном они принадлежат мужчинам старше меня лет этак на тридцать. Я уверен, что Эшли давно привыкла к такой реакции, но меня это серьезно напрягает.
Хотя Рианнон и беспокоилась о том, что бедному Джастину придется нас ждать, сам он приходит минут на десять позже нас. Забавно смотреть на его лицо в тот момент, когда он только меня замечает. Ну да, Рианнон сказала ему, что к ней приехала какая-то там подруга, но тогда он еще не представлял, кого увидит. Он небрежно здоровается с Рианнон, не сводя с меня глаз.
Мы усаживаемся за столик. Поначалу я слишком увлечен наблюдением за Джастином, чтобы следить за реакцией Рианнон. А она уходит в себя, сидит как замороженная, тихая и робкая. Не знаю, в чем причина: то ли в том, что здесь Джастин, то ли в том, что здесь Джастин – и я.
Сегодня мы так были увлечены беседой, что даже не сообразили придумать, что будем говорить Джастину. Так что когда он начинает задавать вполне естественные вопросы, вроде «а как мы с Рианнон познакомились?» и «а как так получилось, что он обо мне ни разу не слышал?», мне приходится придумывать ответы на ходу. Рианнон ведь, прежде чем соврать, надо еще подумать. А для меня ложь естественна, как дыхание: это порождение обстоятельств моей жизни, странной и невероятной для обычных людей.
Я говорю ему, что наши матери в школе были лучшими подругами. Я живу в Лос-Анджелесе (почему бы и нет?), занимаюсь прослушиванием для телешоу (а я это умею). Мы с матерью приехали на Восточное побережье на неделю, и она захотела навестить свою старую подругу. За годы нашего знакомства мы с Рианнон часто встречались, и последний раз совсем недавно.
Кажется, Джастин ловит каждое мое слово, но на самом деле он не слышит ничего. Я легонько касаюсь ногой его ноги под столом. Он делает вид, что не замечает. Рианнон тоже «не замечает».
Я веду себя довольно нахально, но все же делаю вид, что пытаюсь соблюсти приличия. Несколько раз дотрагиваюсь до руки Рианнон, озвучивая какую-нибудь свою мысль, и когда таким же образом касаюсь Джастина, это выглядит вполне естественно. Упоминаю одного известного голливудского актера, с которым целовалась на вечеринке, но ясно даю понять, что это было так, между делом.
Я хочу вызвать Джастина на ответные действия, но он пока, кажется, не поддается. Особенно мне мешает стоящая перед ним на столе еда. Вот как распределяется его внимание, по убывающей: еда, Эшли, Рианнон. Я сижу, обмакиваю котлетки из крабового мяса в соус тартар; воображаю, как возмущалась бы Эшли этим фактом!
Покончив с едой, Джастин концентрируется на мне. Рианнон немного оживает и пытается копировать мои действия: тоже начинает прикасаться к его руке. Он не отодвигается, но, кажется, не особенно и доволен; ведет себя так, будто стесняется ее. Думаю, это хороший знак.
Наконец Рианнон заявляет, что ей нужно в туалет. Вот он, случай дать ему возможность сделать что-то непоправимое. Чтобы она увидела его истинное лицо.
Начинаю с того, что опять касаюсь его ногой. На этот раз он свою не убирает.
– Эй, привет! – восклицаю я.
– Привет, – отвечает он. И улыбается.
– Чем потом думаешь заняться?
– После обеда?
– Да, после обеда.
– Ну, не знаю еще.
– Может, вместе что-нибудь придумаем? – предлагаю я.
– Ага. Может быть.
– А может, только вдвоем?
Щелк. Он врубается наконец.
Готовлюсь к атаке. Трогаю его за руку. Говорю:
– Думаю, было бы интересно.
Мне нужно, чтобы он наклонился ко мне. Нужно, чтобы он уступил своим желаниям. Чтобы сделал следующий шаг. А все, чего добиваюсь, – бесцветное «да».
Он оглядывает зал: нет ли где Рианнон; смотрит на людей: замечают ли они происходящее.
– Притормози, детка, – лениво тянет он.
– Да все нормально, – убеждаю я его. – Ты мне и в самом деле нравишься.
