— Вот так, теперь совершенная ясность, — произнес Стерегущий после того, как Хербурк испарился. — Осталось только решить, что Храм ответит на эту невероятную наглость. Клянусь всевидящими пальцами Илдыза, создателя всех этих скотов, я этого теперь так не оставлю!..
— Но что за медальон? — отрывисто спросил старший Ревнитель.
— Этот медальон был потерян кем-то из людей Леннара при налете на поселение Гравва, что неподалеку от арламдорской Стены мира. На медальоне изображен не кто иной, как сам Леннар, да поднимет собака ногу на его мерзкое имя! Прошло немало времени с нашей последней встречи, но я прекрасно помню его! Ты, я думаю, тоже не забыл, не так ли, брат Моолнар? Не так ли?…
— Да, — отозвался тот, и в его голосе глухо пророкотала ненависть, — да, не забыл. Я ничего не забываю. А кто же это такой потерял медальон и зачем таскает его на опасные вылазки? Впрочем, я догадываюсь, кажется. Не такой, а такая. Наверное, это была она.
Инара, женщина Леннара, сестра этого Ингера, чью деревню мы когда-то стерли с лица земли, а всех жителей вернули в лоно Чистоты.
— Хорошо, брат Моолнар. Главное, мы установили истину: королева уехала в сопровождении своих шестерых гвардейцев не куда-нибудь, а в самое логово Леннара. И Храм должен немедленно ответить на этот страшный вызов Благолепию. Вы знаете, что делать, брат Моолнар. А я между тем подожду королеву Энтолинеру и нанесу визит в ее дворец.
— А чего ждать? — Рука старшего Ревнителя рассекла голубоватый полумрак величавого зала Молчания. — Чего ждать, я спрашиваю? Сколько же можно терпеть страшные оскорбления, наносимые вере, Благолепию, нашему Храму и даже лично нам, высшим иерархам церкви? Сколько, пресветлый отец?…
Омм-Гаар ничего не ответил. Только скользнули желваки на массивных скулах. Каждый, кто знал Стерегущего Скверну, не так уж и давно возглавлявшего Ревнителей Храма, понял бы, сколь зловеще выражение этого тяжелого сумрачного лица… Энтолинера, Энтолинера, берегись!
…Примерно в то же самое время королева Энтолинера с нескрываемым любопытством, несколько пригасившим первоначальное изумление по поводу увиденного, услышанного и испытанного, входила во внушительный зал, освещенный, нет, буквально залитый неслыханно ярким, но мягким матовым, приятным для глаз светом. Источником этого света были несколько ламп, словно наполненных живым огнем. Бесстрастный Кван О сказал, что в этих лампах горит какой-то газ, но Энтолинера подумала, что это просто неуклюжая шутка. Племя наку, как известно, не особенно остроумно.
Леннар обвел рукой открывшееся пространство и проговорил:
— Ну вот, собственно, это и есть представительский зал нашей Академии.
— Академии? — переспросила королева Энтолинера, а альд Каллиера, коротко фыркнув, повторил за ней:
— Академия… гм… мудрено что-то.
Альд Каллиера, как и многие беллонские дворяне, к тому же воины, не отличался широтой познаний и всеохватностью кругозора. В оружии, в боевых искусствах и в верности своей повелительнице он понимал, все остальное просто-напросто считал излишним. До поры до времени…
— Академия, — сказал Леннар, — состоит из так называемых Обратившихся. Молодых и очень много обещающих людей, которых отобрал я лично. Ну, не только я, — поправился он, — но и некоторые из моих ближайших соратников. Кстати, сейчас я вас с ними познакомлю, Инара!
Энтолинера взглянула в упор на приблизившуюся к ним молодую женщину в светлом серебристом платье, прекрасно подчеркивающем ее фигуру, очень стройную и одновременно с сильными, упругими женственными формами. Черные волосы Инары были коротко подстрижены. Так коротко стричься в Арламдоре избегали даже мужчины, а женщинам и вовсе было предписано Храмом (в одном из щедро разбрасываемых Ревнителями непреложных законов) иметь волосы длиной не менее одного локтя. Предписание распространялось даже на лысых старух, и потому им приходилось носить парики из конского волоса.
Инара подняла руку в свободном приветственном жесте. Энтолинера и ее сопровождающие смотрели на нее во все глаза. Неужели это — крестьянка, сестра кожевенника и дочь старого простолюдина, убитого Ревнителями давно-давно, в Куттаке?… Темные слухи о том, что творилось в этой уничтоженной деревне, ходили по всему Арламдору. И это ведь именно с нее, с Куттаки, началось то, что Леннар именовал движением Обратившихся. Инара?… Да, да, несомненно, она самая. Верно, это женщина Леннара. Неожиданно даже для себя Энтолинера задала этот вопрос вслух. Инаре. Та посмотрела на королеву и, не отводя глаз, ответила:
— Если у вас это называется так, то пожалуйста… Я когда-то тоже была одной из подданных вашего отца, короля Барлара. Теперь же вы можете считать меня кем вам заблагорассудится.
Инара говорила легко, свободно, без труда подбирая слова. Наверное, в самом деле есть в этой Академии то, что сделало из темной молодой крестьянки… ну вот эту женщину. Которая почему-то уже вызвала у Энтолинеры смутное раздражение, хотя Инара говорила со всей доброжелательностью и смотрела на королеву открытым, приязненным взглядом бархатных темных глаз.
Энтолинере не дали покопаться в своих новых ощущениях и впечатлениях от знакомства. Гости Леннара миновали просторную галерею и вошли в еще один зал. По всей видимости, они были нанизаны на соединяющую их галерею, как жемчужины на нитку.
Зал был завален какими-то внушительными предметами, назначение которых арламдорские гости не могли представить себе даже близко. Один предмет напоминал блестящее могучее чудовище из числа тех, что водились в многочисленных болотах мрачного Эларкура; другие напоминали массивные валуны, при ближайшем рассмотрении оказываясь металлическими; иные поражали воображение причудливыми изгибами корпуса, другие походили на свернувшихся спиралью удавов, третьи казались совсем уж фантастичными и были обременены украшениями в виде рогов, извилистых ответвлений или прямых, как выстрел из арбалета, металлических стержней, при ближайшем рассмотрении оказывающихся толщиной с круглую колонну в приемном зале королевы Энтолинеры.
Из-за громадной изогнутой трубы, поверхность которой озорно выкривила фигуры и лица посетителей, вышел рослый мужчина в черных кожаных штанах и длинном фартуке, о который он в данный момент вытирал грязные пальцы. На мощной груди висел какой-то деревянный ящичек, обшитый сверху кожей. Человек вскинул на Леннара и его гостей прищуренные глаза. На его лице появилась длинная улыбка. Зубы крупные, неровные, улыбка веселая. Едва ли кто-то из крестьян Арламдора мог похвастать такой безбоязненной, такой открытой миру улыбкой.
Энтолинера сразу нашла черты сходства между И нарой, идущей сбоку и чуть позади, и мужчиной в кожаных штанах. Наверное, это и есть Ингер, поняла она.
— Меня зовут Ингер, — сказал он, подтверждая мнение королевы. — Добро пожаловать, ваше величество. Я… вообше-то… простой ремесленник, и если бы… Проткни меня «палец Берла»! Никогда бы не подумал, что когда-нибудь увижу живую королеву Арламдора.
Ингер сказал: королеву Арламдора, а не СВОЮ королеву, как предписывалось каждому уроженцу королевства. Альд Каллиера отметил это, конечно, пенять Ингеру за такое отступление от этикета было даже не смешно, а попросту… жалко, что ли. Нелепо. Среди этих громадных пространств, залитых светом почти божественным… После того ЧТО привелось увидеть всем им в Центральном посту (кажется, так Лен-нар называл ТО, откуда открывался вид на БЕЗДНУ?). Каллиера все же хотел что-то сказать, но тут послышался голое неугомонного туна Томиана:
