Грон сидел не шевелясь, опасаясь неловким движением или просто громким выдохом прервать нить рассказа.
– Я влюбился. Сразу. Она была чудо как хороша. Своенравие и порывистость только добавляли ей очарования. А она… Не знаю. Возможно. Но, скорее всего, она просто выбрала наиболее устраивающий ее вариант отомстить мужу, отцу и всему миру, который в этот раз не подчинился ее прихоти. Ну еще бы, я был молод, красив, весьма искушен в любви, да еще и принадлежал к весьма могущественному семейству. По ее расчетам, я был идеальным вариантом…
Она заманила меня в свою спальню в первую же ночь. Едва только ее смятые простыни остыли от тела ее законного мужа. О-о, она показала мне все, что способна показать женщина в постели. И на следующую ночь тоже, и на следующую… Я совершенно потерял голову и внушил себе, что влюблен, что только что встретил свою мечту, что без ее прекрасных глаз, столь часто орошаемых горькими слезами, мне нет и не будет счастья в этой жизни. Поэтому, когда спустя семь дней свадебные торжества закончились, она бежала вместе со мной…
Батилей налил себе еще сидра. Грон вылил остатки из кувшина в свой стакан. Они залпом выпили.
– Дома разразилась гроза. Отец орал на меня, мать плакала. Братья… о-о, братья, скорее всего, были на моей стороне. Ведь в этом возрасте мы все считаем, что самое главное в жизни – это любовь. И что ради любви можно пожертвовать всем, даже собственной жизнью… не зная, что никто и никогда еще не сумел расквитаться с судьбой одной лишь жизнью. И когда ты ставишь ее на кон из-за чего бы то ни было, будь готов утроить, удесятерить, а то и утысячерить плату…
Батилей резко поднял глаза к потолку, чтобы не позволить слезам хлынуть по щекам. Какой же была его боль, если даже сейчас, спустя десятилетия, воспоминания о ней заставили взрослого, сурового и битого жизнью мужчину-воина плакать как ребенка…
– Они пришли ночью. Не знаю, почему Владетель отдал именно такой приказ. Возможно, он просто ошибся или не слишком раздумывал. Но во всяком случае, похоже, он приказал убить всех в замке. И Безымянные начали убивать. Всех. Стражников, слуг, поваров, конюхов, служанок, детей, лошадей, овец, кур. Похоже, они убили даже сверчков за камином. Мне, отцу, брату, капитану замковой стражи и еще двум нашим гвардейцам удалось спрыгнуть в ров и, переплыв его, добраться до конюшни, что у городских ворот. Там оставляли лошадей путешественники, ночевавшие в дешевых городских трактирах, в которых не имелось конюшни. Лошадей оказалось всего четыре. Отец взял к себе младшего брата, которому исполнилось только шестнадцать, мне и капитану замковой стражи досталось по одному коню, а последнего оседлали гвардейцы. Кони еще не успели отдохнуть после дневного перехода, поэтому первый, на котором ехали гвардейцы, пал спустя два часа. Но мы успели добраться до горной тропы. Бежать по дороге смысла не было. Наше герцогство лежало в самом сердце земель Владетеля Огенида, так что нас довольно скоро перехватили бы. Если не в нашем герцогстве, то в следующем домене. Поэтому нам было необходимо запутать следы. И, как считал мой отец, такая возможность была, если бы нас продолжили искать в герцогстве либо на дороге, ведущей на юг, а мы, свернув на тайную горную тропу, быстро преодолели бы Сегрейский хребет и никем не узнанными прошли бы через владения барона Даглада до побережья. Там мы должны были сесть на корабль, переплыть Тенгенское море и укрыться во Владении Ганиада. Поэтому мы впятером отправились в горы, а один из гвардейцев, связав поводы всех оставшихся лошадей, помчался дальше по дороге, надеясь увести за собой погоню. Но Безымянных эта уловка не обманула. Они пошли именно по нашему следу. А может, они разделились… не знаю. Во всяком случае, они настигли нас спустя два дня, как раз когда мы только что перешли по висячему мосту через ущелье. Если бы они были чуть умнее либо Пург оказался менее внимательным, они бы положили нас всех, а так…
Пург заметил их, когда мы уже почти скрылись за поворотом тропы. И бросился назад, крича остальным, чтобы они бежали. Но это было бессмысленно. С одним Пургом они расправились бы в две секунды, а потом догнали бы нас. И отец приказал развернуться и встретить Безымянных вместе с Пургом. А мне пришла в голову счастливая мысль обрубить канаты моста. И мы принялись их рубить. Безымянные не обратили на это никакого внимания и ступили на мост… – Батилей тяжело вздохнул, и его голос зазвучал гораздо глуше. Как будто он пытался говорить сквозь сжатые зубы: – Мы почти успели. Мост рухнул, когда на нашу сторону успел вступить только один Безымянный. Так что мы оказались впятером против одного… и мы его убили. Не просто поразили в сердце и голову, а еще и разрубили на куски. Вот только в живых после этого боя остались лишь я и Пург, капитан нашей замковой стражи. Причем Пург был очень плох. Настолько, что я не пошел к побережью, а остался в горах и прожил там целый год, выхаживая Пурга. Как потом выяснилось, именно это меня и спасло…
Батилей замолчал. А Грон сидел неподвижно, размышляя над рассказанным.
– А почему Владетель отдал такой приказ? – тихо спросил он спустя некоторое время. – Зачем он вообще послал Безымянных? Ведь все, что можно посчитать преступлением, вы совершили в другом Владении, а перед своим никак не провинились.
Батилей горько усмехнулся.
– Да потому, что мы осмелились противиться воле Владетеля. Браки такого уровня заключаются только с согласия Владетеля, а иногда и устраиваются им. Как было в случае с графом Адиата. Аздея обманула меня, сказав, что все придумал и устроил ее отец. Она вовсе не считала обман чем-то чудовищным или хотя бы постыдным, особенно если он был в ее интересах. Я вообще не понимаю, как в благородной семье могло вырасти такое убожество… Из-за своего своенравия она принесла смерть моей семье и несчастья своей. Ибо ее отца Владетель лишил всех титулов, имущества и изгнал его и всю его семью за пределы своего Владения. А мы провинились еще больше, ибо посмели открыто противиться воле Владетеля. Ну а это преступление – единственное, за которое виновных жестко карает каждый Владетель, вне зависимости от того, против воли кого из них они выступили.
Грон понимающе кивнул. Все понятно. Владетели могут сколько угодно собачиться между собой, но против любого покушения на саму их власть, на их права карать и миловать выступают единым фронтом. И это держало этот мир в его неизменности куда более крепко, чем самая великая и могучая магия. Когда правящие слои четко осознают свои общие интересы и готовы отстаивать их жестко, при возникновении малейшей угрозы забывая раздраи и выступая как единое целое, – никакие революции невозможны априори. Ведь Ленин не зря записал в качестве одного из главных признаков революционной ситуации положение – «верхи не могут». Причем революции случаются, когда, как правило, верхи не могут уже давно, потому что, только когда верхи уже давно это самое «не могут», появляется вторая половина этой формулы – «низы не хотят». А здесь пока с этим все было в порядке…
– И как же ты жил все эти годы?
Батилей пожал плечами.
– Когда Пург выздоровел, мы, как и планировал отец, добрались до побережья, но поплыли не на восток, во Владение Ганиада, а на юг, во Владение Икурума и дальше. Там нанялись в Цветной отряд и пять лет воевали во славу императора Негледа. А затем и в других местах. Там, на юге, Владения куда больше здешних, а сами Владетели, похоже, намного более уверенны в собственных силах. Так что там приграничные провинции отнюдь не островки спокойствия. И войны довольно часты. В общем, было чем заняться. Но там чужаку не подняться никак. Даже если ты разбогатеешь или получишь дворянский титул – все равно останешься в глазах местных ниже самого последнего нищего на припортовом базаре…
