– Давай, – ответил он.
– Если ты, конечно, не против… Можешь меня обнять?
Он помог ей подняться и обнял ее. Она прижалась к нему грудью – так плотно, словно их тела были выточены друг для друга. На спине он ощутил тепло ее пальцев. Мокрой от слез щекой она уткнулась ему в ключицу.
– Наверно, я уже никогда не вернусь в Японию, – почти прошептала она. Ее влажное дыхание коснулось его уха. – Что бы я там ни увидела, все будет напоминать мне о Юдзу. И о нашем…
Ни слова не говоря, он просто обнимал ее – нежно и крепко. У распахнутого окна. Их могли заметить снаружи. Мимо хижины запросто мог пройти кто угодно. Эдварт с дочками должны были вернуться с минуты на минуту. Ну и ладно. Кто бы что ни подумал, сейчас все равно. Самое важное – это вот так обнимать друг друга, как можно крепче. Распахнуть свои души – и прогнать злого духа прочь. Ради этого он сюда и приехал.
Очень долго – неведомо сколько – они стояли, прижавшись друг к другу. Белая занавеска на окне все танцевала, щека Эри все оставалась влажной, а Брендель все играл Часть вторую, «Италию». Сначала «Сонет Петрарки № 47», потом – «Сонет Петрарки № 104». Цкуру знал эту музыку до последней ноты. И мог бы напеть ее всю, от начала до конца. Но лишь теперь осознал, как глубоко – через слух и через сердце – она проникла в него за все эти годы.
Они не произносили ни слова. Разговоры уже утратили силу. Словно танцевальная пара по окончании номера, они замерли друг у друга в объятиях, доверив себя течению Времени. Странному Времени, в котором прошлое перемешалось с настоящим – а возможно, и с будущим. Между их телами не оставалось ни щелочки. Теплое дыхание Эри ласкало ему шею. Закрыв глаза, Цкуру растворялся в музыке, сердце Эри билось, и в это биенье вплетался стук маленькой лодки о деревянный причал.
17
Они снова сели по разные стороны стола и еще долго беседовали – о том, что много лет не выражалось словами, а лишь копилось в потаенных глубинах души. Раскрывались друг перед другом, срывали печати с воспоминаний, говорили как можно искреннее – и слушали как можно внимательнее.
– И в конце концов, – призналась Эри, – я просто бросила Юдзу на произвол судьбы. Захотела сбежать от нее куда глаза глядят. Как можно дальше. Потому и занялась керамикой, вышла за Эдварта – и уехала аж в Финляндию. Конечно, с одной стороны, все случалось само собой, я ничего не планировала. Но глубоко в душе я радовалась, что наконец-то могу жить без Юдзу. Да, я любила ее больше, чем кого бы то ни было, и очень долго считала ее частью себя. А потому и поддерживала ее, чего бы это ни стоило. Но с другой стороны, я смертельно устала. Постоянная забота о ней выжала меня как лимон. Как я ни старалась, она выпадала из реальности все чаще, а удержать ее мне было уже не под силу, и это сводило меня с ума. Думаю, останься я с ней в Нагое еще чуть дольше, и меня саму пришлось бы показывать психиатрам… Хотя, может, я говорю так, потому что ищу себе оправданий?
– Ты просто говоришь то, что чувствуешь, вот и все, – сказал Цкуру. – Оправдания – это другое.
Эри закусила губу и задумалась.
– Но все-таки я ее бросила. Это факт. И она осталась одна, и переехала в Хамамацу, где так страшно погибла. Ты помнишь, какая у нее была лебединая шея? Тонкая, хрупкая, чуть надави – переломится… Если б я осталась в Японии, такого кошмара, наверное, не случилось бы. Я просто не отпустила бы ее одну в чужой, незнакомый город…
– Возможно, – сказал Цкуру. – Но не случись это там и тогда, случилось бы чуть позже где-нибудь еще. Все-таки ты ей не сестра-сиделка. И дежурить с ней рядом круглые сутки не смогла бы физически. У тебя своя жизнь. И у всякой помощи есть свой предел.
Эри покачала головой.
– Я и сама себе это повторяла. Много раз. Только меня это совсем не оправдывает. Ведь какая-то часть меня действительно хотела сбежать от Юдзу куда подальше. Не важно, могла я спасти ее или нет. И это внутри у меня – как опухоль, которую я не пыталась лечить так долго, что в итоге потеряла еще и тебя. Считала, что страдания Юдзу для меня важнее всего, и выкинула из лучших друзей ни в чем не повинного Цкуру. Думала только о том, как удобнее мне самой, и отравила тебе лучшие годы жизни. Хотя на самом деле любила тебя.
Цкуру молчал.
– Ну, и еще кое-что… – выдохнула она.
– Еще кое-что?
– Да. Если честно, отреклась я от тебя не только, да и не столько из-за Юдзу. Это все отговорки, чтобы самой легче было. На самом деле я просто струсила. Мне не хватило веры в себя. Я страшно боялась, что, как бы тебя ни любила, ты никогда не повернешься ко мне. Потому что тебя тянет к Юдзу. Именно этот страх и заставил от тебя отказаться. Или, точнее, заморозил все чувства к тебе. Будь я смелее, обуздай тогда свою гордость – вряд ли я смогла бы предать тебя так жестоко. Но в те дни с моей головой творилось что-то странное. Я действительно совершила подлость. И страшно перед тобой виновата. Прости.
Между ними повисла долгая пауза.
– Знаю, я давно должна была повиниться, – продолжала она. – Но никак не могла. Слишком уж было стыдно.
– За меня не волнуйся, – сказал Цкуру. – Самое трудное время я кое-как, но пережил. Из ночного океана к берегу выплыл. Каждый из нас старался как мог и прожил эту часть жизни по-своему. И теперь, оглядываясь, я уверен: даже если бы мы поступили тогда как-то иначе, все равно пришли бы к той жизни, которой сейчас живем. По-моему, так.
Эри опять закусила губу и задумалась.
– Объясни мне только одно, – попросила она.
– Что угодно.
– А если б я тогда набралась смелости и призналась тебе в любви, ты смог бы стать моим парнем?
– Если б ты вдруг сказала мне такое в лицо, я бы скорее всего не поверил.
– Почему?
– Потому что в те годы я не представлял, что какая-нибудь девчонка может мечтать о том, чтобы стать моей.
– Ты был очень классный. Крутой, хладнокровный дружище Цкуру, который всегда шел своей дорогой и не старался ни на кого походить. И еще – ужасно симпатичный…
Цкуру покачал головой.
– Ну, физиономия у меня всегда была скучнее некуда. Никогда ее не любил, ни в зеркале, ни на фото.
Эри улыбнулась.
– Ну что ж. Возможно, у тебя действительно скучная физиономия, а у меня и правда что-то с головой. Но по крайней мере для шестнадцатилетней девчонки с придурью ты выглядел ужасно симпатичным. И эта девчонка только и думала: вот было бы здорово, если б я стала твоей.
– Я был бесхарактерный.
– У каждого человека, пока он жив, свой характер обязательно есть. Просто у одних он заметен сразу, а у других проявляется со временем, вот и все. – Она сощурилась и посмотрела ему в глаза. – Ну, так что ты ответишь? Стал бы тогда моим?
– Однозначно, – признался Цкуру. – Ты мне очень нравилась. Верно, Юдзу притягивала меня, но совсем не так, как ты. Я уверен, признайся ты мне тогда, мы стали бы замечательной парой. Во всех смыслах.
