— А что у тебя дома? — спросил Горлогориус.
— Работа, — сказал Фил. — А еще кореша, выпивка, травка, девочки… Много чего. Кстати о девочках. Вы заметили, что среди главных действующих лиц нет ни одной женщины? Вас это не удивляет?
— Нет, — сказал Горлогориус. — Войны и всякого рода свершения — это мужское дело.
— Просто в пору создания той игры я был очень стеснительным молодым человеком, — сказал Фил. — И еще я очень не любил игры, в которых мне приходилось выступать от лица женщины. «Метро-2», например, или «Ядерный титбит-2»…
[55]
Меня это напрягало.
— Ты мне сильно напоминаешь одного молодого волшебника, — сказал Горлогориус. — У него тоже с противоположным полом проблемы.
— Ты о Гарри? — уточнил Фил. — Я его практически с себя писал. Только я вырос, изменился…
— Надеюсь, до такой степени Гарри не изменится, — сказал Горлогориус.
— У меня пиво кончилось, — сказал Фил. — Забацай еще бутылочку, раз уж домой не отпускаешь.
Бригада Ланселота решила не торопиться с возвращением домой.
Во-первых, корпоративная солидарность не позволяла им оставить потрепанных в бою с мастером Лю богатырей, а во-вторых, дома их ждал Мерлин.
Нормальный рыцарь поймет, что карточный долг — это долг чести, и у Ланселота со товарищи не возникло бы никаких проблем, если бы на задание их отправлял сам король Артур. Но миссию по ликвидации дракона им поручил Мерлин, а чародеи не так снисходительны к обычным рыцарским слабостям, как короли.
При дворе Камелота Мерлин играл важную роль. Он являлся советником короля Артура, придворным чародеем, чьи астрологические прогнозы пользовались большим успехом у светских дам, а также обеспечивали постоянный доход в казну. Он обладал исключительным правом заключать сделки на истребление драконов. Он умел варить зелья, исцеляющие тяжелые раны, которые рыцари постоянно получали. Но рыцари Мерлина все равно не любили.
Они считали его хитрым, скользким, пронырливым типом, старающимся извлечь собственную выгоду из любой ситуации. Вообще-то такими были все волшебники, но рыцари тесно общались только с Мерлином, который ревностно следил за тем, чтобы оставаться единственным чародеем Камелота.
Рыцари разбили лагерь и затащили богатырей в шатры.
Добрыня Никитич стонал и размахивал руками. У Алеши Поповича была сломана челюсть. Илья Муромец, получивший самую жестокую трепку за всю свою жизнь, пришел в себя первым, но даже он был слишком слаб, чтобы самостоятельно о себе позаботиться.
Ланселот принес сваренного на костре супа. Муромец выудил из-за голенища большую деревянную ложку, расписанную под хохлому, и запустил ее в котелок.
— Признаюсь честно, — сказал Ланселот, — после того как мы, даже обладая двукратным численным перевесом, не смогли взять над вами верх, я не ожидал, что вы вообще можете потерпеть поражение. Тем более что одолеет вас один человек.
— Да, вломил он нам не по-детски, — признал Муромец. — Дракон-то улетел?
— Улетел.
— А китаёза?
— Побежал за ним. Мы его остановить не пытались, извини.
— Чего уж там извиняться, — сказал Муромец. — Это наша разборка была, и он по-честному все сделал. Знать бы только, где он так ногами махать навострился…
— Люди с Востока исповедуют свой собственный стиль боя, — сказал Ланселот.
— Это точно. — Муромец отправил в рот очередную ложку супа. — Неплохой супец. Из чего варили?
— Из крольчатины. Тут полно кроликов в округе, Гарет целую дюжину за пять минут настрелял. Эля хочешь?
— Это что-то типа пива, да?
— Да.
— Не откажусь.
Ланселот протянул Муромцу объемистую флягу. Богатырь отпил половину.
— Вот теперь мне лучше, — сказал Муромец. — Гораздо лучше.
— Что делать собираешься?
— Мои парни как себя чувствуют? — спросил Илья.
— Не бойцы. Еще недели две как минимум. Алекс даже суп есть не может, жалуется, что больно. А Добрыня в беспамятстве.
— Хре… Фигово, в смысле, — сказал Муромец. — Ты о них позаботишься, Ланс?
— Не вопрос.
— Тогда я за драконом двину, — сказал Муромец. — Может, успею его спасти в последний момент.
— При всем моем уважении, Илья, с этим парнем тебе не совладать, — сказал Ланс. — Да и вряд ли ты их догонишь. Дракон по небу летел, а китаец очень быстро бежал, лошади за ним не угнаться.
— Моя угонится, — уверенно сказал Муромец.
— А может, не стоит? Как там у вас говорят? Ну его в сауну, дракона этого…
— В баню, — поправил английского коллегу Муромец. — Только не могу я его в баню послать. Я ведь слово свое богатырское дал, что буду защищать этого дракона, живота не жалея.
— Ты и так его уже не пожалел, — сказал Ланселот. — Никто тебя не упрекнет.
— Я сам себя упрекну, — сказал Муромец. — Это вопрос чести.
— Если так, то я больше спорить не буду, — сказал Ланселот. — Когда выезжаешь?
— Суп доем, эль допью, отдохну пару часов и двину, — сказал Муромец. — Такие дела обстоятельного подхода требуют.
— А я тебя знаю, — сказал Бозел Негоро. — Ты — тот самый жалкий дубль того самого жалкого волшебника, которому я срубил голову волшебным мечом.
— Это я, — уныло признался Негоро. — Чайком угостите?
— Присаживайтесь, — сказал мастер Лю. — Сейчас еще котелок воды вскипятим.
— Чего тебе тут надо? — недружелюбно спросил Бозел. — Поглумиться надо мной пришел?
— Как ни странно, нет, — вздохнул Негоро.
— Откуда ты вообще тут взялся такой кремнийорганический?
— Заглянул на огонек, — сказал Негоро. — Если честно, меня Горлогориус послал.
— Тебя? Значит, и ты теперь на Горлогориуса шестеришь?
— Фу, что за жаргон, — сказал Негоро. — Дракон, благородное животное, и вдруг ботает по фене.
— Жизнь такая, — сказал Бозел. — Чего на этот раз желает Горлогориус? Только учти, чего бы он ни хотел, ему придется подождать. Я тут в некотором роде занят — меня собираются убить.
— Я прибыл как раз по этой причине, — сказал Негоро.
— Чтобы удостовериться в моей смерти?
— Чтобы попытаться ее предотвратить.
— Хо, — сказал Бозел. — Это очень похоже на Горлогориуса — переваливать работу на других. Сам он в жизни палец о палец не ударит.
— Ты не прав, — сказал Негоро. — Пальцами он щелкает довольно часто. Он так колдует.
