Так к чему я все это рассказываю вам? Как говорил классик, факты — вещь упрямая, и получается, что много лет тому назад грабители все же отыскали захоронение Тутанхамона, но что-то вынудило их сломя голову убраться без добычи прочь, а позднее власти, построив внешнюю стену, не попытались внутреннюю даже восстановить. Чем же было вызвано такое нежелание людей находиться внутри гробницы? Быть может, понять это поможет еще один случай, напрямую связанный с древнеегипетской культурой.
Четырнадцатого апреля 1912 года, следуя маршрутом Саутгемптон — Нью-Йорк, затонул самый быстроходный, самый большой и совершенный изо всех построенных к тому времени лайнеров — «Титаник». Судно, считавшееся непотопляемым, погибло, распоров себе борт об айсберг. Свою таинственную роль в этой катастрофе суждено было сыграть капитану Смиту. Это был безупречной репутации моряк, настоящий морской волк, — да мало ли можно дать эпитетов человеку, которому Доверили командовать «Титаником»? Капитан был мастером своего дела, но четырнадцатого апреля 1912 года едва ли не во всех его приказах, поступках и даже манере держаться явно сквозила какая-то ни с чем не сообразующаяся странность. Сначала он вдруг приказал изменить курс, затем последовало распоряжение предельно увеличить скорость, потом, когда уже потребовалось срочно спускать шлюпки на воду, Смит своими командами внес лишь сумятицу в действия экипажа. Счет шел на секунды, а капитан, казалось, полностью утратил способность принять единственно правильное решение, и, когда он изложил свой план эвакуации, было уже поздно. Причем интересно, что большинство спасшихся в лодках пассажиров тоже пребывали в невменяемом состоянии, что просто объяснить перенесенной трагедией невозможно. В чем же дело? На борту «Титаника» находились две тысячи пассажиров, в трюмы его загрузили сорок тонн картофеля, двенадцать тысяч бутылок минеральной воды, большое количество мешков кофе и одну египетскую мумию. Лорд Кантервилл перевозил ее из Лондона в Нью-Йорк. Это были забальзамированные останки прорицательницы, извиняюсь, забыл ее имя, весьма популярной личности во времена фараона Аменофиса IV, о чем говорило обилие богатых украшений и амулетов. Под головой ее лежала фигура Осириса с надписью: «Восстань из праха, и взор твой сокрушит всех тех, кто встанет на твоем пути».
Мумия была слишком ценным грузом, чтобы держать ее в трюме, и деревянный ящик с ней в конце концов поместили прямо за капитанским мостиком. Но ведь известно уже, что немало исследователей, имевших дело с мумиями, страдали потом помутнением рассудка: бредили наяву, впадали в прострацию, утрачивали дееспособность. И кто знает, может быть, лучевой взор знаменитой предсказательницы пронзил и капитана Смита и он стал еще одной жертвой проклятия фараона? Кстати, в связи с данной темой есть одна полуфантастическая, однако не лишенная оригинальности гипотеза. Широко известно, что фараон восемнадцатой династии Аменхотеп IV, он же Эхнатон, вошел в историю как реформатор египетской религии, провозгласивший культ единого бога Атона. Неизвестно другое. Жрецы, чье влияние было подорвано, наложили проклятие на весь род реформатора, отчего вначале умер он сам, а затем стали погибать его потомки, вплоть до фараона Тутанхамона. Причем заряд негативной энергии был настолько силен, что до сих пор поражает всех, кто имеет дело с захоронениями царей восемнадцатой династии. Так что очень может быть, что проклятие Тутанхамона — это не пустые слова…
* * *
Ночью Башуров спал плохо, потому что был конец месяца фармути
[66]
и в непролазных зарослях тростника на левом берегу Нила, как раз в том месте, где брал свое начало канал до Меридова озера
[67]
, громко выли спаривавшиеся камышовые коты.
А утром пошел снег. Выглянув в окно, где все было укрыто белым саваном рано наступившей зимы, ликвидатор сразу вспомнил мать и с грустью ощутил, что все пути в конце концов приводят на кладбище. Быстро завершив утренний туалет и вполовину урезанную зарядку, он направился на кухню и уже в конце скромного завтрака, состоявшего лишь из чая с бутербродом, услышал Катины шаги.
— Куда это ты в такую рань? — Она зевнула, заложив руки за голову, встала на цыпочки и потянулась, и Виктор Павлович лишний раз отметил, какая у нее замечательная фигура — ничего лишнего. Снова зевнув, как кошка, Катя бросила быстрый взгляд в окно:
— Смотри не лихачь, скользко, — и, натыкаясь спросонья на все подряд, направилась в ванную.
Закончив завтрак в одиночестве, ликвидатор, искренне сожалея о не пристегнутой меховой подстежке, надел куртку и окунулся в морозную круговерть непогоды.
Снег, наверное, шел всю ночь, «восьмерку» накрыл элегантный, обтекаемой формы сугроб. Виктор Павлович локтем откопал водительскую дверцу, запустил двигатель и ввиду отсутствия швабры принялся бороться со стихией щеткой очистителя лобового стекла. Человек победил и на этот раз. Включив печку, Башуров ликвидировал ледяную корочку на окнах, залез во все еще промозглый салон и, привыкая к дороге, плавно тронулся с места.
Катя не ошиблась, действительно было скользко. Пришлось сразу же кардинально изменить стереотип вождения: притормаживать не педалью, а двигателем, исправно держать дистанцию и, подобно пионеру, всегда быть готовым прибавить газу, чтобы вывести машину из заноса.
Снег между тем повалил еще сильнее; хотя вроде бы рассвело, видимость продолжала оставаться скверной. Силуэты машин на дороге угадывались лишь по тусклому мерцанию фар, повсюду парами и тройками стояли не разъехавшиеся страдальцы, так что, когда Виктор Павлович добрался до Средней Рогатки, площади Победы то есть, утро было уже далеко не ранним. Здесь он остановился, купил бутылку водки, кое-какой закуси и, погрузив все это в полиэтиленовый пакет, неспешно направился дальше, к Южному кладбищу.
Конечно, если бы не густая снежная завеса, в которой все автомобили смотрелись одинаково серо, Башуров несомненно срисовал бы голубую «шестерку», тащившуюся за ним следом аж от самого Катиного дома. Однако вмешалась стихия. Не подозревая о «хвосте», ликвидатор аккуратно зарулил на парковочную площадку, внимательно изучил наставление похоронного агента по отысканию могилы Ксении Тихоновны и, прихватив пакет с поминальной трапезой, начал углубляться в запутанные лабиринты Южного кладбища.
В то же самое время из остановившейся у обочины «шестерки» вылез майор милиции Семенов. Стараясь держаться от Башурова на расстоянии, он двинулся следом за ним по центральной аллее.
Виктор Павлович же наконец сориентировался. Он принялся уверенно забирать левее, туда, где громко рычал двигатель «Беларуси» и сосредоточенные молодые люди с лопатами старательно обихаживали чью-то свежую могилку. Остановившись на рубеже захоронений недельной давности, Башуров сверился с путеводителем — так, правильной дорогой идем, товарищи, — и, еще недолго помесив начинавший уже раскисать снег, заметил цель.
Агент из похоронного бюро не обманул: деньги не пропали даром. На трех каменных опорах возвышалась массивная полированная глыба с большим портретом Ксении Тихоновны, под которым значилось: «Спасибо за жизнь твою, родная». Ниже было начертано проникновенное:
