Однако несколько лет назад Мичиганский университет решил выяснить, как складывается жизнь студентов, принадлежащих к национальным меньшинствам, по окончании учебы. Сколько они зарабатывают? Каких высот достигли в профессии? Насколько удовлетворены карьерой? Приносят ли они социальную пользу? Какие награды и премии им удалось получить? Оценивались все факторы, которые могли бы послужить доказательством жизненного успеха. Собранные сведения вызвали немалое удивление.
«Мы знали, что у наших студентов, принадлежащих к нацменьшинствам, жизнь складывается вполне благополучно, — говорит Ричард Лемперт, один из авторов исследования. — Но, надо признать, мы предполагали, что вряд ли они добились таких же успехов, как белые студенты, хотя кое-чем похвастаться все же могут. Каково же было наше изумление, когда выяснилось, что их жизнь складывается ничуть не хуже. Ни по одному пункту мы не нашли никаких существенных расхождений».
То есть, по словам Лемперта, если исходить из такого важного критерия, как жизненный успех выпускников, студенты, принадлежащие к нацменьшинствам, устраиваются ничуть не хуже остальных. Они так же успешны, как и белые студенты. Почему? А вот почему: несмотря на то что оценки студентов, принадлежащих к нацменьшинствам, не так высоки, как оценки белых студентов, уровень их подготовленности все же достаточно высок для того, чтобы превысить пороговую величину. От знания количества баллов одного студента вам будет мало проку, если приходится иметь дело с целой аудиторией умных студентов.
4
Давайте еще немного разовьем концепцию пороговой величины. Если интеллект имеет значение лишь до определенного уровня, то дальше решающую роль начинают играть другие факторы, никак не связанные с интеллектом. Вернемся к аналогии с баскетболом: если ты достаточно высок, то на первый план выходят скорость, маневренность, чувство площадки, ловкость в обращении с мячом, точность бросков.
Что же относится к этим «другим факторам»? Предположим, вместо того чтобы измерять ваш IQ, я предложу вам совершенно иной тип теста.
Запишите как можно больше вариантов использования следующих предметов:
1) кирпич;
2) одеяло.
Это так называемый тест дивергентных способностей (в противоположность тесту Равена, в ходе которого нужно перебрать ряд вариантов и выбрать один правильный ответ). Он задействует воображение, позволяя мысли работать в разных направлениях. В тестах дивергентных способностей нет единственно правильного ответа. Того, кто проводит тест, интересуют количество и уникальность предложенных вами вариантов. Этот тест призван оценить не аналитическое мышление, а нечто совершенно иное — нечто приближенное к творческому мышлению.
Тесты дивергентных способностей не менее сложны, чем тесты конвергентных способностей, и если вы в этом сомневаетесь, советую сделать паузу и прямо сейчас попробовать найти применение кирпичу и одеялу.
Ниже приведены варианты, которые Лайаму Хадсону предложил ученик английской престижной средней школы по имени Пул:
Кирпич: можно использовать во время грабительских налетов на витрины магазинов. Для возведения дома. В игре «русская рулетка», если вы хотите одновременно поддерживать форму (отойти на десять шагов, повернуться и бросать — уклоняться не следует). Чтобы одеяло не сползало с кровати, нужно к каждому углу привязать по кирпичу. Им можно разбивать пустые бутылки из-под кока-колы.
Одеяло: им можно укрываться. Использовать как подстилку, когда занимаешься сексом в лесу. Как палатку. Им можно подавать дымовые сигналы. В качестве паруса лодки, повозки или саней. Вместо полотенца. По нему вместо мишени могут стрелять близорукие люди. На него могут прыгать люди из горящих высотных домов.
Читая ответы Пула, несложно представить себе, каков он. Веселый. У него имеется некоторая склонность к разрушению, он ценит чувственное наслаждение и наделен способностями к драматургии. Его ум скачет от сцен насилия к сексу, от выпрыгивающих из горящих небоскребов людей к весьма практическим вопросам вроде того, как не дать одеялу сползти с кровати. Складывается впечатление, что, будь у него на десять минут больше, он придумал бы еще 20 вариантов.
[10]
А теперь для сравнения взгляните на ответы ученика по имени Флоренс. Хадсон сообщает, что Флоренс — настоящий вундеркинд, у него один из самых высоких IQ в школе.
Кирпич: для строительства, бросания.
Одеяло: им можно укрываться, тушить пожар, можно привязать к дереву и спать, как в гамаке.
Где у Флоренса воображение? Он упомянул самые типичные и функциональные варианты использования кирпича и одеяла и этим ограничился. Его ум далеко не так гибок и изобретателен, как у Пула. Ключевым моментом, отличающим Флоренса от Пула, является не более высокий коэффициент интеллекта. У обоих мальчиков он выше пороговой величины. Ключевым моментом является способность Пула перескакивать от сцен насилия к сексу, от секса к людям, выпрыгивающим из горящих зданий, и ничего при этом не упускать. У Флоренса эта способность отсутствует. А теперь скажите, кто из этих учеников более склонен к творческой исследовательской деятельности, за которую могут присудить Нобелевскую премию?
Раз уж мы затронули тему Нобелевской премии, стоит отметить еще одну небезынтересную особенность обладателей этой самой заветной для всех ученых награды. Огромное количество лауреатов Нобелевской премии в свое время учились у другого лауреата. Когда в 1970-х гг. социолог Гарриет Цукерман опубликовала свое исследование, посвященное Нобелевской премии, больше половины лауреатов были американцами. В некоторых случаях цепочка — «нобелевский лауреат-наставник — нобелевский лауреат-ученик» не прерывалась на протяжении поколений. Вильгельм Оствальд, получивший премию по химии в 1909 г., был наставником Вальтера Нернста, получившего премию по химии в 1920 г. и ставшего, в свою очередь, наставником Роберта Милликена, который получил премию по физике в 1923 г. Милликен являлся наставником Карла Андерсона, также получившего премию по физике, но уже в 1936 г., а среди студентов Андерсона был Дональд Глазер, ставший обладателем премии по физике в 1960 г. Из студентов и сотрудников физика Энрико Ферми, получившего премию в 1938 г., лауреатами Нобелевской премии стали не меньше шести человек.
Объяснение лежит на поверхности. Кто еще может помочь тебе стать выдающимся ученым, как не другой выдающийся ученый?! Поэтому в начале научной карьеры для человека нет ничего более полезного, чем работа с известным наставником. Вот какая, однако, интересная деталь. В те времена, когда будущие лауреаты слушали лекции своих именитых профессоров, эти профессора в большинстве случаев еще не были нобелевскими лауреатами. То есть студенты не просто записывались на курсы самых известных ученых, а с прицелом на будущее рассматривали кандидатуры всех преподавателей и выбирали — зачастую с удивительной точностью — того, кто имел больше всего шансов стать самой значительной фигурой в своей области.
