Полукруг сардонаров разомкнулся, и из него выступил высокий и худощавый полуобнаженный юноша с нежно-розовой детской кожей, сияющими темными глазами и движениями плавными и пластичными, словно у изысканного хищника на лучшей из его охот. Он встал рядом с Акилом, и тот, одним движением сорвав с него накидку, ткнул пальцем в бедро юного воина, где виднелся едва заметный шрам. Акил произнес:
— Не далее как вчера я, проверяя его новую силу и власть над своим телом, полоснул отточенным клинком по его ноге. Вот здесь, где белеет эта жалкая и едва заметная полоска шрама! Больно ли было тебе вчера, Илам?
— Совсем не больно, учитель, — звонким голосом ответил юноша, и что-то вроде скрытого торжества проскользнуло по лицу Акила быстрой, неуловимой тенью. Он сказал:
— Еще недавно Илам был просто храбр и прошел начальную воинскую подготовку. Это уже немало, но что такое храбрость, когда она не подкреплена силой, быстротой, выучкой и нечувствительностью к боли, даже самой острой и изматывающей? Стать иным Иламу позволил вот этот червь, священный червь дайлемитов гарегг! Этот червь способен образовывать с воином единое целое и давать ему такую силу, о какой он раньше не мог и мечтать! Не говоря уж о быстроте, недостижимой для обычного человека! А ведь быстрота и есть главное в бою, быстрота не только мышления, но и рук, и — главное — ног, ведь именно ноги позволяют воину менять позицию и ускользать от ударов врагов. Вот вы, братья сардонары, — кивнул он нескольким рослым парням в грубо сработанных нагрудных латах, по виду типичным легковооруженным пешим воинам регулярной армии Ганахиды, — вы, вот вы. Приведите сюда пленников. Кажется, их пятеро, и все они искушены в воинском искусстве?
В полукруг, в условном центре которого стоял рыжеволосый Акил, вытолкнули пятерых воинов. У одного было окровавлено лицо, другой чуть приволакивал ногу, у третьего проткнуто плечо и не действовала рука… Но эти раны не могут помешать пяти опытным воинам, спаявшись, стать грозной силой. И уж конечно это прекрасно знал Акил, когда приказал зычным голосом:
— Пленники! Возьмите вот эти остро отточенные колья. Не смущайтесь, это тренировочное оружие, колья неплохо сбалансированны, насколько вообще может быть сбалансировано изделие из дерева черной мангги, сам проверял. Илам, а ты вооружись вот этой тупой мангговой тростью. Обратите внимание, она вдвое короче, чем тренировочные колья. Ну что же, нападайте! Если сумеете одолеть Илама, дарую вам жизнь и право уйти или присоединиться к нам! Если же нет, то… Илам, в защиту!
Пятеро пленных воинов, куда более мощных и матерых, чем худощавый Илам, к тому же, в отличие от защищенных латами противников облаченный только в короткую набедренную повязку и с особыми матерчатыми наручами на шнуровке, — бросились на юношу со всех сторон. В руках Илама свистнула трость, и, взмахивая обоими ее концами с неимоверной быстротой, он с легкостью отразил первые несколько ударов, парировал выпад острого кола так ловко, что нападавший на него воин ранил собственного же товарища, а потом Илам буквально растворился в воздухе, когда на него одновременно ринулись сразу трое. Эти-то трое и столкнулись друг с другом. Наблюдавшие за схваткой сардонары расхохотались: какими увальнями выставил этих весьма опытных бойцов хрупкий юноша Илам! Акил, одобрительно усмехнувшись, приказал:
— Ну что же, довольно защищаться. Илам, нападай!
Вспыхнули бархатные глаза юноши, и трость, раскрывшись свистящим веером, начала гулять по плечам, по лицам, по спинам тех пяти, кто безуспешно пытался уклониться от неумолимого дерева трости, коей был вооружен Илам. На плечах, лицах, руках четырех воинов (пятый, получив отточенным колом в плечо, уже отполз в сторонку и нервно перетягивал рану обрывком ткани) стали появляться синяки и царапины. Собственно, больший урон таким жалким оружием, как тросточка в руках Илама, можно нанести лишь при значительном напряжении сил, но юноша, похоже, не особенно и напрягался. Он двигался с ошеломляющей быстротой и грацией и, похоже, искренне этим наслаждался, потому что за все время поединка с его лица не сходила детская торжествующая улыбка. Он перебрасывал трость из руки в руку, крутил в воздухе по два оборота вокруг собственной оси, щедро рассыпая при этом удары, мощным стригущим движением ног он подбрасывал свое тело и зависал параллельно земле, чтобы в следующее мгновение приземлиться за спиной соперника и снова неопасно, но болезненно ткнуть того тросточкой. Конечно, человеку опытному стало бы ясно, что, расписывая выгоды симбиоза с гареггом, Акил несколько лукавил: даже трехкратное убыстрение психомоторных реакций и значительное увеличение выносливости не заменят тренировок и опыта, а он у этого юноши явно имелся. Впрочем, маленькое лукавство Акила если и было кем замечено, то этот кто-то предпочел не говорить об этом. И когда Илам по знаку предводителя сардонаров отскочил в сторону и, вытянувшись, замер со все той же довольной улыбкой, зрители как один подняли вверх руки в знак восхищения, а один из сардонаров заметил:
— Ничего подобного не видел я даже в подземельях Храма, где проходят суровое обучение будущие Ревнители!
— Ну конечно, — отозвался Акил, — я, как бывший старший Ревнитель, охотно это подтверждаю… Уведите пленников! — кивнул он, и каждый из тех, кто только что свирепо нападал на хрупкого Илама, безропотно вернул какое-никакое, но оружие, и снова отдался в руки сардонаров… Это было тем более впечатляюще, что они, бесспорно, прекрасно знали свою участь.
Победительно улыбался Акил…
Тут с балюстрады, обводящей небольшой зал, в котором находились Акил, Грендам и их последователи, перегнулся кто-то лохматый, всклокоченный и крикнул:
— Твое повеление выполнено, учитель! Десять тысяч Ищущих захватили Этериану
[10]
и вышвырнули этих лживых отцов города прочь! Половина из них разбежалась, а остальные насажены на навершия ограды, обносящей Этериану! Перехвачено и убито трое гонцов, которые везли письменный приказ Гулиала, военного коменданта столицы, к стоящим у Горна войскам. В приказе стоит не только подпись Гулиала, не только собственноручная приписка Первого протектора Этерианы, но и печать Храма и отпечаток мизинца Верховного предстоятеля!
Акил выпрямился в полный рост и расправил плечи. Его глаза сверкнули, когда он воскликнул торжествующе:
— Вот оно как! Боги и демоны! Значит, Храм уже не полагается на хваленую выучку своих псов-Ревнителей и на тупую исполнительность и свирепость муниципальной стражи, а думает задавить нас числом, введя в город регулярные войска! Глупцы! Нам ничего не стоит развернуть течение этой реки против них самих! Хотя верно… Не стоит искушать демонов судьбы… Хорошо, что эти трое гонцов убиты. Во всяком случае, я еще САМ успею отдать приказ о вводе войск в Горн, когда все уже будет кончено. И пусть только попробуют не подчиниться! — Акил мотнул головой, и клубом пламени взметнулась копна его длинных рыжеватых волос, а мощные руки взлетели и скрестились в священном знаке сардонаров. — Ну что же, Разван, будь благословен ты за добрые вести! — добавил он, поднимая голову к балюстраде. — А использовал ли ты гареггинов? Я как раз излагал истину о великой пользе гареггов и о том, сколь отважны и непобедимы гареггины.
