– Свою не забудь, – не теряла бдительности Дарья Викторовна. – Ешь дома что?
– Святым духом питаюсь, – грубо отозвалась Агата, схватила книгу и помчалась на выход.
Стрельцов зря топтался на пороге, ему досталось в первую очередь. Агата выпихнула его за дверь, использовав «Непонятного ребенка» как таран.
– Ты чего тут забыл? – накинулась она на него.
– Представление же! Чего не посмотреть? – добродушно пробасил Ванечка. Дурачок-дурачок, а внимательный, умеет слушать слова.
– В цирке смотри, – прошипела Агата.
– А ты чего, правда без матери живешь?
Агата рванула к женскому туалету. Хотелось отомстить. Всем и сразу. Чтобы поняли, что дураки, что не на ту нарвались. Она стояла около окна, кусала губы. На улице ничего не происходило. Совсем ничего! Прозвенел звонок. Мир все так же являл статику. Скучный он был, этот мир. И туалет был скучный. Позвякивали под ногой выбитые квадратики кафеля. Если сильно ударить мыском, они подпрыгивали и не всегда возвращались на место. Подоконник исцарапан. Есть здесь и историческая надпись Синявиной: «Лена + Ага = УГУ». Внутри двойной рамы дремали отошедшие на зимний покой мухи. Лежали на спине, сложив лапки. Вот счастливые создания! Родившись, они уже все знают: куда лететь, зачем, что делать дальше. И даже куда спать заваливаться.
Из туалета Агату выгнала уборщица. Она пришла, гремя ведром, как рок, как судьба. Невысокая, тяжелая в походке. Все у нее было монументально – руки, ноги, плечи, грудь. И голос – очень убедительный.
– Иди, иди отсюда, – махнула она в сторону Агаты тряпкой. – Хватит уроки прогуливать. Хулиганите тут. Курите.
– Я не курю, – буркнула Агата, отлипая от подоконника. Обойти уборщицу без потерь не было возможности. У той были все шансы размазать Агату по стенке или заехать тряпкой.
– Ты не куришь, другие курят. Все вы одинаковые. Сначала уроки прогуливаете, потом в жизни все пропускаете.
– Чего это мы пропускаем?
Уборщица установила ведро под вентилем и открыла воду.
А ведь эта женщина не мечтала в детстве быть уборщицей. Наверняка хотела чего-то возвышенного. А сейчас бросается тряпками в девочек. Учись не учись, все равно попадешь в дворники?
– Ну, чего смотришь? – утомленно спросила уборщица. – Глаза-то спрячь. Ишь, вылупилась. Знаю я ваши выкрутасы. Ничего сделать не можете, только хулиганите. Не стой, не стой! Иди отсюда. Слышишь? Иди! А то окачу водой из ведра.
– Да пошла ты, – прошептала Агата, проскальзывая мимо уборщицы.
Ее не ударили. Это было странно. Она готова была к удару, к тому, что ответит. Но уборщица не смотрела на нее. Стояла, согнувшись над вентилем, глядя, как вода набирается в ведро. Скоренько так набиралась. Споро.
Школа была тиха и пуста. И среди этой тишины произошло странное. Кабинет Дарьи Викторовны открылся.
– Иди, иди, – раздался утомленный голос учительницы. И в коридоре показался Стрельцов. Посреди урока. У них сейчас, между прочим, физика. А это даже другой этаж.
Стрельцов мазнул взглядом по Агате, отвернулся, чтобы пойти к лестнице, но вдруг застыл.
– Ты чего тут? – спросил он кисло.
– Практику проходила. Брала уроки мастерства у уборщицы. Судя по всему, мне в перспективе светит эта заманчивая профессия.
– С чего ты взяла?
– Дарья Викторовна сказала, что если я не буду учиться, то стану дворником.
Стрельцов покосился на дверь кабинета, из которого только что вышел.
– Чем тебе дворник не нравится?
– Не хочу быть дворником! – Агата подпустила в голос слезы. – Хочу быть сторожем картофельного склада. А вот ты кем будешь, когда вырастешь?
– Космонавтом, – буркнул Стрельцов, проверяя, закрыт ли его портфель. Он, когда говорил, все время что-то вертел в руках или замки на портфеле проверял.
– Долговязых в космос не берут. Ты небо башкой проткнешь.
– Значит, конструктором ракет.
– Не смешно.
– Я и не смеюсь. Буду первооткрывателем, стану летать в космос, находить новые планеты, исследовать их.
– Псих, что ли?
Но Ванечка говорил вполне серьезно. И серьезно обиделся:
– Чего сразу «псих»? Ты спросила, я ответил.
– В космос наши бабушки мечтали летать.
– Это потому что Гагарин. А сейчас другое время.
Агата во все глаза смотрела на Стрельцова, на длинного несуразного Ванечку, и пыталась его представить в скафандре. В таком, как у Гагарина. Оранжевый комбинезон и белый нелепый шлем с большими буквами «СССР». За прозрачным щитком вот это лицо – нос, губы, щеки. Не получалось.
– Ну, иди открывай, – разрешила Агата.
И Стрельцов пошел. Трогая пальцами замок своего чемодана. Пока он шел, Агата примерила такой же шлем на себя. Не налез. Какого черта! Не собирается она быть космонавтом, ей и по земле неплохо ходится. А особенно сидится.
И тут она вспомнила, кто ей задавал такой же вопрос на вырост – кем она будет. Через десять лет. Марк из мрака.
– Слушай! – крикнула Агата Стрельцову. – А сегодня что?
– День, – уже из-за поворота сказал. – Скоро вечер.
– А ведь вчера было два дня назад, да?
– Вчера было вчера.
Марк! Она про него совсем забыла.
Последние два урока прошли на удивление быстро. Потому что Агата думала. Так думала, что мозги скрипели.
К трем часам решение было принято. Сегодня – это, конечно, не позавчера. Но и не послезавтра. Поэтому ничего еще не упущено. Все только начинается.
Удачно избежав ловушек Синявиной – Лена к концу занятий простила подружку и снова готова была вести с ней задушевные беседы, – Агата пришла домой.
Перед встречей надо было собраться. Агата бродила по квартире, прислушиваясь к шумам за дверью. Не хватало ей сейчас только, чтобы мама вернулась. Она все испортит. Агата еще ничего не успела сделать, чтобы мать поняла: Агате без нее хорошо. Мать ждет, когда Агата придет к ней на работу и попросит вернуться. А она не попросит. Ей хорошо без соплей и истерик. Хорошо в самостоятельной жизни. И она это докажет.
Позвонила Емеле (абонент недоступен), доела горошек из банки. Долго мыла руки. От воды пальцы стянуло некрасивыми морщинками.
А правда, что с ней будет через десять лет? Сразу представилась Дарья Викторовна. Это сколько же надо есть, чтобы стать такой толстой! Или вот мать. Нет-нет, Агата будет другой. Она будет красивой. У нее будет хорошая одежда. Прическа… Так, с прической что-нибудь решим. Агата старательно заправила падающую на глаза челку за ухо. Что еще? Через десять лет – это, значит, двадцать четыре. Хорошо, двадцать пять. Она окончила университет, она работает. У нее работа супер! Не очень тяжелая, но с хорошей зарплатой. И еще она много путешествует. Постоянно. В самолете у нее места в бизнес-классе. Кем же она работает? Кем?
