Николас напрягся. Он крепко зажмурился, восстанавливая в памяти подслушанный разговор, потёр лоб, провёл ладонью по лицу.
– Во внешние сферы отправляются новые и новые мантийские разведчики. Скоро должны начаться вооружённые столкновения. На Манте станет неспокойно, аппарат внешнего влияния начнут вооружать… Потом Йеллен спросил, что Антер будет делать с этими арсеналами, когда свалит Председателя.
Зондер фыркнул.
– Да не хочет Антер воевать, – сказал он и ухмыльнулся. – Он другого хочет. Его голос – совещательный, решение о начале боевых действий примет или не примет Сан Айрве… Если Манта ввяжется в войну, это очень сильно уронит авторитет и влияние Председателя Верховного Совета, потому что именно он будет за это в ответе. А если война станет затяжной и слишком кровопролитной, Председателю придётся уйти в отставку. Впрочем, не важно. Тут вот что интересно: ради этого Эрт Антер пошёл на сотрудничество с главным врагом. То есть других способов добиться своего он не нашёл. То есть… – и Зондер замолк, загадочно улыбаясь.
– Что? – ворчливо спросил Кейнс.
– Сан Айрве намного сильнее, – с удовольствием ответил Зондер. – Полагаю, в мантийских координатах он вообще в другой весовой категории. Так что ясно, зачем Неккену поддерживать воинственную оппозицию. Эти ребята слабоваты. Если им всё-таки удастся свалить старого динозавра, весь Неккен будет три дня пить на радостях. А потом надавит, рванёт и оп-па! Косточки Эрта Антера хрустят у Акены на челюстях.
И он со вкусом засмеялся. Даже Кейнс весело похмыкал, глядя на него. Николас подумал, что лично у Эрта как раз есть шанс избежать челюстей императрицы, но это к делу не относится. Он улыбнулся и глянул на Эрвина.
Эрвин смотрел на экраны с мрачным равнодушием.
Николас подумал, что Фрайманна волнует другое. Политика политикой, а воевать и гибнуть ради этих отвлечённых и чужих выгод придётся живым людям – его подчинённым. Костяком будущего Звёздного легиона предстоит стать бойцам его части. Николасу пришло в голову, что Эрвин – хороший кандидат на должность командира Легиона. «А ведь действительно, – решил он, – лучше не найти, надо будет подать идею…» Ему представился Эрвин на капитанском мостике «Трансгалактики», и он улыбнулся снова.
Кейнс и Зондер обсуждали обновление парка истребителей и установку планетарного щита. Николас медлил, не зная, как корректней вклиниться в их беседу. Оставалось последнее известие, самое поразительное.
– Эти башни силовой защиты, – ворчал Кейнс, – где ты их будешь ставить, кто их будет обслуживать… На столице, на Сеймаране места пустого нет, а у нас одни леса и степи…
– Ничего, – бодро отвечал Доктор, – были бы деньги, а остальное купим. Спутники связи запустим новые, монорельсы построим – вот и нету пустырей…
– Макс, – наконец сказал Николас, – Макс! Товарищ Зондер!
– Слушаю! – рявкнул Доктор так, что Николас вздрогнул, но Зондер тут же улыбнулся: – Чего ещё?
– Самое важное.
На секунду повисло молчание. Николас проглотил комок в горле.
– Что тут ещё важнее? – сухо спросил Кейнс. – И почему сразу не сказал?
– Виноват, – ответил Николас. – Это по части товарища Зондера.
Доктор нахмурился.
– Относительно мантийской интервенции на Циалеше, – сказал Николас. – Эрт Антер сказал, что интервенция провалилась. Провалилась она потому, что кто-то перевербовал агента.
На этот раз молчание продолжалось куда дольше.
– Что? – ошеломлённо переспросил Доктор. – Перевербовал кого? Стерлядь, что ли?
– Нет. Наш интервент – природный мантиец и ученик самого Сана Айрве. И его перевербовали.
– Ничего себе, – ошалело пробормотал Доктор и подпёр голову ладонью. Кейнс озадаченно кашлянул и покосился на друга, ожидая разъяснений, но Зондера известие, похоже, изумило ничуть не меньше. Макс неуверенно уточнил: – И это сам председатель Комитета сказал?
– Да.
– Чертовщина… Кто его перевербовал?
– Неизвестно.
– Ученика Председателя? – вслух думал Зондер. – С одной стороны, это хорошо, потому что кто-то уже сделал за Антера полдела. Предательство ученика – это серьёзный удар по авторитету учителя. Динозавр, похоже, действительно очень стар… Но кто? Где? Как?
– Я надеялся, что вы найдёте ответы, – честно сказал Николас.
Доктор поморщился.
– Буду честен, – сказал он. – У меня есть предположения. Но всё это очень смутно, ненадёжно и бездоказательно. И я многого не понимаю. Но я буду думать эту мысль, Ник.
– Всё? – осведомился Кейнс.
– Так точно.
– Эш, – вдруг весело сказал Макс. Глава Народного правительства добродушно покосился на главного обличителя своего режима, и Николас в который раз подумал, что многих на Циа это зрелище привело бы в состояние глубокого шока. – Эш, награди его орденом, что ли. Товарищ Реннард заслужил.
Кейнс улыбнулся.
– Ждём домой, – прежним ворчливым тоном сказал он. – Не обидим.
Сеанс мерцательной связи закончился, на экраны выплыли заставки коммуникационных компаний… Николас рассмеялся вслух и уселся в кресло. Сполз вперёд, откинулся на спинку. Он потянулся за графином с водой, налил полный стакан, выпил в два глотка, а потом посмотрел на Эрвина.
Тот молчал. Лицо его было совершенно невыразительным: Фрайманн напряжённо размышлял о чём-то. Он сидел, подперев подбородок узлом пальцев, и смотрел прямо перед собой.
Этой ночью мы не занимались любовью, просто спали вместе. На голографическом потолке колыхалось лазурное мелководье. Призрачные воды стекали по стенам. Пахло свежестью. Я лежал у Эрвина на плече, смотрел в иллюзорный этот русалочий потолок и улыбался.
Мне было хорошо.
Я и надеяться не мог, что всё обернётся так. Я просто не знал, что так тоже может быть. Это казалось даже не везением – чудом. Ни один из моих страхов не стал реальностью. Не случилось ни мучительных объяснений, ни тайн и запретных тем, ни чувства вины, размолвок, депрессий… Эхо пережитого кошмара истаяло, словно снятое могучей доброй рукой. Так оно и было. «Вечная слава тому, кто изобрёл ки-систему», – думал я, потом мысли мои занимало другое, они текли вольно и не слишком связно, но неизменно возвращались к одному: «Фрайманн-железяка, золотой ты мой человек, как я счастлив, что ты рядом…»
Эрвин смотрел на меня неотрывно, пристально, словно стерёг. Словно я мог исчезнуть, если он хоть на мгновение отведёт взгляд.
После сеанса связи с Циа он несколько часов ходил мрачный как туча и курил сигарету за сигаретой. Я пытался завести разговор о будущем Народной Армии в целом и его батальона, в частности, но Эрвин отмалчивался. Потом коротко выругался в адрес Йеллена, сел и стал яростно ерошить пальцами короткие волосы. Это выглядело так забавно, что я рассмеялся, забрался к нему на колени и расцеловал его. Эрвин утихомирился, вид у него сделался печальный и доверчивый.
