Клайд медленно поднял руку, несколько мгновений пристально рассматривал лежавшее на его ладони наглядное подтверждение реальности будущих неприятностей (ибо что могло служить лучшим подтверждением, как не этот образчик явного технологического превосходства русских), затем решительно набрал номер. Когда в трубке раздался знакомый голос, он резко, будто перед прыжком в воду, вдохнул и произнес:
— Господин Президент, это Клайд…
5
Борька осторожно высунулся из-за скалы и поднес к глазам мощный «ломовский» оптико-электронный бинокль. Мелкие копошащиеся существа, больше похожие на червячков, тут же скакнули к глазам, превратившись во вполне различимые фигуры работающих людей. Но сколько же их… Борька негромко охнул, а затем языком надавил подбородочную тангенту (эх, почему такого удобного боевого шлема не было на срочной?) и негромко заговорил:
— Цели. Копейка. В обозреваемом радиусе не менее… пяти тысяч. Заняты строительством полевого разгрузочного терминала. В боевом охранении не менее пехотного батальона, усиленного танковой ротой. По векторам 22–77 и 42–70 наблюдаются полевые парки. Заполнение — не менее семидесяти процентов. Цели — трехсотые, не менее пятидесяти объектов, триста вторые — до двух десятков, вектор 38–65 — полевой лагерь…
Когда он закончил доклад, в наушнике послышался мелодичный тон-сигнал и негромкий, но отчетливый голос ротного произнес:
— Принято.
Борька еще пару минут рассматривал раскинувшуюся перед ним картину, легким движением пальца меняя кратность бинокля от трех (обеспечивающих наибольший угол обзора) до сорока, затем осторожно отполз от края карниза, убрал бинокль, выудил из-за спины захват-подъемник, зацепил его за трос и ухнул вниз. Спустя минуту крепкие руки друзей подхватили его и подтянули к карнизу, служащему пристанищем их дозору. Когда Борька отцепил захват и подвесил его на поясной карабин, командир передового разведывательного дозора лейтенант Кастышев хлопнул его по плечу:
— Слышал твой доклад, молодец, горный стрелок. — Он повернулся к команде: — Шалько, котелок парню, остальным — паковаться. Выход через десять минут, как Борис закончит лопать. К шести часам нужно закончить инженерную разведку местности.
Борька расплылся в улыбке. А что, стенка действительно была сложная, но он все-таки сделал ее… и не только сделал, но и разглядел все, что было надо, и доложил, причем, судя по довольной физиономии Кастышева, достаточно толково…
Бригада подтянулась к вечеру. К тому моменту стало совершенно ясно, что «желтые» абсолютно не ожидают их с этой стороны. По проложенному Борькой маршруту наверх скалы еще четыре раза поднимались наблюдатели, так что к тому моменту, когда окрестные горы и ущелья наполнились людьми с оружием, им была известна дислокация «желтых» до последнего солдата. Война на востоке развивалась совершенно не так, как на западе. Во-первых, полностью скрыть переброску войск на восток было невозможно, поэтому у китайских ракет и бомбардировщиков, в отличие от американских, были вполне реальные цели, а во-вторых, к тому моменту, когда китайцы, уже совершенно не скрываясь, начали переброску своих войск к границе, Император отдал приказ начать эвакуацию мирного населения из приграничья (как же пригодились только что построенные города!). И это означало, что обе стороны в достаточно полной мере осведомлены о намерениях друг друга (за исключением, может быть, точного часа). Так что к тому моменту, когда союзные танки, грохоча гусеницами, катили по мостам через Западный Буг, небо над другой рекой — Амуром было черным-черно от самолетов, шедших в три эшелона. Однако реакция русских войск здесь тоже совершенно отличалась от той, что была на западе.
Первые чадящие головешки сбитых бомбардировщиков начали сыпаться на землю еще над берегами Амура. Удар китайских оперативно-тактических ракет, целью которых были разведданные позиции ракетных батарей ПВО, оказался неэффективным. Нет, на позициях, которые были нанесены на карты и занесены в блоки наведения ракет, действительно находились ракетные установки, радарные станции, полевые генераторы, но… там не было ни одной живой души. Это были тщательно подготовленные ложные цели. Несколько сотен устаревших батарей (что, в общем, совершенно не насторожило противную сторону, ведь какие еще системы могли быть на вооружении у русских?), кунги с аппаратурой, высокие антенные щиты, усыпанные штырями апертурных решеток… Все как у настоящих. Они и были настоящие, точно такие же, как и те, что до сих пор стояли на вооружении армии Его Величества, если не считать главного отличия, того, что было внутри. А у этих внутри все осталось по-старому, как и двадцать лет назад, когда их только изготовили. Поэтому, когда двести сорок восемь ракет, тип 98, с мощными кассетными боеголовками устроили огненный кошмар на двух тысячах четырехстах восьмидесяти гектарах уссурийской, хабаровской, приамурской тайги, в ревущем пламени тек и плавился давно списанный хлам.
Вслед за мощным ракетным ударом в воздух поднялись бомбардировщики и штурмовики. Они шли четко, будто на параде. Чего им было бояться, ведь русские системы ПВО были подавлены внезапным ракетным ударом. О да… внезапность — великая вещь. Ради этой внезапности они в последнюю неделю даже прекратили полеты разведывательных самолетов вдоль границы. Впрочем, когда русские начали развертывать позиции частей ПВО и эвакуировать население из Благовещенска и других приграничных городков и деревень, стало ясно, что стратегической внезапности добиться не удалось. Вот день и час атаки, это да, — это оказалось для них совершенно неожиданным. Что ж, для этих мыслей были все основания… до тех пор, пока гидравлические платформы, смонтированные в тоннелях гигантского, протянувшегося вдоль всей границы укрепрайона, не продавили верхний слой почвы и на поверхности не появились настоящие пусковые установки. Тут-то и выяснилось, что эти, внешне ничем не отличающиеся от старых, пусковые контейнеры несут в себе совершенно иную начинку. И одно из главных отличий этой начинки то, что подлетное время на полной дальности у этих ракет почти в шесть раз меньше, чем у тех, для которых эти транспортно-пусковые контейнеры предназначались изначально, а вероятность поражения цели отделена от ста процентов столь незначительной величиной, что ее можно не принимать во внимание. Этого никто не ожидал.
Первый же залп одномоментно «ссадил» с небес почти семь сотен ударных самолетов. Небеса над границей превратились в огненный ад. Уцелевшие самолеты заметались, совершенно сломав строй и вываливая свой смертоносный груз в темные воды Амура, на опустевшие дома или просто на вековые таежные сосны. И это оказалось роковой ошибкой. Ибо как раз в этот момент направляющие всех пусковых установок развернулись вертикально вверх и автоматы заряжания принялись неторопливо менять опустевшие ТПК на новые, начиненные смертоносными гиперзвуковыми ракетами. Именно в этот момент массированный ракетно-бомбовый удар еще мог что-то изменить, но дело в том, что по какой-то странной прихоти судьбы (а может, судьба была здесь совершенно ни при чем) ракеты первого залпа обрушили на землю не только самые ближние, и даже не все самые опасные, могучие, оснащенные наиболее смертоносным оружием цели. Нет. Первый залп был сконфигурирован так, что потери понесла каждая из находившихся в воздухе эскадрилий. Какие-то потеряли один самолет, от каких-то осталась едва половина, но каждый пилот, резко переложивший ручку своего самолета, с холодком в сердце сознавал, что кто-то из тех, с кем он сегодня перед рассветом выпил чашку душистого цветочного чая, уже превратился в прах, рухнул на землю обугленными останками или сгорел дотла, нарвавшись на огромный сияющий шар взорвавшейся вакуумной боеголовки русской гиперзвуковой ракеты. Нет, наверное, это все же не было случайностью. Это был точный расчет и невероятно точное до артистизма исполнение. Вот почему к тому моменту, когда автоматы заряжания с легким лязгом задвинули в направляющие последний ТПК, из всей многотысячной армады над тайгой упрямо тянули к целям едва ли полторы сотни самолетов.
