Поэтому большую часть волшебников женщины интересовали только в плане размножения, и родители Гарри не были исключением из этого правила. Стоит также сказать, что и отношение женщин-волшебниц к представителям противоположного пола было таким же.
И, поскольку оно таким было, молодым волшебникам, чье воспитание проходило в учебных заведениях закрытого типа, никто не разъяснял не только для чего нужны женщины, но и что с ними следует делать.
Конечно, кое-что Гарри слышал, еще кое о чем догадывался, но возникшая ситуация вогнала его в ступор.
Такая подстава и при свидетелях… лучше бы он бился с тем демоном, который искал Гэндальфа или отражал бы атаки мнимого стрелка.
— Э… Гарри, — мягко позвал стрелок. — Полагаю, тебе надо что-то сделать, иначе… Сам понимаешь, так мы далеко не уйдем.
Девица все еще стояла посреди тропы, принимая все более и более привлекательные позы.
Гарри покраснел, как флаг древней и почти забытой секты коммунистов. Его то и дело бросало в дрожь.
— Я не могу, — прошептал он.
— Можешь, — сказал стрелок. — Все могут.
— Я не знаю как.
Бозел заржал пуще прежнего. Гарри начал серьезно подумывать о том, чтобы превратить его в лягушку, в то же время понимая, что легче от этого не станет. Никто не умеет квакать так издевательски, как эти представители земноводных.
— Технически все просто, — сказал стрелок. — Главное — сделать первый шаг. К тому же в данном случае, как я полагаю, ты можешь опустить процесс ухаживания и предварительных ласк и сразу перейти к делу. Вряд ли она… оно обидится.
Стрелок отвернулся, пытаясь замаскировать пароксизм смеха под приступ кашля, но обмануть Гарри ему не удалось.
— Прости, — сказал стрелок. — Я понимаю, насколько это все для тебя серьезно, но… Ничего не могу с собой поделать…
Гарри по-прежнему не мог сдвинуться с места.
— Слушай, маг, — сказал Бозел. — Ты сам говорил, что чем больше боишься, тем сильнее делается эта тварь. Иди уже и сделай хоть что-нибудь. Хотя бы попытайся.
— Я не могу при свидетелях.
— Мы отвернемся, — пообещал Бозел. — И не будем подслушивать. Затащи ее в какие-нибудь кусты — и вперед.
— Ей нужен от тебя только секс, — сказал Джек. — Поверь, многие мужчины были бы рады оказаться на твоем месте. Им о таком приходится только мечтать.
— Мы готовы тебе подсказывать, — сказал Бозел. И тут же принялся подсказывать, не дожидаясь согласия Гарри: — Насколько я знаю, половой акт у развитых приматов проходит большей частью в горизонтальном положении, так что первым делом тебе надо сбить ее с ног. Потом ты страстно срываешь с нее одежды и покрываешь тело поцелуями, а потом… ха-ха…хррр (неконтролируемый припадок смеха, продолжавшийся около сорока секунд)… ты должен… я не могу… вогнать свой поезд страсти в ее тоннель любви (более продолжительный приступ смеха)… а потом смешно дергаться в течение нескольких минут… А потом отвалиться на бок и захрапеть…или оставить деньги на тумбочке…
— Помолчи, — попросил его стрелок. — Гарри, чем дольше ты будешь стоять, тем труднее тебе будет это сделать. Ожидание, как правило, никому не прибавляет решимости. Иди и сделай это. Я в тебя верю!
Стрелок развернулся и пинками погнал гогочущего Бозела обратно по тропе.
Гарри выполз из кустов через два с половиной часа. Одежды на нем не осталось, а все тело было исцарапано так, словно сначала его драли дикие кошки, а потом услужливые медсестры лечили его при помощи кактусовых компрессов.
Гарри не мог говорить, он только что-то нечленораздельно мычал, жестами требовал сигарету, рюмочку коньяка и джакузи.
Пойти дальше они смогли только на рассвете.
Глава 23
Отдай мне Камень Правосудия!
Бранд Эмберский
А вот не отдам!
Кореш Эмберский
А мне его единорог подарил!
Рэндом Эмберский
Моя Прелесть! Моя!
Горлум болотный
Под покровом ночи четыре темных силуэта проскользнули по улицам стольного города Киева и остановились только у забора княжеской резиденции. Забор был не слишком высоким, и богатыри перебрались через него, построив импровизированную живую лестницу. Последним был Алеша, который в прыжке дотянулся до руки сидящего верхом на заборе Ильи, и Муромец одним рывком перебросил Поповича на другую сторону.
Первый пост охраны они встретили у черного входа в главный терем. Муромец вырубил скучающего молодого дружинника апперкотом в челюсть и оттащил за угол здания, куда не доставал свет от факелов.
Реджи, на счету которого числилось уже несколько незаконных проникновений на чужую охраняемую территорию, был абсолютно спокоен. Повидавший виды Муромец тоже не особо переживал, а вот молодые богатыри нервничали.
Князь — это все-таки князь, и с его чертогами шутки плохи.
У входа в тронный зал охраны не обнаружилось, хотя на памяти богатырей она и должна была иметь место. Сей факт встревожил даже Муромца, но они зашли слишком далеко, чтобы сейчас врубать задний ход. Оставалось надеяться на то, что им просто везет.
В зале было темно. Шаги гулко звучали в огромном помещении. Двигаясь фактически на ощупь, богатыри достигли середины зала, как вдруг, разом, соблюдая неписаные законы жанра неожиданных подстав, загорелись все факелы и богатыри обнаружили, что они в зале не одни.
Вдоль стен расположилась целая дружина, человек пятьдесят. А рядом с троном, на возвышении, покоящемся на предполагаемом местоположении Кощеевой смерти, стояли спешно вызванный в столицу Никола Кожемяка и боярин Смердищев.
— Все, как ты и говорил, боярин, — заметил Никола. — Проникновение в княжеские палаты с целью осквернения княжеского же трона как символа нашей государственности. Не понимаю я тебя, Муромец. Дело-то подсудное, и одним условным сроком даже ты фиг отделаешься. Преступление против Родины — расстрельная статья.
Застигнутые врасплох богатыри молчали. Реджи прикидывал шансы. Отбиться было можно, но только при условии, что былинные богатыри готовы убивать дружинников, в чем стрелок сильно сомневался. Особенно после стычки с Николой на купеческом тракте.
Врагов Родины они готовы были рвать зубами, а вот биться со своим братом дружинником — увольте.
— Налицо также преступный сговор, — добавил боярин Смердищев. — А еще связи с врагом.
— Короче, кирдык
[39]
тебе, Муромец.
— Маловато вас супротив меня будет, — сказал Илья. — Пять десятков всего. Не страшно, Николушка?
