— Но… как же так?
Деккероуз развел руками:
— Я понимаю тебя, мой мальчик, но другого выхода нет. Дело в том, что этот сволочной сукин сын (о-го-го! такого эпитета из уст старины Деккероуза не удостоились даже игроки «Филадельфии флайерз» в тот день, когда они совершенно позорно продули финал Кубка Стэнли) русский Император придумал очень хитрый финт. Акции, которыми нас одарил наш младший партнер, в настоящий момент оцениваются даже ниже стоимости бумаги, на которой они напечатаны (выражение было фигуральным, поскольку ни одной настоящей бумажной акции ни у них, ни у Ругги на руках никогда не было, а был лишь номер в реестре акционеров). Но положение может измениться, причем очень скоро. Дело в том, что по оценкам людей, которым я привык доверять, дефолт и банкротство БЗЛ, этого русского монстра, — всего лишь технический акт. И спустя некоторое время то, что сейчас является макулатурой, может вновь обрести немалую стоимость. При наличии одной маленькой технической детали — владельцем этих бумаг должен быть подданный Империи. — Мистер Деккероуз замолчал, уставя на Дэймонда испытующий взгляд. Тот несколько мгновений переваривал сказанное, а затем попытался возразить:
— Но почему я? У меня хорошая работа в «Эрениел инкорп…»
— Потому что больше некому, — немедленно перебил его Деккероуз, — твоему отцу и мистеру Эмерсону будет гораздо сложнее адаптироваться. К тому же они нужны мне здесь, поскольку фирму еще надо будет возрождать, а ты никогда не работал в фирме, не знаешь ни клиентуры, ни тонкостей бизнеса и потому вряд ли сможешь нам в этом помочь. А Ругги я не доверяю. Ну а если представить, что те акции, которые будут записаны на твое имя, в будущем могут удвоить наш совокупный капитал, нетрудно понять, что мы не можем доверить это дело никому со стороны.
Так что от твоего согласия, мой мальчик, зависит чрезвычайно многое.
Спустя всего две недели Дэймонд ступил на землю своей исторической родины. Это произошло в Самарском аэропорту. Мистер Деккероуз через своих многочисленных знакомых нашел ему место на одном из совместных предприятий GM, расположенном в каком-то глухом русском городке с неожиданно итальянским названием Тольятти. Впрочем, пограничный контроль он прошел в одном из московских аэропортов со смешным русским названием Вниуково. Но за те полчаса, что он провел в аэропорту, Дэймонд успел только получить отметку в паспорте, зайти в туалет и добежать до посадочного терминала внутреннего рейса. Когда он, волоча чемодан и недоуменно озираясь, добежал до одинокого выхода на ленточный транспортер, ведущий к посадочным эскалаторам, его встретила очень миленькая девчушка. Мгновенно поняв затруднения Дэймонда (похоже, за ее смену тут проходил не один десяток таких же непонятливых), она пояснила, что тащить багаж на себе не было никакой необходимости — у входа в любой зал стоят электротележки для транспортировки чемоданов, надо было погрузить на них багаж, сунуть в приемник билет магнитной полоской вверх, и тележка сама бы нашла пункт погрузки багажа на его рейс. Но раз уж он приволок чемодан сюда, то может оставить его на входе и идти в самолет, она все сделает.
Полет до Самары Дэймонд как-то не запомнил. На этом русском самолете оказались неожиданно удобные кресла, да к тому же желающих поспать снабжали удобнейшими подушками и мягчайшими одеялами из верблюжьей шерсти. Так что Дэймонд, изрядно перенервничавший за время перелета через океан, бессовестно заснул. И проснулся только перед самой Самарой, когда стюарды разбудили его на обед. Обед был выше всяких похвал. Дэймонд выбрал рыбное меню и побаловался нежнейшей лососиной и вкуснейшей черной икрой. Поднабив молодое брюшко, он вздохнул и впервые за все время путешествия почувствовал, что, пожалуй, все не так плохо. И в этой стране вполне можно жить.
В аэропорту его встретили. Прямо у дверей в небольшой толпе встречающих возник молодой парень, одетый в джинсы и бейсболку, державший в руках табличку с крупной надписью «Дэймонд Урусофф». Поздоровавшись с Дэймондом, он коротко представился:
— Олег Пескарев. Кофе? Нам ехать часа два.
Дэймонд недоуменно оглянулся:
— Мне надо еще получить багаж.
Олег усмехнулся:
— Ну, это просто. — Он потянулся, снял с длинного подвеса какое-то устройство размером с ладонь с пружинным зажимом и посмотрел на Дэймонда. — Давай билет.
Дэймонд молча протянул билет. Олег вставил его в устройство и повесил его Дэймонду на пояс.
— Вот и все, твой багаж сам тебя найдет, — и, заметив недоверие на лице Дэймонда, рассмеялся, — не волнуйся, система отработана. Она действует во всех наших аэропортах уже третий год. И пока никаких проблем.
Потом ему пришлось еще не раз удивляться тому, как в этой удивительной стране параллельно существуют суперсовременные технологии и полуразвалившиеся избушки с одинокими старушками. Возможно, дело было в том, что подъем этой страны пока больше напоминал взлет. И какие-то стороны жизни не успевали за теми, что вырвались вперед. Но спустя полгода Дэймонд поймал себя на том, что ему начинает нравиться эта страна. Он объездил множество мест, побывал в добром десятке городов. Ему нравилось ощущать, что камни, по которым он идет, были уложены в эту стену еще до того, как Колумбу пришла в голову мысль поискать путь в Индию, плывя на запад. Он раскопал историю своей семьи и с удивлением узнал, что когда-то предки Урусовых пришли на Русь как завоеватели, а затем влились в эту огромную семью народов как ее неотъемлемая часть. И таких было много: потомок грузинских царей Багратион, считавший себя именно русским генералом и павший на Бородинском поле. Софья Палеолог — последняя наследница древних традиций Византии, ставшая великой русской княжной; великая русская царица Екатерина II, в девичестве принцесса мелкого немецкого княжества, — все они нашли в России Родину. И этим Россия очень напоминала Америку и… разительно от нее отличалась. Поскольку Великая Америка просто давала каждому шанс, а Россия еще и подставляла дружеское плечо. И именно этим скорее всего объяснялся тот невероятный темп, который эта страна демонстрировала миру. Этим и еще непоколебимой уверенностью русских в том, что им все по плечу. В большом зале дизайн-центра, в котором он работал, под потолком висел большой плакат — «Мы — лучшие!», в цехах, в которые он иногда спускался, на стенах было написано: «Может, кто-то и делает что-то лучше нас, но это только пока!» или «Хорошие идеи могут прийти в голову любому человеку в любой точке планеты, но если он хочет увидеть их самое успешное воплощение — пусть приходит к нам!». Сначала он иронически морщил нос, дивясь русскому самомнению, но, когда выполненный им проект рестайлинга лобовой части одной модели автомобиля был поставлен на постовую сборку опытно-промышленного производства уже через неделю после утверждения на художественном совете, Дэймонд вдруг поверил в то, что было написано на этих плакатах.
Вечером, когда они с Олегом (с которым он успел по-настоящему сдружиться) и еще несколькими приятелями сидели в маленьком кафе, отмечая сию удачу, Дэймонд продолжал удивленно изливаться приятелю:
— Понимаешь, я даже не ожидал, что они рискнут поставить мой проект на производство. Я делал его больше для себя, просто представил машину, которую сам бы захотел купить, ну и…
