– Что может быть героического в том, чтобы исполнять ту работу, на которую подрядился? – вежливо улыбнулся Грон. – Никто же не хвалит косаря за то, что он выкашивает луг.
Король рассмеялся.
– А вы скромны…
– Вовсе нет. Просто я считаю, что дела громче слов, ваше величество, – отозвался Грон. – Тому, кто все уже сказал делами, нет необходимости использовать слова для представления себя.
Это утверждение слегка контрастировало с предыдущими словами Грона. Поэтому король остановился и окинул его внимательным взглядом.
– И что же, по вашему мнению, вы сказали делами?
– Всего лишь то, что я хороший косарь, ваше величество. Не более.
Король несколько мгновений смотрел в глаза Грону, а затем рассмеялся.
Насинцы появились под стенами Загулема через два с половиной месяца после того, как Грон его захватил. Первый месяц прошел в лихорадочной деятельности. Ворвавшейся в Загулем оноте хватило двух часов, чтобы подавить последнее сопротивление остатков наспех собранного городского ополчения и вражеских войск, попытавшихся забаррикадироваться в графском замке. И кое-где уже потихоньку начался привычный грабеж. Но Грон быстро стянул свою слегка распоясавшуюся оноту в центр города и приказал офицерам построить людей на главной площади. У обоих ворот были выставлены усиленные караулы, на тот случай если часть насинских солдат сумели затеряться в узких городских улочках и спустя некоторое время попытаются пойти на прорыв.
Наемники были недовольны. Их лишили их законного права. Испокон века захваченный вражеский город отдавался войскам на разграбление. Легенды говорили, что на три дня, хотя на самом деле так бывало чрезвычайно редко. Один, в лучшем случае два, но как минимум до вечера они были вполне в своем праве. И никакой онотьер (даже такой, как Грон) был им в этом не указ.
Грон выехал перед угрюмо молчащей онотой.
– Город грабить не будем, – не слишком громко, но так, что было слышно в задних рядах, произнес он.
Наемники глухо зароптали. Онотьер был ну совершенно не прав, и спускать ему это онота не собиралась.
– Мы просто заберем его себе, – продолжил Грон. – Весь. Целиком.
Наемники замерли. Грон обвел взглядом озадаченные лица и усмехнулся. Да, такого они не ожидали.
– Я собираюсь предъявить права на этот город и на титул графа Загулемского. И предлагаю всем, после того как мои права будут утверждены, перейти ко мне на службу в качестве моей личной стражи.
Наемники взволнованно загудели. В положении солдата личной стражи властителя домена, конечно, были кое-какие преимущества – стабильность, возможность обзавестись домом и семьей, надежда на пенсион по старости, но все это перевешивалось одним существенным недостатком: платили стражникам постыдно мало…
– При этом я собираюсь предложить всем в качестве должностных окладов уже оговоренные в ваших контрактах суммы.
Гул сразу же возрос на два тона. Это было уже совсем другое дело. Причем, прямо скажем, неслыханное.
– Онотьер, а ну как вас не утвердят? – послышался голос из глубины строя.
– В таком случае мы уйдем из Загулема, – спокойно ответил Грон. – Но перед уходом возьмем то, что недоберем сейчас.
Онота на мгновение примолкла, а затем из строя послышались довольные смешки.
– Но пока мы должны вести себя так, чтобы за то время, что мы здесь, богатства этого города приумножились, – продолжил Грон. – Мы так или иначе возьмем свое, так что пусть за то время, что мы здесь, на каждый толар, имеющийся в этом городе, прирастет еще один.
Онота возбужденно загомонила. Грон некоторое время вслушивался в этот гомон, стараясь уловить, чего в нем больше – недовольства, растерянности или предвкушения, а затем снова заговорил:
– С завтрашнего дня вы начнете исполнять обязанности городской стражи. Но это будет совершенно другая стража. Не нищие неумехи, получающие гроши и потом добирающие на скудную похлебку поборами с горожан, с десятком которых легко справится любой из вас, моих героев, а гордые и богатые воины. Не шелудивые псы, а пастухи. И весь этот город – наше общее стадо. Причем мы не просто пастухи, приставленные к овцам хозяином отары, а ее настоящие владельцы. Поэтому каждый, о ком я узнаю, что он берет мзду, которую по привычке будут совать ему жители этого города, как они всю жизнь совали ее шелудивым псам-стражникам, будет обвинен мною в утаивании трофея.
А вот это было уже серьезно. За подобное кодекс наемника предусматривал отрубание руки. Трофеи были общей добычей и распределялись в соответствии с назначенным довольствием. Ветераны, имеющие самые большие оклады, следили за этим очень строго.
– То есть даже если будут предлагать, не брать? – послышался недоуменный голос.
– А где ты видел пастуха, который каждый раз, как овца проходит мимо, отстригает по клоку шерсти? И сколько в таком случае будет стоить его стадо?
Наемники снова сдержанно засмеялись.
– Запомните, вы – не прежняя городская стража. Вы – совершенно другое! И самым ярким способом доказать это будет отвернуться от их жалких грошей. Вы стоите гораздо дороже! А гроши пусть останутся у этих нищих и приумножатся до толаров. Вот тогда мы и потребуем свою долю. По праву…
– Но, как мне докладывают, ваши таланты отнюдь не ограничиваются только лишь этим умением. Как следует из доклада барона Экарта, с которым я с удовольствием ознакомился, вы показали себя просто блестящим управителем.
– Об этом не мне судить, ваше величество. – Грон вновь поклонился. – Я всего лишь старался сделать так, чтобы люди искренне обрадовались смене суверенитета своего города и служили бы своему новому отечеству с радостью и благодарностью…
Первая же неделя повергла перепуганных горожан, ожидающих, что вот-вот начнется отчего-то отложенный грабеж, в оторопь. Грабежа не было. Напротив, наемники из захватившей город оноты принялись с усердием патрулировать все улицы и закоулки Загулема. Причем вновь испеченные городские стражники относились к своим обязанностям с гораздо большей ответственностью, чем своя, привычная городская стража. Во-первых, они отчего-то довольно высокомерно отказывались от мзды. С хохотом они заявляли хозяевам трактиров, лавок, уличным сапожникам, цирюльникам и всему остальному люду, слишком мелкому, чтобы защититься от поборов, но и уже считавшемуся достаточно зажиточным, чтобы с них было что взять, что им не нужны их «жалкие гроши». Не берущие городские стражники? Невиданно! Ох не к добру это… И народ испуганно притих. А во-вторых, они заходили даже туда, куда прежняя городская стража и носа не совала. Причем заходили именно как хозяева. Так что когда Жугеб-шахтер, главарь городских нищих и иного отребья, попытался было осадить зарвавшихся новичков, на пальцах разъяснив им, где место стражников в городских трущобах, его просто засунули головой в отхожее место. Жугеб этого не простил и на следующий день приказал своим людям напасть на один из этих новых настырных патрулей. Результаты схватки оказались не совсем такими, на которые рассчитывал Жугеб.
