– Она полностью изменилась. Так много потеряла, что перестала интересоваться жизнью. Музыкой в том числе. Видеть ее такой было очень страшно… И только преподавать музыку детям любила по-прежнему. Даже когда ее шатало от слабости, раз в неделю она шла в музыкальную школу при католической церкви и занималась с детьми. Жила одна и продолжала свое маленькое Дело. Что-то вроде внутреннего стержня, который не позволяет упасть. Без него она бы…
Эри обернулась к окну и вгляделась в плотные тучи, затянувшие небо над деревьями.
– Но к этому времени Юдзу уже не относилась ко мне так безусловно, как раньше. Постоянно повторяла, что очень мне благодарна. Что я спасала ее, как могла, не жалея сил… Наверное, и правда благодарила меня. Но в то же время – я ее больше не интересовала. Она уже потеряла интерес почти ко всему на свете. И я стала частью этого «почти всего». Осознать это было очень тяжело. Слишком долго мы были неразлучны, и слишком высоко я ценила ее в своей жизни. Но факт оставался фактом – я больше не была для нее тем, чего не хочется потерять ни за что на свете…
Эри вгляделась в некую точку перед собой и добавила:
– Она перестала быть Белоснежкой. А я, в свою очередь, устала играть роли сразу всех ее гномов.
Совершенно машинально она взяла чашку, поднесла к губам и тут же поставила на стол.
– Так или иначе, к тому времени наша дружная компания – ну, без тебя, понятное дело, – окончательно рассыпалась. Все закончили вузы, каждый занялся своей жизнью, школьные годы уплывали все дальше в прошлое. Да и бойкот, который мы тебе объявили, оставил в сердце у каждого рану.
Цкуру слушал, не говоря ни слова.
– Ты ушел, но при этом остался в нас, – добавила Эри.
Цкуру помолчал еще немного.
– Эри, – сказал он наконец. – Я хотел бы больше узнать о тебе. И прежде всего – отчего ты поселилась именно здесь.
Эри прищурилась и склонила голову к плечу.
– Честно сказать, вся моя жизнь, начиная с восемнадцати, годами вертелась вокруг Юдзу. И однажды, оглядевшись по сторонам, я вдруг обнаружила, что от меня самой уже почти ничего не осталось. А ведь когда-то я, скажем, хотела писать. С детства обожала сочинять – стихи, прозу… Ты знал об этом?
Цкуру кивнул. В школе Эри не расставалась с толстой тетрадью, в которую постоянно что-то записывала.
– А когда в институт поступила, на писательство не осталось ни сил, ни времени. Только и успевала за Юдзу присматривать да учиться. За все мое студенчество у меня было только два бойфренда, но ни с тем, ни с другим не сложилось. В голове – сплошные депрессии Юдзу, какие уж тут свидания… И, в общем, за что бы еще ни взялась, ничего толком не получалось. А когда опомнилась, посмотрела на свою жизнь со стороны – и ужаснулась: кто я и что здесь делаю? Никакой же цели не осталось вообще. Я просто растрачивала себя вхолостую и все меньше верила в себя. И от этого становилось только тяжелее. И бедняжке Юдзу, и, прежде всего, мне самой.
Она помолчала, вглядываясь в какую-то бесконечную даль.
– И вот как-то раз моя институтская подруга зазвала меня на мастер-класс по гончарному делу. Там у меня получилось вылепить что-то из сырой глины, без обжига. И меня вдруг осенило: да это же именно то, чего мне так не хватало все эти годы! Я вращала гончарный круг – и становилась очень честной сама с собой. Сосредоточивалась на создании чего-то нового и забывала все тревоги и сомнения… Тогда-то я и влюбилась в керамику. Пока в институте училась, воспринимала это как хобби. Но уж очень хотела стать настоящим мастером. Закончила первый вуз и еще год подрабатывала где придется, готовясь поступать во второй. Теперь уже – в Институт искусств, на отделение ремесел. Прощай, писательство, – привет, гончарный круг… А уже там, пока месила глину в мастерских, встретилась с Эдвартом, который приехал на стажировку. И как-то все у нас сразу сложилось само. В итоге мы поженились, а потом и переехали сюда. До сих пор не перестаю удивляться. Ведь не приведи подруга меня на тот мастер-класс, я жила бы сейчас совсем, совсем другой жизнью…
– Похоже, у тебя и вправду талант. – Цкуру обвел рукой полки с посудой. – Я, конечно, не знаток керамики, но твои работы впечатляют и на глаз, и на ощупь.
Эри улыбнулась.
– Насчет таланта не знаю. Но в здешних магазинчиках мои поделки покупают неплохо. Не ахти какие деньги, конечно… Но разве не здорово, когда людям нужно то, что ты создал своими руками?
– Прекрасно тебя понимаю, – кивнул Цкуру. – Я ведь тоже «Цкуру создающий». Хотя мои «поделки» и не похожи на твои…
– Сравнил вокзал с миской, – усмехнулась Эри.
– Но ведь и то, и другое нужно людям для жизни.
– Это да, – согласилась Эри и ненадолго о чем-то задумалась. Ее улыбка постепенно растаяла. – А здесь мне очень нравится. Наверное, в этой земле меня и похоронят…
– В Японию не вернешься?
– Гражданство у меня теперь финское
[41]
, в последнее время по-фински даже объясняться умею неплохо. Зимы здесь долгие, можно много книг прочитать. А там, может, и написать что-нибудь захочется… Детям здесь нравится, они друзьями обзавелись. И Эдварт – очень хороший человек. Его родители ко мне очень добры. Да и с работой получается.
– То есть ты здесь кому-то нужна?
Подняв голову, Эри посмотрела Цкуру в глаза.
– Остаться и умереть здесь я решила в тот день, когда узнала, что убили Юдзу. Синий сообщил мне об этом по телефону. А я была беременна старшей дочерью и даже на похороны прилететь не смогла. Чуть с ума не сошла от ужаса. Внутри все просто разрывалось на куски. От одной только мысли, что Юдзу кто-то зверски убил, а потом ее сожгли, и от нее остался один лишь пепел
[42]
. И что я больше никогда ее не увижу… Вот тогда и решила. Если родится девочка, назову Юдзу. И больше никогда в Японию не вернусь.
– Твою дочь зовут Юдзу?
– Юдзу Куроно-Хаатайнен, – произнесла она. – По крайней мере, хотя бы в звуках этого имени Юдзу по-прежнему жива.
– Но зачем Юдзу понадобилось переезжать в Хамамацу?
– Туда она перебралась почти сразу после моего отъезда в Финляндию. Зачем – не знаю. Мы часто писали друг другу, но этого она так ни разу и не объяснила. Только раз упомянула, что переезжает туда по работе. Но такую работу она и в Нагое всегда бы нашла. А переезжать в незнакомое место для нее было равноценно самоубийству…
В итоге Юдзу задушили. Обычным поясом от халата, в ее же квартире на окраине Хамамацу. Об этом Цкуру узнал из газетной хроники, а подробности уточнил в Интернете.
