— Довольно об этом, — быстро сказал Акил, — сделано все, чтобы найти его. Другое дело, что у нас мало людей такого уровня подготовки, чтобы они могли хотя бы… хотя бы попытаться остановить Леннара.
— Остановить?
— Да, остановить. И почтительно попросить вернуться. Никто не посмеет теперь тронуть его. Потому что в народе вовсю гуляет новое толкование его гибели с последующим «воскресением»: дескать, сардонары разрушили темницу бога, убив Леннара, но божество решило вернуться в это узилище. И теперь оно священно. Тело Леннара священно, понимаете, что говорит народ? Никто не посмеет теперь коснуться Леннара и мизинцем, даже я!.. — Глаза Акила потемнели, когда он договаривал эту фразу.
Тут вступил еще один голос. Этот звучный баритон принадлежал одному из тех, кто осмеливался почти открыто оспаривать мнения Акила и прорицателя Грендама. При этом Эльмаут (таково имя этого человека) прекрасно осознавал, что хватит одного приказа Акила своим гареггинам или призыва Грендама к черни, чтобы жизнь несогласного повисла на волоске, а тот волосок оборвался и от дуновения ветерка. Эльмаут сказал:
— Ты созвал нас, мудрый Акил, но все-таки ты не можешь до конца открыть нам свои тревоги. А это неверно. Более того, в этом месте и в это время такая скрытность преступна!..
Высокое собрание зашумело. Мало кто мог принять, что в соправителя сардонаров Акила бросаются словами, созвучными вот таким: «преступность», «ты не можешь, Акил»… Эльмаут бестрепетно вел свою речь:
— Ты говоришь об угрозе со стороны Обращенных. А между тем в Академии есть верные тебе люди, и угроза легко может быть предупреждена! Ты говоришь об угрозе со стороны остатков Храма и великодушно подчеркиваешь, не забываешь, что многие из нас вышли оттуда, в том числе и ты! И освобожденные тобой иерархи Первого, что находятся здесь, готовы служить тебе за твое великодушие, но… Лучшие сыны Храма уже поняли, что время господства Благолепия прошло и наступает новая эра. Эра сардонаров. О какой угрозе со стороны Храма можно говорить? Разве — жалкие последыши, не сознающие еще ничтожности своих потуг… Нет! Главная опасность коренится в другом.
— Эпидемия, — сказал кто-то.
— Бойня в шлюзе… Люди Леннара и он сам были заражены амиацином, — скользнуло в зале.
— Я тоже говорил, что были приняты меры… но недостаточно… и…
— Нужно было огнем!.. — послышался чей-то патетический возглас, а Грендам, стоявший за спиной Акила, принял приличествующую случаю позу.
— Да! — с жаром подхватил Эльмаут. — Всем известно, великий Акил, что ты предпринял все меры предосторожности, чтобы упредить широкое распространение болезни… Всем нам теперь известно и то, что именно амиациновая лихорадка выбила целое поколение Строителей, тех, кто создавал этот Корабль, наш мир.
— Да из Строителей и уцелели только великий Лен-нар, да святится имя его, и Элькан, коего следы сейчас затерялись, — подал голос Трендам. Непонятно зачем ему понадобилось говорить то, о чем знали все без исключения члены Большого совета сардонаров.
Эльмаут, впрочем, сделал паузу, ожидая, пока умолкнут под сводами раскаты громового голоса второго соправителя, и закончил:
— Но случилось так, что мер твоих не хватило, чтобы сдержать распространение мора. Благодарение всем богам, что очаги эпидемии своевременно погашены. Но ни от кого не утаится, что зловещие симптомы «длинной» лихорадки обнаружены у нескольких дворцовых слуг и прислужниц, а внезапно вспыхнувшая в предместье Горна «быстрая» лихорадка выбила целый квартал и не распространилась только потому, что дома этого квартала были оцеплены и сожжены вместе с людьми.
— И это было сделано по моему приказу, — негромко уронил Акил. — Более того, я приказал провести тщательное расследование и установить, КАК амиацин мог попасть на окраину Горна и с КЕМ… В чем же ты, любезный Эльмаут, видишь мою ошибку, мой недосмотр?
— Я не в силах умалить твою мудрость и тонкий расчет, о Акил, — вкрадчиво начал Эльмаут, — однако и ты при твоем уме неспособен предусмотреть всего. Я хочу сказать, что ты скрывал от Совета, как близко мы стоим от всеобщей катастрофы. О, не этот потоп на Большом гликко и даже не штурм Первого!.. Они покажутся нам лишь малой жертвой на фоне того, что ниспоследует, если разразится эпидемия. Здесь нас пятьдесят человек, и каждый заслуживает доверия, — понизив голос, продолжал Эльмаут, — пусть они знают, что «длинная» лихорадка бродит совсем рядом, что ее подхватили близкие тебе люди, мудрый Акил. Например, твоя исчезнувшая племянница. Где она, о мудрый Акил?
Рыжеволосый правитель сардонаров вскинул руку, гневно призывая к вниманию, но Эльмаут успел еще договорить:
— Мы дышали одним с ней воздухом и потому вправе знать! Эта Лейна!.. Да и сам мудрый Акил очень много скрывает от тех, кого он облек, по собственным словам, своим доверием! Что, к примеру, ты, славный Акил, делал в катакомбах под Первым Храмом больше суток?
Невообразимый шум поднялся в высоком собрании. Кто-то не особо дальновидный шепотом высказал мысль, что наглый обличитель Акила в общем-то уже труп и вообще хорошая мишень для бей-инкаров и хванов гареггинов, входящих в охранный круг рыжеволосого вождя. Акил, впрочем, начал так, что все мгновенно замолчали. Его слова замечательно легли на разогретую аудиторию, сковав ее размеренным, острым холодом:
— Эльмаут совершенно ПРАВ.
Стоящий за его спиной Трендам принялся сморкаться, что являлось одним из вернейших признаков удивления.
— Эльмаут совершенно прав, и я рад, что он поднял этот вопрос о доверии. Я сам собирался рассказать Большому совету о своем замысле, но считал это несколько преждевременным. Ваш товарищ убедил меня в том, что нет, не преждевременно. Мое посещение подземелий Первого — часть одного огромного замысла. Если этот замысел реализуется, мы возьмем власть над Кораблем. Полную и безраздельную. И то, что сейчас вас пугает, послужит отличным инструментом для достижения целей. Я имею в виду эту грозную амиациновую лихорадку — и «короткую», и «длинную». Есть способ совладать с ней. Или повернуть все так, что мор будет не так уж и важен. Существует план. И вот что я скажу…
Собрание слушало вождя сардонаров затаив дыхание.
Глава вторая
Святотатцы
1
Утро в лагере Элькана началось с бодрого и жизнерадостного мордобоя.
Сцепились Мазнок и несносный нанотехнолог Хансен, который со времени высадки в шлюзе получил уже столько ссадин и тумаков, что, верно, забыл свою наноспециализацию и обратил внимание на более габаритные объекты. Таким объектом, без сомнения, можно было признать тучного и объемистого десятника Мазнока, который возил длинного и жилистого американца по влажной траве, миролюбиво приговаривая:
— Не ешь мою еду, не трогай мою еду!
Выяснилось, что Хансен разжился в палатке Мазнока съестными припасами, а именно — продуктом под практически итальянским названием «божотто». Продукт представлял собой куски грубо рубленной вареной свинины, уложенной между печеными темно-серыми хлебцами и пластинами кислого белого сыра. Эти многоэтажные нагромождения напомнили Хансену родную макдоналдсовскую кухню и разожгли аппетит, а американец, несмотря на худобу, был весьма прожорлив. Походный мешок Мазнока стоял у входа в палатку, так что порыться в нем с точки зрения воровской техники было совсем несложно.
