— Что еще сказал старик Манчини? — резко спросил Паррот.
— Ох, да чего он только не говорил! Он не желал, чтобы полиция расследовала кражу — будто бы маркиз ди Негри, знатный итальянский некромант, прислал за скрипкой злых духов, и они ее унесли. Будто бы маркиз для того подарил мальчику скрипку, чтобы она выпила из него жизнь. Ему бы готические романы писать, этому Баретти!
Давид Иероним рассмеялся.
— Хотел бы я побеседовать со стариком, — сказал он. — Если он знал, что маркиз — некромант и выделывает всякие дьявольские штучки, отчего же он согласился взять у маркиза скрипку для своего ребенка?
— Честолюбие оказалось сильнее родительской любви, — объяснил Паррот. — Это обычное дело — если дуракам родителям Бог пошлет талантливое дитя, мучить его занятиями, лишать всех детских радостей, лишь бы оно было приглашено на домашний концерт к какому-нибудь жалкому князьку, повелителю трех сотен нищих подданных.
— Тем более, что Манчини не родной отец дивному дитяти, — добавил Маликульмульк.
— То есть как? — удивился Давид Иероним. — Все знают, что отец.
— Маленькая Пинелли знает эту семью. Она сказала, что старый Манчини — всего лишь кузен родного отца мальчика. Она много чего тогда наговорила, сидя прямо тут, в аптеке, в этом самом кресле. И что старик не лечит мальчика так, как надо, потому что предвидит его скорую смерть и смирился с ней… То есть не станет спасать Никколо так, как спасал бы родной отец… А Пинелли страстно хочет помочь мальчику!
Гриндель и Паррот переглянулись.
— Возможно, она нуждалась в нашей помощи, — сказал Давид Иероним. — В Риге у нее нет друзей, нет знакомых врачей. Нет никого, кроме этой долговязой подруги, с которой она путешествует. Она пыталась позвать нас на помощь, а мы ее неверно поняли.
Паррот вздохнул. Гриндель сказал «мы» — но подразумевал «ты».
— О чем еще говорили итальянки? — спросил Гриндель. — Не о том ли, что мальчик заработал для старика все деньги, какие мог, и более не нужен? Может быть, есть способ помочь мальчику, забрать его от этого фальшивого отца, который думает только о гонорарах! Георг Фридрих, мы ведь найдем этот способ?
— Да, — сказал физик. — Если он существует в природе, то мы его найдем. Крылов, я вас слушаю.
Это было — как строгий окрик учителя, адресованный нерадивому ученику. Маликульмульк видел, что Паррот отчего-то не может говорить с ним иначе, и решил не обращать внимания на интонации. В конце концов, и «послушай-ка, братец» — не самое приятное в мире обращение, однако ж философ к нему привык.
— О чем они говорили? О том, что после смерти Никколо маркиз ди Негри спросит о скрипке. И тут я не совсем понял. Вроде бы если бы маркиз просто подарил мальчику скрипку, у старика должна была бы быть дарственная, вещь-то дорогая. И одна из итальянок сказала, что дарственной нет. Вроде бы она даже намекнула на причину, по которой маркиз не написал дарственную. Но, господа, итальянки убеждены, что маркиз — колдун, и что скрипка, выпив из мальчика жизнь, улетела к нему при помощи злых духов.
— То есть скрипка понесла к маркизу жизненные силы мальчика, которые необходимы некроманту, чтобы оживлять покойников? — уточнил Паррот. — По-своему логично. Надо думать, у бедного маркиза прескверная репутация!
— Люди не понимают, для чего он собирает скрипки, альты, виолончели и контрабасы. Они ищут в этом какой-то тайный смысл, — сказал Маликульмульк. — Люди не любят, когда у кого-то причуды или непонятные способности. Они сразу ищут в этом зло.
— Любезный друг, я рижанин, в семье моей знают цену и деньгам, и бумагам. Это лишь в сказках король дарит драгоценности без всяких бумаг, а в жизни необходима дарственная. Иначе возникают недоразумения. Скажем, вы мне подарили скрипку, после чего мы оба скончались, — стал рассуждать Гриндель. — И тут мои наследники и ваши наследники устраивают драку прямо на кладбище. Мои наследники утверждают, что право на скрипку перешло к ним, а ваши — что скрипка была дана во временное пользование и должна вернуться в семью…
— Стойте! Давид Иероним, ты сказал сейчас очень умную вещь! — воскликнул Паррот. — Скрипка после смерти мальчика должна вернуться к маркизу не потому, что за ней прилетят злые духи, а потому, что она дана дивному дитяти лишь на время. Это не подарок…
— Ну и что же? — спросил Гриндель. — Какой ты предлагаешь сделать вывод?
— Выводов может быть несколько…
— Но позвольте, господа! Ясно же, что скрипку похитил Брискорн! — закричал Маликульмульк. — При чем тут злые духи и наследники? Брискорн и его сообщница следили за комнатой музыкантов. Им повезло — скрипка около четверти часа находилась в незапертой комнате. Потом они ее спрятали в башне Святого духа и вскоре вынесли. Сейчас она, как я понимаю, уже у барона фон дер Лауниц, который ее так просто не отдаст!
— Не слишком ли легко удалось Брискорну украсть скрипку? — полюбопытствовал Паррот. — Прием длился несколько часов, скрипка была без присмотра несколько минут. Неужели он знал точно, в какое время скрипка будет в незапертой комнате? Не хотите же вы сказать, что он без конца бродил по коридорам, выжидая подходящую минуту? Так вот, один из выводов: Брискорн подкупил старого Манчини, и тот дал ему знать, когда можно выносить скрипку. Ведь после смерти мальчика ее бы пришлось вернуть маркизу ди Негри. А так старик получил какие-то деньги.
— Верно! — воскликнул Давид Иероним. — Это очень похоже на истину!
— Похоже, да, но истина ли это? В нашей картине обретаются два лишних и непонятных элемента, — остудил его Паррот. — Первый — смерть пьяного скрипача Второй — канифоль, найденная в галерее. Вы уверены, что в Риге такая не продается, Крылов?
— Я носил ее показывать Мирбаху, знаете лавку Мирбаха на Сарайной улице? Он объявил, что такой канифоли в Риге быть не должно. Меня и самого это смущает…
— Теодор Пауль! — позвал Гриндель. — Приготовь-ка кофей!
— И пошли Карла Готлиба поискать моих разбойников! — добавил Паррот. — Им уже давно следовало вернуться.
— Где их искать? — донеслось из-за двери.
— На Дворцовой или на Малой Школьной! Они решили, что удовольствие должно быть бесконечным, — усмехнулся Паррот. — И охота за похитителем шубы, и приключение с орманом, а теперь наверняка оба валяются в снегу и счастливы. А вы, Крылов? Вы в детстве были счастливы?
Этот неожиданный вопрос заставил Маликульмулька задуматься.
— Пожалуй, да, — сказал он. — Моя семья была очень небогата. Батюшка был драгунским капитаном, потом в чине коллежского асессора стал председателем губернского магистрата в Твери. Когда он умер, мне было одиннадцать лет. Но прежде того нашелся добрый человек — Николай Петрович Львов, председатель Тверской уголовной палаты, он позволил мне учиться со своими детьми, сам купил мне первую скрипочку. В его доме я блистал талантами — говорил по-французски, декламировал стихи, чужие и свои, играл на скрипке, слушал одни похвалы. Я до сих пор вспоминаю тот дом и свой успех.
