– Чего там?
– Такие же павианы на баррикадах.
– И чего?
– А девушки должны прожить жизнь долгую и счастливую.
Андрей стоял, переваривал информацию.
– Так бы и говорила, – расплылся он в улыбке, – что девушки обделены счастьем. Вы ж убогие. От этого и страдаете.
Агата глянула на него из-под упавшей на глаза челки. На его жалкую улыбку, на худое лицо. Чего с ним говорить? Только время тратить.
Она бродила по улицам, дремала на лавочках, заглядывала в магазины погреться и стащить булку. День тек сквозь пальцы, поглаживал ветерком из кондиционеров по сухой коже, бросал камешки в кроссовки.
В первую секунду, когда ее позвали по имени, Агата подумала, что у нее глюки. Темно, гуляют призраки людей. И вдруг:
– Агата! Это ты? Варнаева.
Дарья Викторовна была невысокой полной женщиной с одышкой. Ее пухлые щеки с красными прожилками всегда вызывали сожаление – зачем человек живет, чего хочет?
– Агата! Ну, что ты? Как?
– Все нормально, – бесцветным голосом отозвалась Агата.
– Что мама? Врачи что говорят?
– Вроде поправляется. Лекарства нужны постоянно.
– Конечно, конечно, лекарства. – Дарья Викторовна зашебуршила пакетами в своих руках. – Ты что-нибудь ешь? Похудела, смотрю. Вот, возьми. – Она распределила пакеты. Один протянула Агате: – Там пирог с грибами, мандарины и конфеты. Поешь. Выглядишь плохо. Сейчас уже поздно, а завтра я могу зайти посмотреть, что и как. Ты когда завтра уходишь-то? С тобой сходить не надо? С врачом поговорить?
Агата приняла в безвольную руку тяжесть сумки. Из-под белого полиэтилена выступали бугорки мандаринов.
– Я там завтра на весь день, – произнесла равнодушно. – В аптеке обещали рано утром лекарство привезти.
– Конечно, конечно.
Дарья Викторовна изучала содержимое своих пакетов, не глядя на Агату. Зато Агата смотрела. Во все глаза.
– Что же ты сразу… – Учительница принялась перекидывать сумки в руках, распахнула большое портмоне. – Вот, у меня тут пока пятьсот. А завтра подумаем, что можно сделать. Пускай твоя тетя позвонит мне. У тебя же телефон есть?
– Есть.
– Вот, – удовлетворенно закивала учительница и вздохнула, вполне довольная собой. – Пускай позвонит, мы все обсудим. Стрельцов приходил?
– Да, он мне очень помог.
Агата смотрела вдоль двора. Детская горка, кусты, машины – мест много, чтобы спрятаться, а потом выскочить с десятком авосек в руках. Она так и видела, как учителя обсуждают всю ту ерунду, что она наговорила утром.
– Вот, сразу надо было. – Дарья Викторовна утомленно переступила с ноги на ногу.
– Я пойду, – еле слышно произнесла Агата. – А то голова что-то кружится.
– Конечно, конечно. И не молчи. Звони! Поняла?
– Спасибо вам, – прошелестела Агата, поворачиваясь к подъезду.
Тетрадок на коврике не было. Они лежали на тумбочке в прихожей.
– Агата! Наконец-то! – вышла из кухни мама. – Где ты была?
– В магазин ходила. Вот. – Все тем же безвольным жестом Агата протянула маме сумку Дарьи Викторовны.
– В магазин?
Мама распахнула пакет, заглядывая в него.
– А что это за тетрадки у двери?
– Это Ванька заходил. Я попросила его со мной позаниматься. Мне же надо нагонять пропущенное.
Мама уставилась на Агату. Дочь медленно, очень медленно стянула куртку, вынула ноги из мокрых кроссовок и пошла в комнату. Кроссовки посередине прихожей, но мама поправила сама – Агата ведь устала.
– Ты ужинать будешь?
– Спасибо! Я потом.
Агата успела загрузить ноутбук и найти нужный трек, когда почувствовала, что на пороге комнаты кто-то стоит. Она чуть приподняла один наушник.
– Агата, – робко начала мама. – Я сегодня ходила к психологу в специализированный центр. Умный, профессиональный человек. Он просит прийти к нему на прием.
Наушник с щелчком вернулся на ухо. Агата развернула чат, нашла Емельянова.
«Прикинь, – забила она, – моя мать хочет меня в дурку сдать».
«Нормально так…» – минут через пять отозвался Емеля.
– Тебя бы туда кто сдал, – проворчала Агата. – Психов вокруг развелось. Дышать нечем. Ходят следят, чашки на столе переставляют.
Интересно, где он сейчас сидит. Вряд ли дома. В каком-нибудь компьютерном клубе прожигает ее деньги.
– Агата! – распахнула дверь мама.
Хоть бы стучала.
– Я занята, – прошипела Агата. – Ты можешь пять минут без меня прожить?
– Я все-таки волнуюсь.
– Ну поволнуйся о себе. Я о себе сама волноваться буду.
– Что у тебя происходит?
– Ты в комнату пришла.
Мать захлопнула дверь.
Чудно! Сначала распахивает, потом хлопает. И кого после этого надо посылать к психологу?
Что-то на столе Агате мешало. А! Стопка тетрадей. Ну и что там понаписал их Эйзенштейн? Она открыла верхнюю тетрадь. По ногам мазнул сквозняк: дверь приоткрыли, заглянули. Агата передернула плечами – ненавидит она эти подглядывания.
Агата ногами оттолкнулась от стола, отъезжая в кресле до кровати.
Дверь с легким щелчком закрылась. Агата сунула руки в карманы, прогоняя из себя забурлившее раздражение. Какая-то бумажка. О! Деньги. Отдать Емеле? Или себе оставить? Себе оставить, на что потратить? Ничего-то Агате было не нужно. Бедная она…
Пирог с грибами оказался вкусный. Агата ела его, стоя на кухне и изучая магнитики на холодильнике. Когда-то она была дурой, ездила с родичами по свету. Карелия, Финляндия, Алтай, Эстония. Да, были времена. Сюсюкались, восторгались. В чем-то она была талантлива. Забыла уже в чем. Еще она всех любила, особенно маму. Потому что они были вдвоем, и больше им никто не был нужен. Но это вечное повторение скучно. Да и постоянно держаться за руку – ладонь вспотеет. Особенно когда за тобой все время следят. А у матери последний год как переклин пошел – каждую минуту проверяет. Собрала ли портфель. Что сегодня ела. Как оделась. И еще в комнату постоянно лезет, убирается! Повыкидывать бы все вещи, чтобы убирать нечего было.
Мысли мешали спать. Перекатывались в голове тяжелыми валунами. Хотелось, чтобы было так, как надо, а не так, как всегда.
Утро выдалось невыспавшееся. Пасмурное и мятое. Оставалось только бежать.
– Варнаева! Как мама?
Вопрос был с издевкой. Агата оглянулась, чтобы найти причину, по которой Дарья Викторовна с ней так говорит. Причин не было. Был вяло живущий класс. С утра еще сонный, с трудом вспоминающий, кто и что сделал.
