— Что это такое? — бормотал Грубин. — Что это… за чертовщина?
Костя Гамов спросил от входа:
— А… а где же остальные?
Следователь хищно оскалил зубы и ответил:
— Где же тебя угораздило работать, Константин Алексеевич? Отсюда некуда деться, но между тем именно сюда прошмыгнули эти твари, Ревин и второй, что убил одного и моих людей, покалечил другого и мне раскроил череп!..
Он отступил от контура желтого квадрата и, просочившись через проем, снова оказался в тупиковом расширении коридора. Омоновец с переломанным запястьем уже сидел у стены и пытался дотянуться до АКМ, торчавшего в ребрах его товарища. Лицо его оплывало тяжелыми кожными складками. Грубин подскочил к нему, присел и выдавил медленно, буквально по слогу:
— Ну и как?
— Олег Орестович, я спустился сюда, в этот коридор, — быстро заговорил тот. По лицу густо тек пот. — Тут ничего не было, никого не было. Пусто. Тут же свет прямо в глаза шпарит, все видно, так что… А я уж было уходить, а тут вдруг… В общем, выскакивает из стены такой тип… здоровенный, хотя и нескладный… ручищи — жуть! Наверное, не ожидал, что мы тут окажемся, сначала вроде испугался, что ли… А потом… Ну! Леха начал было его прессовать, поднял ствол, а тот… ну я даже не понял, как он у Лехи АКМ выхватил и даже снимать не стал с предохра… В общем, развернул и Лехе стволом прямо в бочину!.. Я… я даже когда служил в… ну да у нас даже Колян такого не мог! Не знаю, где этот урод так навострился…
— То есть как — выскакивает из стены?
— А т-так! Мне сначала показалось, что вообще — сквозь стену. Стена, значит, начала раздвигаться… он прямо на меня р-р-раз! Выскочил! Не ожидал, видно, — сначала как бы испугался. Ну а остальное… остальное — вы видели!
— Да что я видел… Где этот… доктор Ревин? И Донников?
— К-какой Донников? А Ревин… Я видел, как он прошмыгнул в… общем, туда!
— Понятно. А ты видел труп пропавшего Монахова и двух его охранников? Ладно! Можешь не отвечать! Быстро наверх и всех — сюда! А ты, Гамов, что тут трешься, а?
— Так интересно же, Олег Орестович, — замороженным голосом отвечал Костя.
— Интересно! Тут трупов полон подвал! Ну и конторка! Труп банкира Монахова, совсем свежий, мать твою!.. Крррро… кодилы!
И отважный следователь Грубин, уже не глядя на своего подследственного, снова бросился в пульсирующий проем в стене. Он остановился напротив возвышения, этого металлического бугорка с едва заметно оплывающими контурами, повел по сторонам дулом пистолета… В желтовато-зеленом свете его согнутая фигура выглядела нелепо и фантасмагорично. Прямо у ног Олега Орестовича светился контур таинственного желтого квадрата.
Грубин негромко произнес:
— Ну где же вы, сволочи? Михаил Иванович… и ты, длинная скотина? Думаете, удастся уйти? Ничего, объявим в розыск, примет более чем достаточно. Даже черту Московской области пересечь не успеете.
— Гражданин следователь, с кем это вы?.. — осторожно вытягивая голову в пульсирующий проем, спросил Костя Гамов. В его голосе прорезалось циничное любопытство, и даже вид трупов не вернул в жилы недавний страх, мелкий, мерзлыми бисеринками, вызывающий озноб и потливость ладоней. — Кажется, начинаете понимать, что я тут вовсе ни при делах?
— Ты поговори, поговори, — не оборачиваясь, цедил сквозь зубы Грубин, чувствуя, как копится в больной ноге острая судорога, цепко пережимает пальцы, — смотри, пойдешь у меня по делу прицепом с этими умниками… Ревиным. Донниковым, этим верзилой проклятым. А их найдем… найдем, черт бы вас всех!
И вот тут раскрутилась в ноге дикая боль, вызрел острый спазм и пережал кости, суставы, а Грубин тоскливо замычал на одной ноте и, уже не сознавая, что делает, отдернул от показавшегося раскаленным пола стиснутую приступом стопу и шагнул вперед. Прямо в желтый контур квадрата.
Гамов посмотрел ему в спину и вдруг осознал, что сейчас что-то случится. Предостерегающие слова доктора Ревина «…избегай желтых квадратиков» гулко прозвучали в голове. А следователь Олег Орестович Грубин уже попытался сделать следующий шаг, как вдруг у него потемнело в глазах, словно опустили перед мысленным взором тяжелый занавес, еле заметно колышущийся, в тяжелых бархатных складках. В затылок вошла острая боль, перед которой отдалилось, заземлилось и ушло в пол то жалкое ощущение в ноге, которое еще несколько мгновений назад он, Олег Орестович Грубин, считал сущей мукой неизбывной и проклятием. Олег Орестович понял, что его поднимает вверх ногами и крутит, словно в роторе, какая-то могучая и верткая сила, сминает, как только что вылепленную глиняную фигуру, и, раскрутив, швыряет в темноту.
Косте Гамову понять, что он видел, не удалось. Просто заметались перед глазами быстрые призрачные вспышки, а потом огромная полупрозрачная тень, раскинувшись полощущимся на ветру широким плащом, метнулась вверх и вошла в потолок. И тотчас же стало темно: померк мерцающий желто-зеленый туман. И не было в комнате никакого следователя Олега Орестовича, как будто и не было его никогда. А Костя Гамов окаменел у стены, зажмурив глаза до головокружения, до белесых вспышек в глазных яблоках.
Следователь Грубин очнулся от все той же острой боли в ноге. Она вернулась, а с ней вернулся и окружающий мир. Шумело в ушах. Шум шел волнами, словно накатывал прибой. Какой-то тяжелый и характерный растительный запах засел в ноздрях, знакомый и в то же время чужой, нездешний. Да. Запах тины, что ли. Или ила. Грубин открыл глаза и тут же зажмурился снова: солнце ударило сердито, остро. Солнце, высоко стоявшее в голубом, без единого облачка небе, такое неистовое, окутанное призрачной дымкой, — это солнце никак не могло стоять над сентябрьским Подмосковьем. Грубин провел ладонью по влажному лицу и сел. Впрочем, тут же он едва не опрокинулся обратно. Было отчего. Прямо перед ним простиралась огромная река. Вдоль нее росли долговязые пальмы и кипарисы, а на противоположном берегу желтели невысокие горы. Берег же, на котором нашел себя Олег Орестович, был пологий, илистый. Следователь Грубин открыл рот и хотел было выругаться, но тут за его спиной раздался какой-то гортанный звук. Он обернулся и вскочил на ноги. Живописный всадник, по лицу араб, в длинных полосатых бело-зеленых одеждах (то ли халате, то ли в тунике, Грубин не знал) и с белым платком на голове, выехал к воде на здоровенном двугорбом верблюде.
«Так, — промелькнуло в голове Олега Орестовича, — чертовщина продолжается… Сначала крокодил, теперь вот… Мать твою… М-мать твою!»
Олег Орестович утер льющийся со лба пот и, старательно подбирая английские слова, чудом уцелевшие в памяти еще со школы, произнес:
— What is place? What is country?
[7]
— Egypt,
[8]
— ничуть не удивившись дурацкому вопросу, сердито ответил араб и хлестнул верблюда.
