– Только что заперли в карцере молодого иудея с псарни, – по-гречески говорила она. – После порки ты должен лишить его мошонки. Но так, чтобы не попортить фаллос.
– Сделать как у Порфирия, который перегрыз себе жилы? – обнаружил понимание проблемы старик.
– Придержи язык! – прикрикнула на раба хозяйка. – Делай, как я приказываю!
Сквозь щель в двери покоев Хлоя видела, как верный врач покорно склонил голову и заковылял к выходу. Девушка еле успела отскочить в сторону, едва не получив по лбу дверной створкой. Недоумение на ее лице сменилось ужасом. Иудеем на псарне был только Исаак! Значит, мало хозяйке юного наездника из Цирка, похотливая Домиция Лепида положила глаз и на Исаака! Хлоя поняла, что ее возлюбленному грозит опасность, но, совладав с собой, приняла вид кроткий и покладистый, решив до поры до времени не открывать, что ей все известно.
Пользуясь нездоровьем Мессалины, Хлоя пробралась в атриум, застыла у окна и, не отрываясь, смотрела на низкий сарай, за дверями которого скрылся Исаак. Гречанка видела, как в карцер прошествовал кривой надсмотрщик с плетью, и, замерев, сжав кулачки и зажмурившись, в отчаянии представляла, как больно сейчас ее возлюбленному. Когда вспотевший от экзекуции надсмотрщик Дарий, пошатываясь и отдуваясь, вышел из карцера, Хлоя выскочила на улицу и побежала туда, где страдал избитый Исаак. Рабыня пересекла двор, пробежала через сад и, пробравшись к сараю, приникла к низкому зарешеченному оконцу.
– Исаак, – прошептала гречанка. – Исаак, это я, Хлоя!
– Хлоя? – удивленно и радостно выдохнул иудей. – О великие боги! Что ты здесь делаешь, девочка?
Гречанка не обратила внимания на вопрос возлюбленного. Она торопилась предупредить его об опасности.
– Хвала богам, своевременно пославшим мне грозное известие! Тебе немедленно надо бежать! – шептала рабыня. – Нельзя здесь оставаться!
– Меня и так тут не оставят, – усмехнулся узник. – Завтра продадут. Так что бежать мне незачем.
Целомудренная дева, смущаясь и не зная, как сказать Исааку о планах хозяйки, не придумала ничего лучшего, как пробормотать:
– О Исаак! Тебя не будут продавать! Верь мне! Я слышала, как госпожа Домиция Лепида говорила, что раба-иудея с псарни ждет жестокая смерть! Скоро в карцер войдет лекарь Мордарий, чтобы тебя умертвить. Сразу же ударь его так, чтобы старик упал, и после этого выбирайся из темницы и беги.
– Хлоя, – шепот Исаака сделался хриплым, дыхание сбивалось. – Милая Хлоя! Да услышит мои слова Эрот, сын Афродиты! Ты спасла меня, девочка. Я хочу, чтобы ты знала. Я обязательно приду за тобой. А теперь ступай, не привлекай к себе внимания и жди.
Окрыленная обещаниями возлюбленного, гречанка буквально летела над полированными камнями двора, возвращаясь в хозяйские покои. Молодая госпожа продолжала лежать за занавесью алькова, и Хлоя, заглянув в опочивальню, выслушала распоряжение, отданное Мессалиной слабым голосом, чтобы рабыня убиралась к себе. Стараясь скрыть распиравшее ее счастье, невольница покорно отправилась в каморку рядом со спальней Валерии.
Здесь, в крохотном закутке, где с трудом можно было повернуться, гречанка отдыхала, когда молодая госпожа не желала ее видеть. Упав на тюфяк с соломой, Хлоя закрыла глаза и погрузилась в мечты. Она видела себя, Исаака, их светлый дом в далекой Иудее, красивых и ласковых детей, которые вырастут свободными людьми. Вскоре она задремала и проснулась от пронзительных воплей Валерии Мессалины.
– Убирайся, жалкий раб! – с надрывом выкрикивала юная госпожа.
Это был финал встречи Исаака и Мессалины, начало же сцены рабыня проспала. Хлоя не видела, как выбравшийся из заточения иудей, вместо того чтобы сразу же последовать ее совету и сбежать подальше из владений сенатора Мессалы, пробрался в господский дом и проник в покои Валерии. Уже одетая и причесанная для вечернего выхода в город, девушка сидела перед зеркалом, перебирая браслеты и кольца, жемчужные, алмазные, изумрудные, и решая, которые из них надеть.
– Моя госпожа, – почтительно склонив голову, проговорил Исаак. – Прошлой ночью я случайно забрал у тебя дорогую вещь и теперь пришел, чтобы вернуть.
Мессалина с недоумением слушала раба, и, по мере того как слова доходили до сознания юной римлянки, красивые глаза ее становились все больше и больше, а губы тряслись от обиды.
– Ты, раб? Ты был у меня ночью? Так это был ты? – только и смогла выдохнуть дочь патриция Мессалы Барбата.
– Да, моя госпожа, – бесхитростно ответил Исаак. – Твоя мать попросила об этом, и я не посмел ей отказать. Матрона Лепида обещала мне свободу, но собирается отплатить смертью. Я не согласен с такой наградой и поэтому ухожу. Но я не вор, прежде забери свою буллу. Когда ты сняла ее с шеи, то бросила поверх моей туники. Я не увидел и, уходя, случайно забрал с собой…
Юноша шагнул к юной хозяйке, на вытянутой ладони держа золотую химеру. Мессалина, не отрываясь, пристально смотрела на раба. Изумрудно-бирюзовые, как зимнее море, глаза ее наливались ненавистью и злостью. Как только иудей приблизился, она рванулась и вцепилась ему в лицо, царапая его ногтями. В пылу борьбы рог лунного гребня распорол юноше щеку, но Валерия этого не замечала. Кровь Исаака пачкала ее расшитую золотом шелковую одежду, руки, лицо.
– Ты лжешь! – кричала она, молотя кулачками по широкой груди юноши и все больше и больше обагряясь его кровью. – Ко мне приходил бог! Этой ночью я любила Аполлона! Как ты посмел сказать такое? Убирайся, жалкий раб!
Потрясенный таким приемом, Исаак выскочил из комнаты, сжимая в кулаке золотую химеру, а второй рукой держась за разорванную щеку, и бросился прочь из господского дома. Затаившаяся за занавеской Хлоя услышала лишь последнюю фразу госпожи. Она истолковала случившееся по-своему, решив, что возлюбленный пришел за ней, но, не найдя подруги, был застигнут проснувшейся Валерией и только поэтому не забрал Хлою с собой. Прижав ко рту дрожащие ладони, гречанка стояла за дверью ни жива ни мертва и молила всемогущую Афродиту, чтобы великая богиня уберегла ее любимого от смерти.
Москва, 199… год
Известие об оригинале похищенного реквизита, предоставляемого на время выступления в ее полное распоряжение, мисс Секси Бум восприняла на удивление спокойно. Сидя в кресле гримерной перед зеркалом и глядя, как ловко орудует расческой и феном бледный стилист, колдуя над ее прической, порнодива лишь вскинула бровь и безразлично дернула плечом, едва не расплескав шампанское, бокал с которым держала в руке.
Это было хорошее шампанское. Очень хорошее. «Дом Периньон» по триста пятьдесят долларов за бутылку. И завезла я сегодня этих бутылок два ящика, ибо Секси Бум вливала в себя коллекционный напиток, как минералку. Открытые бутылки с игристым вином стояли по всем помещениям VIP-гримерки – в просторной студии, где звезда гримировалась, в смежной комнате отдыха, обставленной с не меньшим шиком, чем кабинет Константина, в отсеке для персонала и даже в душевой. Из вина выходил газ, и буквально через час шампанское становилось противным на вкус и непригодным к употреблению. И тогда кто-нибудь из сотрудников «Мессалины» выливал его в раковину.
