Работать чаще всего приходилось ночью, и это было очень весело, потому что команда подобралась не скучная.
Однажды они оформляли к новогоднему празднику огромный складской ангар. Заказчик обожал советское кино и решил, что праздник в его фирме должен напоминать об этом кино в целом и о разных фильмах по отдельности. Майя ездила на «Мосфильм», подбирала реквизит, придумывала, как его использовать… И там, на «Мосфильме», познакомилась с Антоном.
Он работал реквизитором, и его помощь была для нее неоценима, так как заказ свалился на Боню перед самым Новым годом и выполнять его пришлось авральным образом. Антон подобрал костюмы для джентльменов удачи, нашел часы, похожие на те, на фоне которых Гурченко пела песенку про пять минут в карнавальную ночь, и даже помог Майе заполучить знаменитую машину времени из фильма про Ивана Васильевича. Она была ему за это так благодарна, что, конечно, пригласила его на оформленную ею вечеринку.
Да нет, не из благодарности она его пригласила. А из-за того, что ей необходимо было еще хоть раз его увидеть.
И весь вечер, пока в преображенном ангаре шла гулянка, она то и дело на него посматривала.
Антон приехал с приятелем, которого называл Михалыч, и, когда вечеринка закончилась, этот самый Михалыч повез обратно на «Мосфильм» все, что следовало сдать под роспись; оказалось, он является ответственным лицом с необходимыми полномочиями.
А Антон и Майя остались вдвоем. Майя должна была запереть помещение и сдать его на охрану, а Антон вызвался ей помочь.
Они стояли посреди огромного пустого ангара, пол был густо усыпан конфетти, с потолка свисали аутентичные бумажные серпантиновые спиральки, и хотя до Нового года было еще два дня, создавалось впечатление настоящего утра после праздника – с присущей этому времени тонкой усталостью, и разочарованием, которое само по себе очарование, и ощущением естественности всего, что происходит и будет происходить.
Естественность была в том, как Антон выдохнул:
– Фу-у!.. Богатырское здоровье надо иметь, чтобы так отдыхать!
И как весело сверкнули при этом его яркие синие глаза, и как налил он шампанское из полупустой бутылки в два бокала, которые случайно остались чистыми, но потом выяснилось, что не случайно, а специально он задвинул их за гору апельсинов, чтобы выпить с Майей вдвоем, когда все разойдутся…
Они выпили шампанское, и Антон поцеловал Майю так быстро, что она еще чувствовала, как лопаются пузырьки у нее на губах. Его поцелуй тоже покалывал губы, и хотя, может, это только казалось, но она засмеялась от счастья. Это был ее первый бокал шампанского – во время вечеринки было не до выпивки да и бессонная ночь сказалась: голова у нее закружилась и к каждому следующему поцелую кружилась все сильнее, уже просто вихрем вращался мир вокруг, когда они легли на невысокий помост, декорированный под снежную равнину. Все обаяние Антона, вся страсть, которую Майя, наверное, сразу почувствовала в нем, ну да, конечно, сразу, только не признавалась себе в этом, – все это сделалось центром вихря и подхватило ее с такой силой, которой она никогда не знала прежде.
Объяснялось это просто – он был ее первым мужчиной, – но в ту минуту она не искала объяснений, ни простых, ни сложных, а делала то, что чувствовала, и радовалась, что их чувства совпадают.
Насчет первого мужчины Антон, кажется, и не догадался, во всяком случае, ничего Майе на этот счет не сказал, а вот ее страстность ему понравилась, и очень.
– Ты суперская, – сказал он, когда все закончилось и они лежали в ватном снегу, целуясь рассеянно и удивленно. – Ты мне сразу понравилась, и не зря.
Майя хотела сказать, что он ей тоже сразу понравился, но она была так взволнована, что не могла выговорить ни слова. Все слова казались слишком обыкновенными, но вот странность, только те слова, которые могла произнести она сама, те же, которые произносил Антон, были точны и прекрасны.
Они выбрались из ваты, смеясь и отплевываясь, выпили еще шампанского, болтая о том, как Антон подбирал реквизит для какого-то артхаусного фильма и как Майя делала свою дипломную коллекцию одежды на шесть выходов.
Они легко переходили от одной темы к другой, слова летали у них над головами как бабочки, то и дело касаясь крыльями их губ.
– Вообще, конечно, скучно возиться все время с чем-то прикладным, – сказал Антон. – Тебе, наверное, тоже.
Майе скучно не было, но в эту минуту она согласилась бы с любым его словом.
– Приходи к нам в школу, если хочешь, – сказал он. – Это на Петровке, в Музее современного искусства. Если понравится, потом и поступить можешь.
Она сказала, что обязательно придет – еще бы, ведь это был самый простой и естественный способ снова его увидеть! – и они опять стали целоваться, и вскоре опять оказались в ватном снегу, и на этот раз утонули надолго, а потом даже чуть не уснули в нем, то есть почти уснули, погрузились в счастливую полудрему, лежа друг у друга в объятиях, а когда встрепенулись, солнце уже заглядывало в маленькое окошко под самым потолком, вот-вот могли прийти уборщицы, Майя знала, что они вызваны на десять утра, и пришлось поскорее убегать, тем более что Антон должен был показаться на работе, что-то срочное, но обязательно увидимся, надо же, какое имя у тебя редкое, и внешность такая, ну, необычная, ты мне правда нравишься, ну просто очень…
Может, Майя поступила бы в Школу свободных мастерских и сама по себе – ей там действительно понравилось, она любила атмосферу вдохновенных споров и любила учиться новому, к тому же давно хотела заняться графикой, а в школе был очень сильный преподаватель, – но то, что занятия позволяли ей часто видеть Антона, явилось, конечно, главным доводом.
Она стала работать на полставки, сильно разочаровав Боню, который возлагал на нее большие надежды, и чуть не жить переселилась на Петровку. Преподаватель графики хвалил ее, а Антон звал после занятий в какую-нибудь кафешку, потом они ехали к ней домой и там набрасывались друг на друга так, будто все, увлекавшее их днем и при всех, было лишь предисловием к этой минуте и к этим часам наедине.
То, что соединяло их, было так страстно и так сильно, что любые подробности жизни меркли в сравнении с этим. И довольно долго это казалось Майе естественным, а вернее, она этого просто не замечала.
Не замечала, что область его присутствия в ее жизни очерчена с удивительной определенностью. Антон приходил довольно часто, иногда ужинал, иногда отказывался, потому что куда-нибудь спешил, иногда оставался до утра, иногда только на то время, которое требовалось для того, чтобы насытиться друг другом. Он никогда ничего от нее не требовал, ни разу не сказал, что суп пересолен, но и ни разу не спросил ее ни о чем, что не имело отношения к сексу. То есть спрашивал, конечно, ведь они проводили вместе немало времени в школе, но точно так же и точно о том же – о будущей выставке, о способах воспроизведения синего цвета и о чем угодно подобном – он говорил и с любой другой студенткой.
Когда Майя впервые это заметила, ей стало не по себе. Мысль «а ведь это значит, что и сексом он точно так же может заниматься с любой другой», была вполне логична, и как ни гони ее из головы, она приходила снова и снова.
