Ставни окна на втором этаже с грохотом разлетелись, и в проеме окна возникла крепкая, рослая фигура. Сержант напрягся и положил руку на загривок Джуга, но тут хлестко хлопнула тетива арбалета, и земли коснулся уже труп. Сержант расслабился и выругался сквозь зубы. В общем-то фигура явно не подходила под описание, но кто его знает… В зияющем проеме что-то снова шевельнулось, и в то же мгновение к окну, под аккомпанемент хлопков спущенных тетив, мгновенно унеслись еще два арбалетных болта. Изнутри раздался сдавленный всхлип, и все затихло. Конечно, в такой ситуации существовала вероятность зацепить кого-то из своих. Но простые обучители уже вторую луну на ночь спускались в подвал и имели строжайший приказ на случай нападения запереть дверь и не открывать до самого утра. А остальные были ветеранами, прекрасно натасканными на ночной бой. И знали, что не может быть большей глупости в ночном бою, чем нарисоваться на фоне открытого окна, да еще находящегося под прицелом арбалетчиков. А уж если кто подставится, то сам виноват.
В этот момент Джуг встрепенулся и с еле слышным свистящим звуком выпустил воздух между зубов. Сержант насторожился. Джуг явно что-то почуял. Кремень легонько шевельнул пальцами, и лохматая тень огромными прыжками рванула влево, вдоль забора. Сержант бросился следом.
Он обогнул два угла, прежде чем увидел Джуга, взгромоздившегося передними лапами на какую-то бесформенную кучу и тихо рычавшего. Слева от пса маячила другая фигура с дрыном наперевес. Фигура была толстой, неуклюжей и, судя по неловким движениям, хромой. То есть для Джуга она никакой опасности не представляла. Но рядом могли быть другие. Сержант перешел на шаг и задержал дыхание, внимательно осматриваясь и прислушиваясь$7
— Уходи, Кривая Мать… уходи, беги… ты мне уже не поможешь… И смета, именем Имнекет молю… уходи… во имя того, что у нас было… беги…
Кремень не знал языка, на котором раздавалось это бормотание, но ему и так было ясно, что эти двое что-то злоумышляют против его Джуга. Наивные. Джуг был натаскан на схватку в конном строю, так что двое убогих вряд ли представляют для него какую-то опасность. Вернее, представляли. Сержант ухмыльнулся и, перехватив кортик за лезвие, с коротким замахом выбросил руку вперед. Фигура с дрыном коротко всхлипнула, палка выскользнула из ослабевших пальцев, и безжизненное тело опрокинулось на спину. Со стороны кучи послышался короткий стон, тут же перекрытый злобным рычанием Джуга, и все затихло. Кремень коротким броском преодолел расстояние до трупа и склонился над распростертым телом. Перед ним лежал труп старухи, она была крайне уродлива. Сержант повернулся ко второму поверженному и спустя мгновение довольно оскалился. Судя по всему, они с Джугом выполнили-таки свою задачу. Если он что-то понимал в словесном портрете, то под лапами Джуга испуганно скорчился именно тот, кого он не должен был упустить. На всякий случай сержант выдернул из шеи трупа кортик и, отозвав Джуга, склонился над распростертым телом:
— Кметлок-урод?
Из интонации вопрошающего Кметлок четко уловил, что если его ответ будет отрицательным, то склонившийся над ним ночной убийца просто равнодушно перережет ему глотку и исчезнет в ночной темноте. На мгновение его охватило желание отрицательно мотнуть головой и тем оставить с носом это исчадие ночных кошмаров, но звериная привычка до последнего цепляться за свою никчемную жизнь взяла верх. Он кивнул головой и натужно произнес:
— Да…
Старший появился спустя пару минут. В доме почти все затихло. Старший возник совершенно бесшумно, полностью оправдывая славу, которая закрепилась за «ночными кошками». Всего мгновение назад сержант окинул взглядом этот сектор и чуть повернул голову, чтобы посмотреть левее, но тут по шкуре Джуга, лежавшего у левой ноги, пробежала легкая дрожь. Кремень вновь посмотрел направо — в двух шагах от него уже возвышалась фигура, затянутая в темный комбинезон «ночной кошки». Старший окинул взглядом пленника, распластанного в позе «гнутого стрижа» (в этой позе человеку для того, чтобы пошевелить хотя бы пальцем, требовалось приложить усилие, которого в обычных условиях хватило бы на то, чтобы закинуть средних размеров бревно на уровень второго этажа), и удовлетворенно кивнул:
— Отлично, сержант. Пока я пообщаюсь с этим уродом, собери свою пятерку.
Кремень козырнул и исчез в ночной мгле. Старший наклонился над пленником и тихо произнес на языке Великого Хемта:
— Можешь опустить руки и бедра.
Кметлок обессиленно уронил конечности в пыль.
— Осторожно, не делай резких движений, перевернись на спину. — И после того как Кметлок выполнил команду: — Сядь.
Кметлок сел и уставился в лицо, до бровей закутанное темной материей, так что оно казалось лицом раба-асбинца.
— Хорошо, вижу, ты достаточно разумен, чтобы я рискнул дать тебе шанс остаться в живых.
Сердце Кметлока дало перебой. Он облизнул внезапно пересохшие губы и тонко проблеял:
— Что угодно господину?
— Мне нужен тот, кто подвигнул тебя напасть на школу. — Говоривший сделал паузу, но не успел Кметлок начать торопливо вываливать все, что знал, тихий и однако такой властный голос зазвучал снова: — Я не спрашиваю у тебя, где вы с ним встречались, что тебе о нем известно и где он назначил тебе встречу по окончании этого дела. Просто прими к сведению, что с ним желает познакомиться сам капитан Слуй. И подумай, как этому помочь…
8
За бортом плескалась вода. Сквозь прорезанные в корме узкие оконца в каюту вливался яркий солнечный свет. Над головой прошлепали чьи-то босые ноги. Там, за стенами каюты был обычный солнечный день. А здесь… Играманик почувствовал, как его вновь охватывает дрожь, и слегка повел плечами. В этот момент сидящий перед ним человек отложил перо и, выпрямившись, потер пальцами веки. Играманик замер — передышка окончилась. Человек отнял руки от лица, несколько раз согнул и разогнул пальцы и повернулся к Играманику.
— Ну что ж, продолжим. — Он заметил испуг Играманика, на лице его вновь мелькнула усмешка. — Не трясись, я же тебе сказал, что не ем человечины на завтрак, разве что иногда на ужин… а до него еще далеко. Да и вообще, мне нравится твое старание. Так что если ты и дальше будешь столь же послушен, я, пожалуй, ограничусь солониной.
Играманик затравленно кивнул…
В тот день он уже с утра почувствовал, что все пошло наперекосяк. Вернее, все пошло наперекосяк сразу же, как только он прибыл в Фивнес. Ему не удалось убедить Наблюдателя, что он вполне может заменить Гнерга. Гнерг был опытным Посвященным, и его знали лично многие из местной сети Ордена. А на Играманика смотрели пока лишь как на мальчика на побегушках. У него не было способности Эсмереи сразу же внушать к себе уважение, не отличался он и особым умом или звериным нюхом. Основным талантом, который развился в нем за время обучения в Школе, был талант выживания.
Говорят, раньше, когда Орден правил миром во всем своем могуществе, у него было много различных школ, большая часть которых располагалась в Горгосе. Им рассказывали, что в начале Эпохи Хранители специально «подработали» мифологию культа Магр, выкристаллизовавшегося из верований людей, переживших Катаклизм, для того, чтобы под ее прикрытием действовать совершенно свободно. Но даже в то время Школа Скалы стояла в их ряду особняком. Как, впрочем, и сама Скала. Большинство Посвященных низших рангов даже не знали о ее существовании, а те, кто что-то слышал, по большей части считали ее легендой, фантомом, сказкой, причем чрезвычайно глупой и, скорее всего, придуманной врагами и завистниками Ордена. Какая Скала? Есть Остров, средоточие блеска и могущества Ордена, есть Посвященные, есть Наблюдатели, есть обычные люди — паства и поле Ордена, зачем еще в этой стройной системе придумывать какую-то Скалу? И даже те, кто знал, что Скала действительно существует, всегда считали ее нелепым вывертом, странным капризом Творца. Поэтому обитатели Скалы всегда жили своим замкнутым мирком, пася своих немногочисленных овец на полях, расположенных по другую сторону Великой пустыни, и особо не высовываясь. Вертикаль Посвященных, подчиненных Хранителю Ока, всегда была немногочисленной и по большей части формировалась из выпускников Школы Скалы, иногда, впрочем, разбавляясь проштрафившимися Посвященными из других вертикалей, поскольку остальные Хранители считали Скалу отличным местом для ссылки. Короче, Скала и все с ней связанное было неким табу, соблюдавшимся не столько из опасения быть наказанным, сколько из-за того, что в «обществе» говорить о подобных вещах считалось неприличным. Такое положение дел не могло не сказаться на Школе, и все время своего существования Школа испытывала дефицит достойных обучителей. Так что это заведение скорее напоминало не школу, а некий дрессировочный загон. Поэтому способность к выживанию там значила гораздо больше, чем талант, светлая голова или умелые руки. Впрочем, такой подход имел свои преимущества, в конце концов такие самородки, как Эсмерея или окончивший эту же Школу нынешний Хранитель Эхимей, лишь огранили в ней свои таланты, а иные, не сумевшие сдать самый главный экзамен Школы, сгинули, не успев в самый неподходящий момент навредить Ордену своей смертью. Но все дело было в том, что подавляющее большинство выпускников к моменту выпуска овладевали только одним этим предметом, а в остальном оставались такими же тупицами, как и в тот день, когда переступили порог этой школы-загона. А, как он теперь убедился, для того чтобы противостоять ЭТОМУ Измененному и его проклятому Корпусу, этого было явно недостаточно…
