Несколько секунд, показавшихся вечностью, Али смотрел на нее, не произнося ни слова. Потом разжал губы и произнес:
— Тогда ешь, женщина. Мы пока что не настолько богаты, чтобы выбрасывать деньги на ветер.
Остывший рис был как резиновый и не лез в горло, но Рахима заставила себя жевать и глотать, жевать и глотать. Курицу она тоже доела. И пончик. И влила в себя ненавистный апельсиновый сок. А потом заглянула в глаза Али и спросила:
— Теперь ты доволен?
— Нет, — ответил он, — я очень недоволен твоим сегодняшним поведением, но ты можешь остаться…
Он хотел еще что-то добавить, скорее всего, короткое слово «пока», но зазвонил телефон, и недосказанное так и осталось недосказанным.
— Приезжайте в гости, — сказал Бабур в трубку. — Хозяин не возражает.
Это означало, что хозяин виллы не только не возражает, но и не дышит.
Махмуд, слушая телефонный разговор, стоял рядом в безнадежно испачканной рубахе. Она выглядела так, словно какой-то злой шутник брызнул на нее красной краской из баллончика. Капельки крови попали даже на его лицо. Пытаясь стереть их, он лишь размазал кровь по щеке, но пока что не осознавал этого, мысленно находясь все еще там, в спальне. Пережитое волнение было слишком сильным, чтобы забыть его вот так, сразу. По-настоящему привыкнуть убивать не способен ни один нормальный человек. Махмуд не был ни садистом, ни маньяком. Он отбирал жизни, только когда этого требовали обстоятельства. Не ради удовольствия.
Забравшись на скат кровли над входом, он без труда перебрался на балкон, а оттуда проник в спальню, добрую половину которой занимала громадная кровать — призрачное светлое пятно в темноте.
«Зачем такая большая кровать мужчине, который живет один?» — спросил себя Махмуд, но удивление длилось лишь доли секунды. За этот кратчайший отрезок времени афганец успел покрыться мурашками.
Хозяин дома жил не один. Во всяком случае, спал он точно не один. Потому что одна из двух подушек была занята женской головой. В том, что голова принадлежит именно женщине, не позволяли усомниться длинные волосы, разметавшиеся по подушке. В призрачном лунном свете они казались живыми, шевелящимися.
— Майкл? — сонно пробормотала незнакомка. — Что ты там делаешь?
Это было произнесено на неизвестном Махмуду языке, но он непостижимым образом понял вопрос и, застигнутый врасплох, застыл на месте, как изваяние. Было слышно, как где-то капает вода и ветер шелестит листвой снаружи. Если бы не эти звуки, происходящее можно было бы принять за сновидение.
Махмуд провел языком по пересохшим губам. Он понятия не имел, как быть дальше. Ему было велено зарезать мужчину, когда тот поднимется наверх, но ни о каких женщинах речи не шло. Что делать? Убивать? Пощадить? Отрывочные мысли мелькали в голове и пропадали, не оставляя следа. И решение не приходило. Махмуд оглянулся на распахнутую дверь балкона и снова уставился на женщину, оторвавшую голову от подушки.
До его ушей донесся скрип лестницы, и он запаниковал. Приученный беспрекословно выполнять приказы, Махмуд не умел принимать самостоятельные решения. Если бы мужчина продолжал подниматься в спальню, он, скорее всего, развернулся бы и обратился в бегство. Но шаги почему-то отдалились. Как будто хозяин что-то забыл в комнате и вынужден был вернуться.
Этот момент стал переломным. Опомнившись, Махмуд прыгнул — прыгнул не так, как это сделал бы человек, привыкший сохранять вертикальное положение, а по-кошачьи, развернувшись в полете параллельно полу и вытянув руки вперед. Упав на свободную половину кровати, он вопреки законам физики не остался лежать плашмя, а вновь взмыл в воздух, хотя не было заметно, чтобы он оттолкнулся.
Женщина, на которую он приземлился всей массой, как раз собиралась завизжать, но удар заставил ее выпустить из груди набранный воздух. Она лишь охнула, тихо и обреченно, когда холодная сталь полоснула ее по горлу.
Боли не было. Женщина смотрела в глаза навалившегося на нее Махмуда, ощущала запах чеснока, исходящий из его рта, и думала, что ее собираются насиловать. Будучи профессиональной проституткой или девушкой по вызову, как она предпочитала называть себя даже в мыслях, женщина не очень-то испугалась. Ее шее было мокро и горячо, но она решила, что это от дыхания незнакомца и слюны, капающей у него изо рта.
«Как пес», — пронеслось у нее в голове, и с этой мыслью она унеслась куда-то туда, где становилось все темнее, все холоднее и так одиноко, что лучше было бы не рождаться на свет, чтобы не познать потом это безраздельное, бесконечное одиночество.
Махмуд посмотрел в угасающие глаза жертвы, легко оторвался от нее и спрыгнул с кровати.
Это было сделано очень вовремя! Ступеньки певуче скрипели совсем рядом, свидетельствуя о том, что хозяин дома уже почти добрался до площадки второго этажа. Набросив на мертвую женщину одеяло, Махмуд метнулся на другую сторону кровати и упал навзничь, растянувшись на полу лицом вверх. Его грудь неровно вздымалась, сердце норовило выскочить из грудной клетки, ладонь вспотела так, что удерживать в ней нож было почти так же трудно, как мокрый брусок мыла.
— Эй, как тебя там? — позвал мужчина. — Ламан? Лаван? Хватит дрыхнуть, пора деньги отрабатывать.
И снова, услышав незнакомую речь, Махмуд каким-то образом понял, о чем толкует мужчина. Он с трудом сдержал нервный смешок, представив себе выражение лица этого типа, заглянувшего под одеяло. Бедняжка Ламан или Лаван никак не могла откликнуться с того света.
Зажегся свет, и Махмуд инстинктивно зажмурился, понимая, что две-три секунды — и его обнаружат. Тогда, непостижимым образом оттолкнувшись от пола спиной, затылком и пятками, он появился из своего укрытия.
Лысый мужчина, протянувший руку к накрытой с головой подружке, тупо посмотрел на него. Глаза у него были сонные, набрякшие, влажные губы блестели.
Шестое чувство подсказало Махмуду, что, если он прыгнет на противника, тот перехватит его и окажет яростное сопротивление с перекатыванием по полу и беспорядочными ударами куда попало. Чтобы не допустить этого, афганец обогнул кровать и двинулся вперед медленным шагом, выставив перед собой окровавленное лезвие. Кто-кто, а он отлично знал, как действует вид оружия и крови на слабых городских мужчин, не имеющих военного опыта.
— Нет убивать тебя, — успокаивающе приговаривал Махмуд на ломаном английском языке, одновременно приближаясь к лысому. — Тсс! — приложил он палец свободной руки к губам. — Деньги-деньги. Есть деньги-деньги?
— О, деньги! — Хозяин дома даже обрадовался, хотя радоваться было нечему. — Карточки. Много карточек, ю си? Кардз… — Он несколько раз ткнул пальцем вниз. — Там, в холле. Бумажник, андерстенд?
— Ес, — сказал Махмуд и нанес три последовательных удара ножом: в печень, в живот, в левую сторону груди.
Последний выпад получился неудачным, нож попал в ребро и соскочил, оставив на теле лишь косой порез. Мужчина сделал шаг назад и впечатался спиной в стену. Его глаза и рот широко раскрылись. Опасаясь, что сейчас он заорет во всю глотку, Махмуд полоснул его по шее.
