Он беспомощно покосился на Фила, который лежал у его ног в полубесчувственном состоянии. Его тело было туго обернуто в зеленые мантии, но и сквозь них было видно, как его трясло.
– О, да, твой отец… – сказал Хокан, понизив голос и замедлив речь. – Твой несчастный отец. Человек, давший тебе жизнь. И сейчас он вырван из жизни точно так же, как недавно из нее был вырван ты. Рад ли ты за него?
Никто не пошевелился. Никто не сказал ни слова.
Хокан отвернулся и несколькими короткими выразительными звуками – ворчанием и рыком – призвал оставшихся самок за собой, и они убежали прочь, скрылись во тьме. Все, кроме одной.
Кроме Беренайси. Она так и стояла на коленях возле Фила. Фрэнк подошел к ней и очень нежно, совершенно по-человечески, помог ей подняться.
Элтрам попятился от середины, ярко освещенной светом праздничного костра. Вокруг всей площадки, вдоль стены из бледно-серых валунов, стояли, наблюдая, чего-то выжидая, Лесные джентри.
– Пойдемте, нужно отнести его домой, – сказал Сергей. – Дайте я возьму его.
Он осторожно поднял Фила и аккуратно пристроил на широком плече. Лиза поправила материю, в которую был завернут Фил, и следом за Сергеем скрылась в узком проходе, ведущем с поляны.
Остальные морфенкиндеры потянулись туда же. Лаура отправилась с ними.
Лесные джентри начали растворяться в воздухе, как будто их здесь вовсе не было. Элтрам исчез.
Ройбен хотел было уйти со всеми остальными, но что-то удержало его. Он проводил взглядом своих сотоварищей, по одному исчезавших в узкой горловине, возле которой валялись в пыли брошенные барабаны и дудки. По земле были разбросаны инкрустированные золотом рога для питья. И из котла, стоявшего на толстом слое углей, все еще валил пар.
Ройбен застонал. Застонал от всей души. Где-то в кишках у него прорвалась боль. Она все разливалась, становилась сильнее и сильнее, стискивала сердце, пульсировала в висках. Холодный воздух обжигал, нестерпимо резал кожу, и он вдруг понял, что волчья шкура облетела с него и он стоит голый.
Он видел, как дрожали его голые белые пальцы, чувствовал, как ветер высекал слезы из глаз.
– Нет, – прошептал он. Ему хотелось вернуть прежнее состояние. – Вернись, – произнес он полушепотом. – Я не хочу отпускать тебя. Будь еще со мною. И тут же по ладоням и лицу побежали знакомые мурашки. Тело вновь покрылось густым гладким мехом, словно вытолкнутым изнутри неодолимым давлением воды. Мышцы запели от прежней волчьей силы; ему вновь стало тепло.
Но слезы все так же наворачивались на глаза. В ушах шипел, трещал и плевался праздничный костер.
Справа бесшумно подошла Лаура, приятно-серая волчица, так походившая лицом и формами на него самого, страшное светлоглазое чудовище, обладавшее в его глазах неотразимой красотой. Она вернулась за ним. Он кинулся в ее объятия.
– Ты слышала его, слышала все эти ужасные вещи, которые он наговорил? – прошептал Ройбен.
– Да, – ответила она. – Я все слышала. Но ты кость от моей кости и плоть от моей плоти. Пойдем. Мы будем вместе творить нашу собственную истину.
23
Несколько дней подряд Элтрам сидел в коттедже у постели Фила. Фил спал. Для этого ему снова и снова давали могучее зелье, которое собственноручно составляли Элтрам и Лиза, и Фил лежал, не просыпаясь. Временами он то пел, то стонал во сне, его раны прямо на глазах заживали, а лихорадка то спадала, то вновь усиливалась и в конце концов совсем прекратилась.
В это время начали проявляться и первые, пока еще не очень заметные изменения в нем – гуще стали седые волосы со светло-рыжими прядями, массивнее и тверже сделались мышцы на руках и ногах. Когда же он изредка открывал глаза, можно было заметить, что его светло-карие глаза обрели густой зеленый цвет.
Все это время Ройбен спал урывками или на полу около кровати Фила, или в кресле у огня, или изредка в просторной мансарде наверху, где Лиза устроила для него ложе на простом матрасе.
Лаура принесла во флигель ноутбук Ройбена и ночевала в мансарде на том же матрасе либо рядом с ним, либо одна – если он оставался внизу и устраивался на кожаной оттоманке у огня, прислушиваясь в полусне к ритму дыхания Фила. Но Лаура не оставалась там все время. Она еще не научилась контролировать свои превращения и поэтому частенько уходила в лес в сопровождении Тибо.
Часто навещали Фила и Феликс, и другие обитатели Нидек-Пойнта. Феликс пребывал в гнетущем унынии, но не выказывал ни малейшего желания обсуждать с кем-нибудь свое состояние. Со стороны казалось, будто страдающая, утратившая надежду душа захватила тело Феликса, присвоила его лицо и голос, но это был уже не Феликс.
Ройбен выходил с ним на улицу, и они подолгу стояли молча под дождем, приобняв друг друга за плечи, и безмолвно скорбели по тому ужасному обороту, которые приняла недавняя Модранехт. Потом Феликс уходил, а Ройбен возвращался на свою вахту.
Маргон втихомолку советовал не приставать к Феликсу с утешениями, оставить его в покое, пока злобные инсинуации Хокана не выветрятся сами собой.
– Хокан… Тоже мне, судья нашелся, – презрительно фыркал Сергей. – Он верховный жрец слов, и ничего больше. Слова, слова, слова… Он заставляет одни слова вступать в греховную связь с другими и плодить новые, столь же пустые слова. Они у него сыплются лавиной, уничтожая всякий смысл.
Время от времени появлялся и Стюарт. Он был растерян не менее, а то и гораздо более, чем остальные.
– Похоже, начнется междоусобная война, – тревожным шепотом сообщил он Ройбену. – Я чувствую – будет страшная заваруха. Разговоры с Ройбеном были позарез нужны Стюарту, и Ройбен знал это, но не мог надолго оставлять Фила. И думать не мог ни о чем другом, только о нем, поэтому не мог ответить на множество возникавших у Стюарта вопросов. Кроме того, вопросы были такими, что на них лучше всего мог бы ответить Маргон, если, конечно, у него возникло бы такое желание.
Лиза сообщила Ройбену, что в среду утром Феликс прежде всего набросал план системы пожаротушения для дома. Он намеревался подключить ее к окружной водопроводной системе, но предусмотрел на всякий случай вместительный резервный бак, который предстояло установить между автостоянкой и крылом дома, предназначенным для слуг.
– Никто и никогда не сожжет Нидек-Пойнт, – сказал Феликс. – По крайней мере, пока в моем теле теплится дыхание. – Больше он не произнес ни единого слова, которые можно было бы хоть косвенно связать с ужасами Модранехт.
– Он поселился в комнате, где когда-то жила Марчент, – сказала Лиза. – Спит на ее кровати. Не хочет ничего там тревожить. Это не есть хорошо, это должно быть прекращено. – Она покачала головой.
– Но что же Маргон, – украдкой поинтересовался у нее Ройбен, – что Маргон, который был так непримиримо настроен в целом против общения с Лесными джентри? Неужели его не встревожило столь откровенное проявление физического могущества Лесных джентри во время Модранехт? – Ведь сколько раз Ройбен слышал разговоры о том, что Лесные джентри никогда не приносят никому вреда!
