— Тогда у вас есть союзники, Чингиз.
— Избави Боже от таких союзников! — полушутя-полусерьёзно
ответил Чингиз. — Наступят случайно и не заметят. Карина, глубина уже много лет
живёт по своим законам. Худо-бедно, но справляется. Создаёт новое общество, не
разрушая старого. Берёт из реального мира лишь то, что действительно
жизнеспособно. Да, это своего рода анархия, и как любая анархия — глубина
противостоит государственной власти. Карина, что должно быть в Диптауне —
решают его обитатели. Должны ли там быть тюрьмы — тоже решать нам.
— Чингиз, — сказала я. — Дело ведь не в тюрьме. Дело в
появлении новых людей. Хомо виртуалис. Человек сетевой. Соединяющий в себе два
мира — настоящий и виртуальный. Одинаково свободный в обоих мирах.
— Карина, это время ещё не пришло. Нельзя сажать на
велосипед ребёнка, не научившегося ходить.
— Чингиз, а это не ревность? Не страх дайверов потерять свою
уникальность?
— Карина, это не ревность и не страх.
Мы замолчали. Паренёк за рулём сопел, прощелкивая по
приёмнику одну за другой радиостанции. «Эхо Москвы», «Серебряный дождь»,
«Ретро»… Тот же самый набор, что и в глубине. Никакой разницы, местами реальный
и виртуальный мир слились воедино.
Интересно, как в наше время выжили радиостанции? Тем более —
в глубине. Ведь никаких трудов не составляет выкачать любую музыку, которая
тебе нравится, а не повиноваться вкусу ди-джеев и ведущих. Но нет, мы
продолжаем слушать радио. Морщимся, когда нам крутят попсу, ругаемся,
наткнувшись на очередную рекламу, прыгаем со станции на станцию… и слушаем.
Может быть, человеку важна сопричастность? Сознание того,
что именно сейчас, вместе с тобой, этой песне тихонько подпевают ещё тысячи
людей? Мы все индивидуалисты, мы все уникальные и неповторимые — но наедине с
собой можем признаться, как трудно быть одному.
Паренёк наконец-то бросил блуждать по эфиру. Остановился на
станции, где уже кончалась песня.
И теперь я знаю, что там за дверью в лето,
Это место для тех, кто выжил зиму и осень.
Эти двери повсюду и в то же время их нету,
Без замка, зато с табличкой «милости просим».
Я нашёл эти двери, когда собирался в ад,
Мне помог в этом деле его величество случай.
И с тех пор так и гуляю туда и назад,
Потому что вечное лето — это тоже скучно…
— Карина? — спросил Чингиз, когда Чиж перестал петь. Самого
вопроса он и не задал, но всё было понятно. Определяйся…
— Кто в тебя стрелял? — осведомилась я.
— Кто-то, имевший доступ к «Герани».
Я знала, что такое «Герань». Наша разработка, российская. Атакует
машину, встраиваясь в сетевой протокол. Состоит на вооружении полиции Диптауна…
и структур МВД.
— Чингиз, ничего я не смогу сделать, — сказала я. — Нарушать
закон не стану, неужели не понятно? А в рамках закона… ну, выскажу своё особое
мнение… кто на него посмотрит? Сам же говоришь — меня использовали для
отвлекающего манёвра. И тебя я арестовывать не стану, и Антона тоже. Вам же
лучше, чтобы не стала. Потому что друг твой за виртуальный побег рискует
получить реальный срок… Слушай, откуда у него такая говорящая фамилия?
— Стеков? Он всю жизнь был Стеклов. Но однажды потерял
паспорт, а в электронной картотеке произошёл какой-то странный сбой. И новый
паспорт почему-то выдали на фамилию Стеков… — Чингиз помолчал. Сказал: —
Карина, я и не прошу невозможного. Единственное, что нам нужно, — общественный
резонанс. Шум. Заявление для прессы. Если оно будет исходить от меня, от любого
частного лица — никто внимания не обратит. Сочтут выдумками жёлтой прессы. Вот
если официальное лицо из МВД…
Как он не понимает?
— Чингиз, ты ведь сам говорил: глубина живёт по своим
законам. Создаёт новый мир, не разрушая старого. А ты хочешь, чтобы я смешала
два мира! С методами реального мира полезла в виртуальный. Ты говоришь, тебе не
поверят? Граждане Диптауна не возмутятся экспериментом над заключёнными?
Значит, так тому и быть. Любое общество имеет то правительство, которое
заслуживает.
Очень неохотно, но Чингиз кивнул. Спросил:
— Тогда хотя бы скажи своё мнение.
— Я против того, что делается, — честно сказала я. — И
надеюсь, что проект сорвётся. И в отчёте своё мнение выскажу. Но выносить сор
из избы на потеху всему миру не стану.
— Честно, — сказал Чингиз. — Спасибо.
Я глянула на часы. Уже два, а ещё ехать с полчаса…
— Я пойду. Приятно было… пообщаться.
— Извини, Карина. — Чингиз мрачно посмотрел на меня. — Но мы
уже хватаемся за соломинку. За самые фантастические варианты. Срок
приближается, сегодня уважаемый подполковник Томилин намеревается провести
первые сеансы шоковой терапии.
— И получить первых дайверов?
— Да.
Я помедлила секунду и выбралась из машины. Дождь уже
кончился, было свежо и тихо. В домах вокруг почти не осталось светящихся окон.
— Пока-пока, — вежливо попрощался со мной юный водитель. Идя
к своей машине, я ещё услышала, как он спросил у Чингиза: — Что теперь, к
Лёньке поедешь плакаться или к тем журналюгам?
Похоже, дайвер и впрямь в цейтноте… если готов всю ночь
мотаться по знакомым и журналистам, пытаясь найти выход.
Мне вдруг пришла в голову аналогия, от которой я улыбнулась.
Отважный рыцарь собрался сразить дракона. Но дракон оказался государственный,
на содержании от королевского дворa, заботливо пестуемый на случай войны с
соседями и даже имеющий положенные чины и награды. И вот теперь рыцарь, так и
не рискнувший обнажить меч, бегает по дворцу, просит поддержки у фаворитов и
фавориток, строчит докладные советникам, жалуется фрейлинам, пьёт с герольдами
и возмущается в людской. Как же так! Ведь дракон! Его положено мечом, да по
загривку!
Дракон. Всё правильно. И рыцаря жалко, и зверюга уж больно
опасная, но если государственные интересы требуют…
Мои собеседники (если парнишку можно было причислить к
собеседникам) уже уехали, когда я прогрела мотор и выехала с Пасечной. На пути
к дому увидела знакомого гаишника, всё так же зорко несущего службу.
Наивно всё это, Чингиз, наивно… Дайвер мне понравился, и я
почти во всём была с ним согласна. Но глупо надеяться, что можно победить
государство. Ещё наивнее думать, что государство можно переспорить.
deep
Ввод.
Рассыпается и складывается мозаика. Скользят разноцветные
огни — глубина тасует свой паззл.
Как это случается с дайверами?
