Генерал некоторое время молчал, вглядываясь в линии, медленно колеблющиеся на экране, будто рантунг под легким ветерком, а потом небрежно произнес:
– Ну что ж, давайте поработаем над ней.
И ни он, ни второй оператор, даже не догадывались, что здесь, в этом месте и этом времени, цветом, обозначающим беспрепятственное движение вперед, к цели, считался зеленый. А оранжевый – это цвет, являющийся смесью желтого, здесь обозначающего скорые перемены на что-то прямо противоположенное, и красного...
11
Когда зазвонил мобильник, Данька вздрогнул и несколько секунд недоуменно пялился на него. Он включил телефон полминуты назад и только для того, чтобы сделать звонок, который, как решили на вчерашнем обсуждении, надо было сделать. Высветившийся номер был незнакомым. У Даньки слегка екнуло под ложечкой. И он уже совсем было решил нажать отбой и сразу же выключить телефон от греха подальше, как вдруг, взглянув на визитку, которую держал в руке, сообразил, что звонит именно тот человек, которому он и собирался звонить. Данька торопливо нажал кнопку ответа и, поднеся мобильник к уху, обрадованно заговорил:
– Игорь Оскарович, добрый день! А я как раз собирался вам звонить...
– Вот как? – Голос Потресова в трубке был энергичен и весел. – Выходит я зря приложил столь невероятные усилия, пытаясь разыскать вас или хотя бы ваш телефон.
– Нет... – Данька смутился. – Извините, Игорь Оскарович, просто я... – и он замолчал, не зная, как объяснить Потресову все, что с ним произошло, и, главное, сомневаясь в том, стоит ли это делать. Но тот не стал дожидаться объяснений.
– Вы в Москве?
– Да...
– А чего ж на занятия не ходите? Я тут с ног сбился. Никто не может сказать, куда вы делись. Что-то случилось? Заболели?
– Ну-у... да, болел я, – промямлил Данька.
– А сейчас как себя чувствуете?
– Сейчас нормально, – брякнул Данька и спохватился: ведь если удастся сделать справку об операции для академки, Потресов может припомнить этот разговор...
Но Данька решил пока об этом не думать. До сессии еще уйма времени, может, и никаких академок не потребуется. Все как-нибудь до сессии само собой рассосется...
– Дело вот в чем, уважаемый студент Джавецкий, я тут переговорил с некоторыми знающими людьми по поводу вашего текста, и они им очень заинтересовались. Возможно, я был не совсем прав, когда считал что текст – подделка.
– Ага, – обрадованно воскликнул Данька, – я потом нашел.
– Что? – не понял Потресов.
– Ну, тот хвостик, про который вы говорили. Тут просто надпись выцвела, и я его не заметил. В свете лампы.
– А-а, ну так отлично. Значит, сам документ, копию которого вы принесли, еще у вас?
– Не... не совсем, – замялся Данька.
– То есть?
– Ну... я его спрятал.
В трубке послышался короткий смешок.
– Что ж, вполне разумно... но надо его достать и привезти ко мне. Вы могли бы зайти на кафедру сегодня часика в три...
– Игорь Оскарович, – поспешно перебил его Данька, – я... мне пока нельзя появляться в университете.
– Почему?
– Ну... у меня это... вирус.
Потресов помолчал.
– Ну, а я к вам подъехать не могу?
– Я... мне... – Данька лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. В принципе, можно было, конечно, пригласить Потресова и сюда, но Барабанщица вчера категорически заявила, что все встречи с посторонними людьми надо проводить только на, как она выразилась, нейтральной территории.
– Ну хорошо, я сам к вам подъеду. Только куда-нибудь не в университет.
– Вот как... – в голосе Потресова послышалась ирония, – ладно, приезжайте ко мне в офис. Рискну персоналом. Записывайте адрес...
После того как Данька нажал отбой, он некоторое время посидел, обдумывая столь неожиданное совпадение, а затем вскочил на ноги и бросился на кухню к Рату.
– Рат, все получилось!
– Что? – спокойно спросил тот, макая котлету во взбитое яйцо, а затем в муку и аккуратно укладывая ее на сковороду.
– Я договорился о встрече с Потресовым.
– Хорошо, – Рат положил на сковороду следующую котлету, – когда и где?
– Сегодня, в четыре. У него на фирме.
– Отлично, – кивнул Рат, закрывая сковороду крышкой, – значит, вполне успеем пообедать.
Данька шумно выдохнул. Вот всегда он так. Вроде бы знает обо всем гораздо больше их, а во время обсуждений только сидит, молча прихлебывая чай, или готовит что-то на кухне. Мол, решайте сами, а я тут ни при чем. Мое дело – сторона. Данька теперь никак не мог понять, как Рат вообще оказался среди них. А вот Барабанщица, похоже, кое-что понимала, поскольку не выражала никакого удивления или неудовольствие такой позицией Рата. А когда народ попытался все-таки раскрутить Рата на более доходчивое объяснение, тот только загадочно улыбнулся и сказал не слишком понятную фразу:
– На свете есть только два достойных для человека занятия – учиться и учить. Вот я и не мешаю вам делать это.
Все недоуменно переглянулись, ничего не поняв, и только Барабанщица серьезно посмотрела на Рата и тихо спросила:
– А помочь?
И Рат столь же серьезно ответил:
– Покарано...
Не успели Данька с Ратом сесть за стол, как в прихожей раздался звонок. Это оказался Гаджет. Ввалившись в прихожую, он тут же повел носом.
– О-о, а чем это так вкусно пахнет?
– Котлетами, – сообщил ему Данька, – Рат сделал. Будешь?
– Ну... – замялся Гаджет.
Рат усмехнулся.
– Не волнуйся, я сделал много – на всех хватит.
– Тогда конечно! – радостно закивал Гаджет. Но только он помыл руки и уселся за стол, как в прихожей опять раздался звонок.
– Ну во-от, – разочарованно протянул Гаджет, – сейчас точно вся толпа припрется. Опять придется в комнате на полу жрать.
Действительно, на крошечной кухне за стоящим у стенки столом могли спокойно расположиться два, максимум три человека. Так что совместные трапезы не оставляли иных вариантов, кроме как комната. Но там не было стульев.
Пришла Барабанщица. Причем одна. И после нее никто больше не появился. Войдя в прихожую, она, так же как и Гаджет, повела носом и спросила:
– Кто-то пожарил котлеты?
– Да, – кивнул Данька, – Рат. Привет, Маш. Ты будешь котлеты? Гаджет уже лопает.
– Ну, Гаджет способен лопать даже подошву от прошлогодних ботинок, – усмехнулась Барабанщица, – только давай. Хотя... все вы, мужики, такие, – махнула она рукой, заходя на кухню. – Ого... а выглядят ничего.