– Глория, ты все не так поняла.
– К сожалению, я все правильно поняла. Прости меня, бабушка. Прости за то, что я жива. А то ведь если бы меня убили, то твои клиенты наверняка бы сжалились над тобой и подписали все твои контракты. Прости меня, пожалуйста. Прости, что я стою тут перед тобой, – у меня вновь начинается истерика.
– Глория…
– А теперь убирайся вон! – кричу я.
Я разворачиваюсь и бегу по лестнице в свою комнату.
Дневник.
Думала, что уже никогда не подержу тебя в руках. Пишу сейчас эти строки кривым ужасным почерком, потому что руки совсем не слушаются меня. С большим трудом держу ручку. Но мне нужно выплеснуть все, что сейчас во мне.
Теперь я одна. Я действительно одна, и этого я боялась больше всего. Моя жизнь разорвана в клочья, и это я не преувеличиваю. Отец смотрит на меня с презрением. Конечно, я же позор семьи. Все только и говорят обо мне. Точнее осуждают меня. Бабушка тоже от меня отвернулась. Ну, это неудивительно, кому нужна такая внучка, как я? Одна огромная обуза. Просто знаешь, дневник, мне казалось, что семья, это те люди, которым наплевать, нищий ты или богатый, которые всегда будут с тобой, в любую минуту поддержат, каким бы ты ни был. Убийцей, вором, для своей семьи ты всегда будешь милым и хорошим человеком, которого они знают.
Но это точно не про мою «семью». И от этого мне становится еще хуже.
Больше всего на свете мне жаль Нэнси. Этот человек поистине светлый и добрый. Мне очень жаль, что она оказалась среди нас. И что теперь она мучается из-за меня. Нэнси этого не заслуживает.
Мама даже не позвонила нам, я прекрасно понимаю, что она в клинике, но неужели ей не хочется услышать мой голос? Черт возьми, неужели ей настолько плевать на меня?!
В общем, дневник, я не знаю, зачем я вернулась. Меня здесь никто не ждал. Я здесь никому не нужна.
А в прочем, как всегда.
Осталось три дня.
Часть 13
I’m flying (Я лечу)
Day 48
Смогла сомкнуть глаза лишь тогда, когда начало светать. Всю ночь я терзала себя мыслями о том, что произойдет со мной спустя эти дни. Меня бросает то в жар, то в холод. Я знала, что этот выбор не будет для меня легким. Знала и все равно пошла на это.
Еле поднялась с кровати. Захожу в ванную, привожу себя в порядок. Шов на боку почему-то начал периодически побаливать. Мне это совсем не нравится. Дышать стало еще труднее. Смотрю в зеркало. «Глория, погляди, на кого ты стала похожа? И сколько же ты бед принесла людям. И ты до сих пор думаешь, жить тебе или умереть? Идиотка!», – проносится у меня в голове.
Захожу на кухню, Лоренс орудует над плитой.
– Доброе утро, – говорю я. Нэнси поворачивается ко мне.
– Доброе утро, Глория. Выспалась?
– Ну… есть немного.
– Как себя чувствуешь?
– …нормально, пойдет.
– Садись, позавтракай.
Я присаживаюсь за стол, Лоренс ставит передо мной тарелку омлета с ветчиной и апельсиновый сок.
– А где папа?
– Он с утра пораньше поехал в адвокатскую контору. Пообещал найти самого лучшего адвоката. Так что мы можем справиться и без помощи Корнелии.
– Можно подумать, мне это поможет, – с усмешкой говорю я.
– Конечно, поможет. Нужно только в это верить.
Я беру ножик и вилку, кисти рук дрожат и совершенно не поддаются мне. Замечаю, как Лоренс в прихожей несколько минут вертится у большого зеркала, затем облачается в черный плащ и берет в руки такого же цвета клатч.
– А ты куда? – спрашиваю я.
– …на похороны Ребекки. Сглатываю огромный ком в горле.
– Ясно.
– Ты точно не пойдешь со мной?
– Точно, – едва сдержав слезы, говорю я.
– Ну, может быть это и к лучшему. Ты и так столько всего пере жила… – сделав минутную паузу, Нэнси продолжает, – если что, звони мне. Хорошо?
– Да…
После того как Лоренс захлопнула дверь, я вновь поддаюсь своим эмоциям. С трудом сжимаю кисти в кулак, зажмуриваю глаза, горячие слезы скатываются с щек. Нет, я не пойду. Прости, Беккс, но я не пойду. Прийти на эти похороны – это означает отпустить тебя… Навсегда. Я не готова к этому. Прости.
В голове даже до сих пор не укладывается – «похороны» и «Ребекка».
* * *
Нахожу в себе силы и, наконец, успокаиваюсь. Так, Глория, тебе осталось уже всего ничего, а ты за эти дни ни разу не навестила свою мать.
Я соскучилась по ее голосу. Хочу ее обнять, но… боюсь. Боюсь увидеть ее снова в окружении тех белых стен. Боюсь взглянуть в ее поникшие глаза. Но как бы то ни было, я обязана ее навестить.
Несколько минут роюсь в спальне родителей и нахожу визитку той самой клиники.
Переодеваюсь. Выхожу на улицу. На этот раз всего двое сопровождающих стоят напротив ворот дома. Подхожу к ним.
– Мне нужно в психиатрическую клинику. Вот адрес, – даю в руки полицейского визитку.
* * *
Снова пасмурная, давящая погода. Срывается мелкий дождь. Стою напротив клиники и не решаюсь пока что зайти внутрь. Что я ей скажу? Как я вообще буду смотреть ей в глаза? И как пройдет эта сцена возвращения блудной дочери? Мне не по себе. Но про себя твержу лишь одно – это последняя встреча с моей матерью. Больше я ее никогда не увижу.
– Можно я пойду одна? – спрашиваю я одного из сопровождающих.
– Нам приказано сопровождать вас везде.
– Пожалуйста. Куда я отсюда смогу сбежать?
– …ладно, даю вам полчаса.
– Спасибо.
Собрав все силы в кулак, захожу внутрь клиники. Останавливаюсь напротив регистратуры.
– Здравствуйте, мне нужно увидеть Джоди Макфин.
Меня окатывают таким взглядом, будто я стою перед ними напрочь голая. Хотя, что я удивляюсь. Весь город знает, кто я и что я сделала, поэтому неудивительно, что на меня так смотрят.
– Следуйте за мной.
Спустя несколько минут плутания по клинике меня останавливают напротив двери одной из палат. Я слышу громкий женский смех. Спрашиваю себя: «Неужели за этой дверью действительно моя мама?». Открываю дверь. И в самом деле, мама сидит на кровати. Рядом с ней какой-то мужчина, и они о чем-то разговаривают, попеременно смеясь и перебивая друг друга. Я узнаю ее собеседника.
Фред. Брат моего отца. Тот самый человек, с которым мама изменила папе, тем самым, отомстив ему. С самого начала дядя Фред и папа не ладили друг с другом. Мама рассказывала, что когда они познакомились с папой, Фреду она тоже понравилась, папа это сразу почувствовал. Фред нередко дарил маме цветы и осыпал комплементами, это, естественно, папе не нравилось, и между братьями постоянно возникали потасовки. После моего рождения папа и дядя Фред вообще перестали общаться. Я узнала о своем дяде только по рассказам матери. Затем, я выяснила, что на протяжении всех этих лет, мама и Фред по-прежнему общались втайне от папы. Отцу, тем временем, наскучила спокойная семейная жизнь и его начали увлекать разнообразные романы на стороне. Мама, узнав вскоре об этом, попросила Фреда вернуться во Флориду. С тех пор в нашей семье и начался раздор. В конце концов, от семьи осталось лишь одно слово. Я стою, как вкопанная, у двери.
