Великий археолог Шлиман сказал, что “видел лицо Агамемнона”. Ну что ж, неплохо: на маску вождя бронзового века стоит посмотреть. Но в гостях у Мив Лики я видел лицо KNM-ER 1470 (Homo habilis — человека умелого), жившего и умершего за двадцать тысяч столетий до начала бронзового века...
К каждому ископаемому образцу прилагается соответствующий ему во всех деталях слепок, который разрешается держать в руках и вертеть как угодно, рассматривая бесценный оригинал. Ричард и Мив сообщили нам, что их команда начинает раскопки нового местонахождения возле озера Туркана, где нашли ископаемых, которым четыре миллиона лет — больше, чем всем остальным открытым до сих пор гоминидам. В ту самую неделю, когда я писал эту статью, Мив и ее коллеги опубликовали в журнале “Нейчур” первый урожай этого древнего слоя — новый для науки вид Australopithecus anamensis (австралопитек анамский), представленный нижней челюстью и рядом других фрагментов. Эти новые находки заставляют предположить, что наши предки уже четыре миллиона лет назад были прямоходящими — на удивление (для некоторых) близко к нашему отделению от ветви шимпанзе
[290]
.
Леопард, как впоследствии сообщил нам Иэн, так и не пришел к ловушке. Иэн этого и боялся, потому что, судя по словам второго свидетеля, безнадежно охромев из-за капкана, он уже почти умирал от голода. Для меня самым запоминающимся событием того дня был разговор с двумя чернокожими егерями из Кенийской службы дикой природы, которые привезли ловушку. Эти люди произвели на меня глубокое впечатление профессионализмом, человечностью и преданностью делу. Они не могли разрешить мне фотографировать операцию и поначалу казались довольно необщительными, пока я не упомянул имя доктора Лики, их бывшего предводителя, теперь попавшего в опалу. Их глаза загорелись: “О, вы знаете Ричарда Лики? Какой удивительный человек, великолепный человек!” Я спросил их, как теперь поживает Кенийская служба дикой природы. “Ну что, мы не сдаемся. Делаем, что можем. Но теперь не то, что прежде... Какой великолепный человек!”
Мы поехали в Африку в поисках прошлого. А нашли мы не только прошлое, но и героев, и веру в будущее.
Часть VII Молитва о дочери
В этом последнем разделе, название которого позаимствовано у Йейтса, всего один текст — мое открытое письмо дочери, написанное, когда ей было десять лет. Большую часть ее детства я, к сожалению, видел ее лишь изредка, и мне сложно было говорить с ней о важных вещах. Я всегда щепетильно следил за тем, чтобы не допускать малейших попыток внушить неокрепшему разуму какие-то идеи, с чем на свете, по-моему, связано немало зла. Другие, не столь близкие ей люди, были не столь щепетильны, и это меня огорчало, потому что я очень хотел, чтобы и она, и все дети могли свободно выбирать, чему им верить, по достижении подходящего возраста. Я старался поощрять в ней стремление думать, не говоря ей, что думать. Когда ей исполнилось десять, я решил написать ей письмо. Но мне казалось, что если послать его просто так, ни с того ни с сего, это будет слишком официально и категорически неправильно.
И тут мне случайно представилась подходящая возможность. Мой литературный агент Джон Брокман и его жена Катинка Мэтсон задумали выпустить под своей редакцией сборник очерков как подарок по случаю вступления их сына Макса во взрослую жизнь. Они предложили клиентам и друзьям написать для этого сборника очерки о чем-нибудь поучительном или вдохновляющем для человека, только начинающего жить. Это предложение подтолкнуло меня к тому, чтобы написать, в виде открытого письма, то поучение для моей дочери, которое я до этого затруднялся ей дать. Сам этот сборник, “Как обстоят дела”, изменил свое предназначение по ходу
работы над ним. Он сохранил посвящение Максу, но получил подзаголовок “Естественнонаучный набор для человеческого разума”, и тех, кто позже вошел в число его авторов, уже не просили писать именно для юношества.
Прошло восемь лет, и юридическое вступление Джульетты во взрослую жизнь пришлось как раз на время подготовки этого сборника, поэтому я и посвящаю ей эту книгу как подарок к восемнадцатилетию — с отеческой любовью.
Хорошие и плохие основания чему-нибудь
[291]Дорогая Джульетта!
Теперь, когда тебе исполнилось десять лет, я хочу написать тебе об одной важной для меня вещи. Задумывалась ли ты когда-нибудь, откуда мы знаем то, что знаем? Откуда, например, мы знаем, что звезды, которые мы видим как крошечные точки на небе, на самом деле огромные огненные шары, похожие на Солнце, которые просто находятся очень далеко от нас? И откуда мы знаем, что наша Земля — тоже шар, поменьше, который кружится вокруг одной из этих звезд — Солнца?
Ответ на эти вопросы такой: у нас есть доказательства. Иногда доказательством может служить уже то, что мы действительно видим (или слышим, осязаем, обоняем...) что-нибудь и понимаем, что это правда. Астронавты летали достаточно далеко от Земли, чтобы своими глазами увидеть, что она круглая. Иногда нашим глазам нужна помощь. “Вечернюю звезду” мы видим как яркий огонек на небе, но в телескоп можно разглядеть, что это прекрасный шар — планета, которую мы называем Венерой. То, что можно узнать напрямую, с помощью зрения (или слуха, или осязания...), называется наблюдением.
Доказательствами часто бывают не просто наблюдения сами по себе, но наблюдения всегда лежат в их основе. Когда совершается убийство, часто его никто, кроме убийцы и жертвы, непосредственно не наблюдает. Но сыщики могут собрать множество других наблюдений, которые будут указывать на конкретного подозреваемого. Если отпечатки пальцев человека совпадают с отпечатками, найденными на кинжале, это доказывает, что он прикасался к этому кинжалу. Это не доказывает, что он и есть убийца, но это доказательство может пригодиться, когда к нему добавится множество других доказательств. Иногда сыщик может поразмыслить о каком-то наборе наблюдений и внезапно понять, что все они сходятся и все становится на свои места, если убийцей был такой-то.
Ученые — специалисты по выяснению правды о нашем мире и нашей вселенной — часто работают как сыщики. Они высказывают предположение (которое называют гипотезой) о том, что что-то может быть правдой. Они могут сказать сами себе: если это действительно правда, мы должны увидеть то-то и то-то. Это называют прогнозом. Например, если наша планета на самом деле круглая, мы можем сделать прогноз, что путешественник, двигаясь в одном и том же направлении, рано или поздно придет туда, откуда он вышел. Когда доктор говорит, что у тебя корь, он не просто смотрит на тебя и видит корь. Один раз взглянув на тебя, он может выдвинуть гипотезу, что у тебя может быть корь. Тогда он подумает: если у нее и правда корь, я должен увидеть... Затем он пробежит свой список прогнозов и проверит их своими глазами (есть ли у тебя сыпь?), своими руками (горячий ли у тебя лоб) и своими ушами (слышны ли у тебя в груди хрипы, как при кори?). Только тогда он примет свое решение и скажет: “Мой диагноз — у девочки корь”. Иногда докторам приходится проводить и другие анализы, например анализ крови или рентген, которые помогают их глазам, рукам и ушам делать наблюдения.
